Факир - Ник Майер

И все это делалось без единого крика или стона, без жалоб и вздохов, а напротив, радость светилась в их глазах, устремленных кверху, как будто они видели там разверзтые небеса и в них свою богиню, улыбающуюся им… Оркестр, невидимый теперь, аккомпанировал этой сцене странными, хватающими за душу звуками… лампы и факелы, казалось, пылали сильнее, и ночные птицы, влетавшие в храм через отверстия в кровле, кружились над головой фанатиков, тяжело хлопая крыльями и испуская зловещие крики, гармонировавшие с этой отвратительной сценой.

Между тем толпа заволновалась, по рядам ее прошел смутный говор, шептанье… Шум возрастал с каждой минутой и, наконец, превратился в сплошной гул, крик, вылетавший из тысячи ртов этих опьяненных пляскою и кровью фанатиков.

– Вирвир! Вирвир!

– Вирвир! – спокойно произнес верховный жрец повелительным голосом.

Слово «вирвир» означало последние, самые ужасные и самые отвратительные испытания, разыгрывавшиеся только тогда, когда религиозное воодушевление верующих доходило до пароксизма. Пока Тиравалювер отдавал приказания, над толпой стоял все тот же гул. Нирванисты с лихорадочным нетерпением ожидали зрелища, крови и мучений, от вида которых содрогнулся бы всякий другой.В вирвире не участвовали, как в обыкновенных испытаниях, простые туги, выходившие на добровольную пытку прямо из толпы. Только немногие избранные были достойны этого, и назначение жертв зависело от самого кровожадного божества.

Вот каким образом это происходило.

Верующий, отдающий себя на волю идолов, подымается на пьедестал и трижды обнимает изображение Джа- герната или Баларамы. Если изображение остается неподвижным, он удаляется, ибо боги не желают принимать его жертвы собой; если же, напротив, жертва принимается, то тогда, по новому чуду или, вернее, благодаря искусству жрецов, поднятые руки идола опускаются и прикасаются к плечу просящего.

Последний, радуясь этому знаку благоволения со стороны богов, спускается с возвышения, провожаемый завистливыми взглядами остальных нирванистов, и предается испытаниям, какие он сам себе выбрал.

В большинстве случаев это так называемое испытание гарпуном. Человек обнажает верхнюю часть своего тела и приказывает связать себе руки и ноги.

Затем его ставят под железным крюком, свешивающимся с потолка, как раз перед изображением идолов. Этот крюк глубоко вонзается в обнаженную спину… еще мгновение и… жертва блоком подымается на воздух, обрызгивая кровью всех близко стоящих. В таком положении ему привязывают к ногам веревку и начинают раскачивать в ту и другую стороны, пока он тяж естью своего тела не сорвется с крюка, оставив на нем куски мяса и крови, и не рухнет на обагренную его же кровью землю.

Однако расстроенное воображение фанатиков выдумывает еще более ужасные сцены, которые невозможно изобразить пером.

Вот, например, старик с искалеченными членами, что он считает за счастье, с восторженным выражением лица спускается с пьедестала и, схватив топор, отрубает себе кисть левой руки и кладет ее на алтарь в виде жертвы кровожадному божеству, потрясая своей отрубленной рукой. Вот уже двадцать лет он добивается, чтобы выбор богов пал на него, и сегодня он принят своей богиней. Что ему значит рука, когда сами боги остановили на нем свой выбор, осчастливили его своим прикосновением! А сколько людей завидуют ему.старику, и готово отдать в жертву не только одну кисть, а все тело, даже самую жизнь…

Немного дальше молодая девушка приближается к жаровне, находящейся на мистическом треножнике, и хладнокровно кладет свою руку на горячие уголья. Мясо и кожа горят, распространяя вокруг неприятный запах, а она держит на огне руку до тех пор, пока кость совершенно не обнажается. Девушка все время улыбается и ждет пока не обуглится кость.

А там молодой человек, еще совсем юноша, взял щипцы, засунул их в рот и., через несколько мгновений бросил на землю, к ногам, свой вырванный язык. И ни один мускул не дрогнул у него на лице.

Храм все обагрялся кровью: она течет целыми струями по алтарю; ею залиты идолы, она собирается в канавки, прорытые вокруг центрального столба и треножника. Атмосфера храма сделалась тяжелой, удушливой, напитываясь испарениями теплой крови. Глаза идолов горят по-прежнему, но не зеленым пламенем, как вначале, а красным! Из их ртов выползают змеи и медленно обвиваются вокруг туловища. Змеи шипят и обнажают свои ядоносные клыки; вытянув шеи, они ползают по алтарю между кусками человеческого мяса, по лужам крови, по ногам этих несчастных людей, тянущихся вереницей друг за другом обнимать идолов и предавать себя мучениям. Невидимая музыка замолкла. Вместо нее раздается ритмическое пение факиров, которое можно сравнить с завыванием собак, издыхающих от голод; факиры воют и воют, пока в изнеможении не падают без чувств на землю.

Тут Тиравалювер снова поднял свой молот и трижды ударил в гонг. Затем, взойдя на третью ступеньку яшмовой лестницы, чтобы его видела толпа, он сделал знак, что хочет говорить.

Все остановилось; глаза идолов потускнели; факиры замолкли, и все со вниманием обратились к верховному жрецу. В этом внезапно воцарившемся молчании было что-то магическое. Ясно, что великий момент наступил.

– Братья, – начал верховный жрец, – богиня Кали присутствует при наших таинствах и благословляет их. Но мы не прославили ее в достаточной мере. Намостается выполнить великое дело посвящения в таинство.

– Сегодня богиня дает нам нового владыку, святого, избранного ею, чтобы заменить меня, избранного после семи лет общения с Кали, в недрах очистительной смерти!

– Этот святой, наш владыка, – Сукрийяна. Во все время, пока не сменились семь раз двенадцать лун, он пребывал погребенным у ног богини. Пусть она сделает знамение, и Сукрийяна оживет. Пусть Сукрийяна оживет и владычествует над нами. Братья, помолимся же, чтобы свершилось это чудо! Да услышит нас Кали! И пусть Сита, жрица ее, с непорочным и прекрасным лицом, как цветок лотоса, явится нам и откроет завесу, отделяющую от нас вход в его священную гробницу!..

II

При последних словах верховного жреца глаза нирванистов обратились на верх, в святилище, ожидая, что вот-вот подымется отделявшая его от храма завеса. И действительно, через несколько мгновений завеса поднялась и на возвышении из яшмы появилась женская фигура и безмолвно остановилась в ожидании дальнейших распоряжений Тиравалювера.

Женщина с головы до ног была окутана шелковым покрывалом, поверх которого целою волною был наброшен тюль. Этот же тюль, ниспадая на лицо, почти совершенно скрывал его черты, кроме подбородка и губ, покрытых густым слоем румян, что требовалось уставом для девадаси святилища.