Зачарованный книжник - Кристофер Сташеф

Клотильда молчала, с одной стороны, впечатленная объемом его знаний, с другой — пораженная тем, что кто-то чистосердечно назвал ее доброй женщиной.

— На Грамарии еще много страждущих душ ждет моей помощи, — пояснил монах. — И я должен идти туда, где требуется мой дар целителя. Ведь идет незримая война с некоей силой в этой вселенной. Имя ей — Энтропия, и она постоянно нарушает естественный ход вещей. Именно Энтропия заставляет все идти вкривь и вкось, подталкивая наш мир в конечном счете к Хаосу, несущему людям всяческие несчастья, горести и даже гибель. Болезнь — один из аспектов этого явления, ведь она нарушает нормальное развитие организма, и Беспорядок заявляет свои права на нашу бренную плоть.

Следовательно, чтоб победить, нам надо поддерживать в ней Порядок, облегчая тем самым человеческие страдания.

Клотильда нахмурилась, осознавая услышанное.

— Ты хочешь сказать, что если я намерена сражаться с болезнью и побеждать смерть, мне тоже необходимо поддерживать Порядок внутри себя?

— Внутри и снаружи, — монах положил руку ей на плечо. — Тебе необходимо создать именно такую упорядоченную организацию, а от меня ты получишь первые правила, на которых она должна базироваться.

Клотильда судорожно вздохнула и потянулась к его руке, потому что ей показалось, будто ее тело пронзили раскаленные молнии, проникая не только в мозг, но и в самое сердце. Однако ее рука остановилась в нескольких сантиметрах от длани монаха, а его глаза цепко удерживали взгляд отшельницы, пока обещанная информация перетекала к ней из его сознания.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Когда этот поток прекратился, монах убрал руку.

Заглянув в себя, Клотильда осознала, что горечь и ненависть ушли из ее сердца. Нет, конечно, она помнила все оскорбления, нанесенные ей односельчанами, но они больше не ранили ее. Былые обиды казались такими далекими, как будто все это произошло с другим человеком.

— Так ты принимаешь эти правила? — спросил монах.

— Да, от всего сердца, — прошептала Клотильда.

Она хотела опуститься перед ним колени, но монах мягким движением удержал ее.

— Ты не должна преклонять колени передо мной, сестра моя во Христе! — возразил он. — Я всего лишь человек, который стремится быть хорошим и нести людям добро. К тому же, не всегда преуспевает в этом.

— Ну, мне-то и моим близким ты очень помог.

— Верни этот долг, делая добро другим людям. Это — первое правило Ордена целителей: использовать знания лишь для того, чтобы помогать другим людям или защищать себя и своих подопечных от опасности. Но скоро тебе предстоит узнать, что иногда атаку легче отразить, оказав помощь врагу, а не побеждая его.

— Я так и буду поступать, — едва слышно прошептала Клотильда.

— Что ж, это уже хорошо, но мне бы хотелось попросить тебя о большем. Используй данное тебе знание, чтобы помочь любому страждущему, готовому последовать за тобой, никогда не отворачивайся ни от одного больного, — Клотильда нахмурилась, глядя в глаза монаха и пытаясь прочесть там ответ.

Она не понимала, зачем брать с нее такое обещание.

Тем не менее она произнесла:

— Я согласна жить по этим правилам. И сделаю все, что в моих силах, для установления Порядка, о котором ты говорил.

— Преданное сердце! — монах наконец-то улыбнулся — широко и ослепительно.

Затем, однако, улыбка исчезла с его губ, и он посмотрел куда-то в сторону:

— Но я чувствую еще чью-то боль — и немалую! Я должен спешить туда, чтобы нести исцеление. Может быть, я еще вернусь, чтобы дать имя твоему Ордену.

Бог тебе в помощь, добрая женщина!

— Но куда ты направляешься?

— Туда, где я нужен. Прощай!

Когда дверь закрылась за его спиной, Клотильда рванулась вслед. Она вскочила со своего тюфяка, шатаясь, подбежала к двери, рывком отворила ее и замерла. Снаружи никого не было. Более того, не было видно даже следов монаха — лишь снег, кружась, падал на землю.

— Это было чудо, — прошептала одна из монахинь — слушательниц матери настоятельницы.

— Возможно, — осторожно согласилась та. — А может быть, он был всего лишь обычным монахом, одним из многих. Мы знаем, что они в своих монастырях постоянно ищут новые применения для тех необычных способностей, с которыми рождаются некоторые люди…

Гвен хотела было рассказать им о том, сколь редки подобные пси-способяости вне их планеты, но передумала.

— ., возможно, он был именно таким монахом, путешествующим с миссией, возложенной на него настоятелем монастыря. Естественно, в методах его лечения не было ничего чудесного — мы и сами владеем этими методами. А бездонный горшок мог оказаться просто очень большим горшком при тех малых порциях, что съедали больные.

— Но был еще шрам, — заметила одна из пожилых монахинь.

— Да, след от ожога, от запястья до запястья, через обе руки и грудь, — кивнула мать настоятельница. — Должно быть, он жестоко пострадал в молодости и через собственную боль познал необходимость всепрощения, о котором говорил.

— Но, возможно… — Гвен понимала, что мать настоятельница пыталась дать рациональное объяснение там, где остальные монахини видели чудо.

Сестра Патерна Теста даже не ответила на невысказанный вопрос. Она просто сидела и ждала, когда пожилая послушница напомнит Гвен известные факты:

— Святой отец Видикон был опален подобной молнией, это и послужило причиной его смерти.

Гвен в удивлении вскинула взгляд. Насколько она знала, отец Видикон сознательно схватился за два высоковольтных провода, понимая, к чему это приведет.

Однако здесь, в культуре этого народа, они предпочитали говорить о молнии. Гвен хотелось возразить, что молния не оставит подобного следа — дело ограничилось бы шрамами на ладонях, но затем передумала.

Зачем? Людям свойственны заблуждения.

— Так вы верите, что ваша обитель началась с явления самого святого отца Видикона?

— Возможно, — допустила мать настоятельница. — Хотя, пожалуй, у нас гораздо больше желания верить в это, чем оснований.

Большинство окружающих склонили головы, некоторые — не успев даже скрыть улыбку, но тем не менее в глазах всех женщин можно было прочитать оживление.

Что касается Гвен, она была вынуждена согласиться со словами матери настоятельницы, хотя и хотела бы поверить в чудо. Ее почему-то огорчала мысль, что названный монах мог быть просто человеком, пусть и могущественным эспером.

— А известно, как выглядел этот монах? — спросила она. — Запечатлен ли где-нибудь его образ?

— О, да! Ведь Мэрил в своем полузабытьи являлась свидетельницей всего происходившего, а она очень искусно владеет кистью, — сестра Патерна Теста поднялась. — Пройдемте в церковь, я покажу вам его портрет.