Младший брат - Кори Доктороу

На следующее утро я чувствовал себя, как зомби. Мы с Энджи болтали — скорее, флиртовали — до четырех утра. Хорошо, что день был субботний, и я продолжал валяться в постели, будто в коме, страдая от недосыпа и жуткого похмелья, так что с трудом мог связать вместе две мысли.

К полудню я заставил себя подняться и выползти на свежий воздух. Меня сразу потянуло к моему знакомому турку выпить живительного кофе. В последнее время, если со мной никого не было, я постоянно наведывался к нему в магазин, как в закрытый клуб.

По дороге я увидел множество недавно нарисованных граффити. Мне нравились граффити Мишн-дистрикта, часто представляющие собой огромные, яркие панно или ироничные трафаретные рисунки студентов художественного колледжа. Мне нравилось также, что наши районные тагеры не сложили руки и продолжают делать свое дело под носом у ДНБ. На мой взгляд, это тоже своего рода икснет, канал общения и обмена информацией со своими заморочками, типа где достать краску, как не попасть под камеру наблюдения и прочими. Я обратил внимание, что объективы некоторых камер залиты краской из баллончиков.

А может, этим тоже занимаются икснетовцы?

На стене, огораживающей территорию автомастерской, кто-то вывел десятифутовыми потекшими буквами: НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25.

Я даже остановился. Неужели один участников вчерашней тусовки явился сюда с банкой краски? Многие из них действительно проживали поблизости от этого места.

Выпив кофе, я немного побродил по городу. Меня так и подмывало позвонить кому-нибудь. Раньше я всегда названивал друзьям от субботнего безделья, спрашивал, не нужен ли какой фильмец или еще чего. Но чей номер мне набрать сегодня? Ван со мной не разговаривает, с Джолу я сам, пожалуй, пока не готов общаться, а Даррел…

Позвонить Даррелу у меня нет возможности.

Приняв еще одну дозу турецкого кофе, я вернулся домой и порыскал немного по икснетовским блогам. Их было множество и почти все анонимные. Выйти через них на автора можно разве что, если он сам — нарочно или по глупости — укажет свое имя и адрес. Большинство блогов вообще не касались политики, однако на многих авторы говорили о своих школах, о творящихся в них несправедливостях, о действиях полиции, о граффити.

Оказалось, что информация о предстоящем концерте в парке Долорес уже с месяц кочует с блога на блог, но я каким-то чудом ухитрился ее не заметить. Фактически в икснете уже сформировалось целое движение под лозунгом «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25».

Теперь понятно, откуда подцепила его Энджи. Хороший лозунг.

Утро понедельника. Мне захотелось опять пройти мимо того магазинчика анархистской литературы и, может быть, купить плакат Эммы Гольдман. На память.

По дороге в школу я свернул на Шестнадцатую и Мишн, дошагал до Валенсии и перешел на другую сторону улицы. Магазин еще не открылся, но я хотя бы запомнил часы работы и убедился, что плакат на месте.

Продолжив свой путь по улице Валенсии, я только диву давался, как часто попадается на глаза «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25». Процентов пятьдесят магазинов выставили на витринах товары с начертанным на них «НЕ ВЕРЬ…» — баульчики для школьных завтраков, пупсовые распашонки, пеналы для карандашей, бейсболки. Еще бы, торговцы чутко реагируют на спрос, становятся все оборотистей, приноравливаются к тому, что каждые день-два в Интернете появляются все новые фишки, и выбрасывают на прилавки подогнанные под них шмотки и прочее барахло. Предположим, в понедельник вы находите в своем почтовом ящике ссылку на видеоролик, в котором потешный человечек взлетает с помощью заплечного реактивного двигателя на газированной воде, а во вторник уже можете приобрести футболки с напечатанными на них кадрами из этого клипа.

Но увидеть в магазинах икснетовскую информацию было просто удивительно. Теперь даже на фирменных, искусственно заношенных джинсах с заплатами красовался вышитый лозунг «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25», стилизованный под надпись шариковой ручкой.

Добрые вести не лежат на месте.

Войдя в класс, где мисс Галвез предстояло провести с нами урок обществоведения, я сразу увидел на доске все тот же лозунг. Мы сидели за партами, с улыбками поглядывая на доску. Нас всех ободряло и воодушевляло чувство, что мы можем доверять друг другу и понимаем, кто наш общий враг. Наверное, это чувство не вполне отражало действительность, но и полной выдумкой не было тоже.

Пришла мисс Галвез, поправила одной рукой волосы, положила на стол и включила свой скулбук. Потом взяла кусочек мела и повернулась к доске. Все засмеялись. Без подначки, по-доброму, но засмеялись.

Мисс Галвез обернулась. Она тоже смеялась.

— Похоже, у нас в городе эпидемия лозунгов. А кто из вас знает, откуда взялась эта фраза?

Мы переглянулись.

— От хиппи? — предположил кто-то, и все опять засмеялись. В любой части Сан-Франциско можно встретить хиппи — от шмалящих марихуановые косячки старомодных, с огромными, стремными бородами и в радужно расцвеченных прикидах, до нового типа, попрезентабельнее и, наверное, больше склонных поиграть в футбэг, чем протестовать.

— Верно, от хиппи. Но в наши дни, когда заходит речь о хиппи, чаще говорят об их одежде и музыке, хотя это лишь второстепенные черты эпохи шестидесятых годов с ее важными общественными процессами. Вы, конечно, слышали о движении за равные гражданские права и отмену расовой сегрегации. Белые и чернокожие подростки, ваши ровесники, ехали автобусами в южные штаты, где черные составляют большинство избирателей, и участвовали в организации акций протеста против официальной политики государственного расизма. Многие известные борцы за гражданские права родились и выросли в Калифорнии. Мы всегда выделялись повышенной политической активностью по сравнению с остальным населением США, и в нашем штате чернокожие рабочие первыми смогли вступить в профсоюзы вместе с белыми и получили равные с ними права на рынке труда. Так что черным у нас жилось получше, чем их братьям на юге.

Мисс Галвез помолчала немного, как будто что-то вспоминая, и продолжила:

— В движении «Наездники свободы» всегда участвовали студенты из Беркли. Набор добровольцев для отправки на юг производился за информационными столами, установленными в университетском кампусе на Банкрофт-энд-Телеграф-авеню. Кто-то из вас, вероятно, обратил внимание, что те столы сохранились по сей день. Руководство университета пыталось воспрепятствовать этой практике. Президент запретил политическую деятельность на территории кампуса, но юные борцы за гражданские права продолжали действовать, несмотря ни на что. Полиция пыталась арестовать студента, который за одним из информационных столов раздавал агитационную литературу. Они затолкали его в полицейский фургон, однако машину тут же окружила толпа в три тысячи студентов и не выпустила ее из осады. Полиции пришлось отпустить задержанного, а студенты с крыши фургона произносили речи в защиту Первой поправки к Конституции и свободы слова.

В классе царила мертвая тишина, а мисс Галвез продолжала свой рассказ:

— Это событие послужило толчком для активизации движения за свободу слова и положило начало новым молодежным субкультурам, от хиппи до более радикальных студенческих организаций. Появились также группировки, проповедующие «блэк пауэр», среди них — знаменитые «Черные пантеры», а потом и «Розовые пантеры» и другие объединения, защищающие права сексуальных меньшинств; радикальные женские организации и даже движение «сепаратистских лесбиянок» за полную отмену мужского пола как такового! И, конечно, йиппи. Кто-нибудь из вас слышал о йиппи?

— Это не те ли, что подняли в воздух Пентагон? — спросил я, припомнив виденный мной документальный фильм.

Мисс Галвез засмеялась.

— Я совсем забыла о той истории, но ты прав, это были они. Йиппи — своеобразные хиппи от политики, только не такие серьезные, как мы с вами привыкли думать о современных политических деятелях. Они много озорничали — прикалывались. Швырялись деньгами на торгах нью-йоркской фондовой биржи. Собирали сотни протестующих демонстрантов в кольцо вокруг Пентагона, и те хором произносили магическое заклинание, которое якобы должно было поднять огромное здание в воздух. Еще йиппи изобрели мнимую разновидность ЛСД, которую можно распылять на окружающих, стреляли ею друг в друга из игрушечных водяных пистолетов и симулировали наркотическое опьянение. Они были великими режиссерами, и организованные ими политические акции становились блокбастерами телевизионных новостей. Один йиппи, клоун под псевдонимом Уэйви-Грэйви, нарядил сотни демонстрантов в костюмы Санта-Клауса, и тогда вечером перед ошеломленными телезрителями появились удручающие кадры того, как полиция хватает и волочет по асфальту добрых сказочных стариков. Очень многих действия полиции возмутили и заставили протестовать.