Капризы женской любви - Людмила Леонидова

— Как ты догадалась, что она уехала с ним?

— «Хороший вопрос!» — так мой учитель музыки любит говорить. Я бы не догадалась, если бы она одновременно не собралась на тот же показ. Папка все время на работе. Моя мама сказала, что от такого каждая сбежит. Женщинами нужно заниматься. А он что?

— Таня, а твоя мама кто? — впервые поинтересовалась я. Чувствовалось, что девочка без нее тоскует.

— Манекенщица.

— Нет, правда? — Я не могла подумать, что такая неказистая девочка могла родиться от красивой манекенщицы и отца с хорошими внешними данными. После разговоров с Сандрой я зависла на этом пункте.

— Он ее для эскорта выбрал. Вернее, не он, а дядя Сережа, знаешь такого папиного друга?

— Слышала. — Теперь я точно знала, кого мне напоминает Танька. Я видела в кабинете отца фотографию его с Сергеем — маленьким, толстым, коренастым.

— Так вот, мама на «Мисс Европы» в конкурсе участвовала, но ее не выбрали. Только приз зрительских симпатий достался. Тогда фирма, занимающаяся конкурсами, стала оставшихся топ-моделей для эскортов в фирмы раздавать. А у папы с дядей Сережей фирма молодая была, неизвестная. Вот они ее и взяли. Может, ты видела их рекламный ролик с манекенщицей, демонстрирующей постельное белье?

Я вспомнила день знакомства с отцом и тот рекламный ролик, загорелую манекенщицу с отличной фигурой.

— Видела.

— Красивая?

— Очень, — сказала я Тане.

— Да, моя мама — класс! А потом дядя Сережа захотел маму выгнать.

— Почему?

— Потому что я должна была родиться.

— Она забеременела?

— Да. Она же работала на них, а если манекенщица беременна, какая работа? Ведь у дяди Сережи с отцом бизнес совместный был, и они решать по отдельности ничего не могли. Тогда дядя Сережа сказал: «Если не хочешь выгонять, женись на ней». И папа женился. А потом я родилась.

Мне теперь все стало ясно. Я вспомнила рассказ мамы о некрасивом прыщавом парне с высокопоставленным отцом и дачей на Рублевке. О том, как он ухаживал за мамой, как потом они с отцом поссорились… Значит, эта манекенщица забеременела от Сергея, а отцу сказала, что от него. Или, наоборот, не врала, отец знал, что Танька — ребенок Сережи, и из благородства женился?

— А когда они развелись?

— Что ты мне допрос учиняешь? — недовольно буркнула Танька. — Мама сразу же после декрета работать пошла. Папа не пускал, хотел, чтобы она ребенком, то есть мной, занялась.

— А она?

— Зачем, чтобы талант и красота пропадали?

— Это она тебе все рассказала?

— Да. Только я ее не обвиняю. Любой бы на ее месте…

Каждый ребенок любит свою мать на подсознательном уровне и ее защищает. Теперь я научно подходила к проблеме.

— А ты с ней видишься?

— Нет, она за границу уехала. По телефону разговариваю.

Я посмотрела другими глазами на несчастную, никому не нужную некрасивую девочку Таньку. Но ее жалеть не было времени. Нужно было пожалеть себя. Я продолжила допрос:

— Откуда твоя мачеха знакома с Владом?

— Ты, наверное, познакомила.

— Я-я?

— Тогда не знаю. Не папа же. Я припомнила, что однажды Юля приезжала к отцу в офис, когда я приводила Влада. Это было очень давно, когда еще между нами почти ничего не было. Ничего не было. А может, и сейчас между нами… Слезы хлынули из глаз. Так вот почему он меня так выпроваживал в Америку!

— Таня, ты, случайно, не знаешь, а папу кто познакомил с Юлей?

— Знаю.

Безродная Танька знала все. Ей, брошенной родителями, нужно было как-то выживать в этой непростой ситуации.

— Может, опять скажешь, это его друг дядя Сережа познакомил?

— Не-е. Я.

— Как это ты?

— Мы летели к маме за границу. Я еще маленькой была. Папа хотел, чтобы она на меня посмотрела, как я выросла и какая красивая стала. Ты знаешь, какая я в детстве хорошенькая была?

— Ты и сейчас красавица, — приободрила я девочку.

— Ну так вот. Юля в самолете стюардессой работала. Кажется, главной.

— Старшей, — поправила я.

— Мы хоть и первым классом летели, только меня все время укачивало.

Она ко мне подсела и стала рассказывать, что ее сына, Вовика, тоже в самолете укачивает. Ну, в общем, развлекала меня. Соки разные предлагала, жвачку. Подлизывалась к папе. Он такой крутой, в костюме красивом, в галстуке. Она тоже ничего, в пилоточке, стройная, молодая. Вот папа на нее внимание и обратил. Она ему коньяк все подливала и подливала. Потом папа куда-то подевался. Я заплакала и пошла его искать.

— Нашла? — уже догадываясь, что она мне расскажет дальше, спросила я.

— Да, она его в туалете целовала. Прямо взасос. К раковине прижала и на шее повисла. До сих пор висит. Потом они встречаться стали. Она к нам приходила домой. А потом Вовика привела, чтобы я с ним познакомилась. Заботливую такую из себя изображала. Потом Машку родила, потом к нам перебралась, и они с папой ссориться стали. Она воспитывать нас не хотела, только по магазинам шастала, шмотки всякие покупала, мебель. Папа и повариху, и гувернантку, и няньку для нас нанял. Знаешь, Надежда, — по-взрослому заявила Танька, — когда у меня свои дети будут, никому их не доверю. Вот как только рожу, так целыми днями с ними сидеть буду, «агу» им говорить, ласкать.

— А что мама твоя тогда?

— Когда?

— Когда вы к ней повидаться летали.

— Маме одна французская фирма предложила контракт. У нее совсем времени для нас не было. Мы с ней встретились в ресторане. Она такая красивая была. Она и сейчас красивая… я думаю. И вообще она за француза замуж вышла. Он ее продюсер.

— Да-а, — впервые услышав признание Тани, протянула я.

— Надь, а зачем детей заводят?

Я понимала, что вопрос заключается не в том, как их заводят, потому что «про это» Танька могла просветить даже взрослого. Девочка хотела знать — для кого матери-кукушки рожают детей? В ее вопросе заключалась боль брошенного и никому не нужного ребенка. От ее разговоров мне стало совсем плохо. Потому что кто-то, а именно Влад, уговорил меня стать такой же матерью. Сейчас, осознав всю жуть того, что могла натворить в своей жизни, я расклеилась окончательно.

— Только ты папе ни-ни о том, что Юля с твоим Владом укатила, — напомнила мне Танька, — и вообще никому. Я ведь только тебе, потому что ты моя старшая сестра. А они пусть сами разбираются. Если папа ее бросит, у нас совсем никакой мамы не будет.

Ни у Машки, ни у Вовика… — Про себя она не сказала. — У него и так какие-то неприятности. Сердце, говорил, болит.

— У папы болит сердце?

Глава двадцать вторая

После разговора с Таней я почувствовала, что у меня тоже заныло сердце.