Так было суждено - Неизв.

Спустя пару секунд Кира отпустила Марину.

— Ты изменилась… — против воли вырвалось у светловолосой.

— Все меняется, солнышко, — улыбнулась девушка. — Да, я покрасилась, подстриглась… разве я теперь выгляжу плохо?

— Ты всегда выглядела прекрасно, — наконец-то позволила себе улыбнуться Марина. — У меня… столько вопросов, столько всего накопилось, столько нужно рассказать тебе.

— Брось, Марин. Все в прошлом. Я вернулась, так что все чики-пики, — подмигнув девушке, произнесла Кира.

Еще одно замечание, которое оцарапало душу Марины, стоило только девушке заметить глаза Киры. Они всегда были карие, но в этом полумраке комнаты — свет был только от настольной лампы — они казались двумя черными кругами.

— Да у тебя глаза на обсидианы похожи. Раньше они чуть светлее были…

— Это всего-навсего освещение, — отмахнулась Кира. — Ну, что? Скучала? — в темных глазах вспыхнули коварные бесенята. — Кстати, как Таня? Не помирились еще?

Марина изумленно посмотрела на девушку.

— Почему ты об этом спрашиваешь? Ведь из-за нее ты и…

— Ах, да, точно, — спохватилась Кира, отводя глаза в сторону. — И правда, что это я? — улыбнулась девушка, а затем, помолчав пару минут, добавила: — Слушай, мне тут еще столько всего разбирать. Не против, если завтра поговорим, м? Все равно же воскресение.

— Да, конечно, — натянутая улыбка заиграла на губах девушки.

Марина встала и, пожелав Кире спокойной ночи, вышла из комнаты. Закрыв за собой дверь, светловолосая прислонилась спиной к двери Яниной — а теперь и Кириной — комнаты и опустила голову вниз. Волосы заслонили лицо девушки.

Старая связь, которая вот-вот должна была только укрепиться, наоборот, слабо звякнула, словно желая порваться, но в последний момент передумав, сильно натянулась вместе с душой светловолосой, заставив ту наморщить лоб будто бы от напряжения.

Еще немного, и девушка, возможно, не выдержала бы внезапно накатившего напряжения, но тут вынырнула Яна. Сероглазая не шла, а танцевала, причем партнером в танцах выступал бедный и несчастный котенок. Он уже устал сопротивляться полоумной девушке и лишь жалобно мяукал, прося о быстрой и безболезненной смерти.

— О Марина! Марина! Марина! Кто может быть счастливее меня? Ты представляешь! Всего лишь слабое прикосновение дало мне намного больше, чем страстный се…

— Точно не я, — вполголоса ответив на вопрос Яны, запоздало отозвалась девушка.

Яна, заметив-таки, что Марина явно не в самом лучшем расположении духа — в ее представлении, если бы Марина была бы рада, она танцевала бы шаманские танцы, — прекратила кружиться в странном и подозрительном танце и озадаченно взглянула на подругу.

— Она изменилась, — словно чувствуя немой вопрос девушки, произнесла вполголоса Марина.

— Что? Потолстела? — хохотнула Яна.

Марина никак не прореагировала на шутку.

— Ой, е…

— А что я хотела? Что вернется человек из прошлого? Глупо.

— Я…

— Я должна быть рада, что она приехала, — подняв глаза на Яну, Марина уверено взглянула в серебряные глаза девушки. — И я буду рада… но сейчас мне лучше пойти спать. Доброй ночи.

— А…

— Я рада, что наконец-то увидела тебя по-настоящему счастливой. Прости, что испортила настроение.

И с этими словами девушка сделала то, что делала всегда: ушла, не дождавшись ответа.

====== Парк неразвлечений ======

Юля проснулась в девять утра с мыслью: «Боже, я все еще здесь». Настроение у девушки было не самым лучшим, но до депрессивного состояния кареглазая предпочитала никогда не скатываться, так как знала, насколько сильно такое состояние бесит большинство окружающих людей. Несмотря на свою бесконечную неугомонность и природную безрассудность, девушка все-таки иногда думала о других — все же больше, чем совсем не думать.

Потянувшись так, что захрустело все, что только можно, Юля начала лихорадочно соображать, не сломала ли она чего, а то звук был такой, словно где-то сдвинулись тектонические плиты. Пошевелила одной рукой, второй, повертела головой, подрыгала ногами — фух, вроде все цело, облегченно подумала кареглазая.

Как и всякая порядочная утренняя мысль, которая медленно доходила до еще не проснувшегося мозга девушки, далась она Юле с трудом. Однако спустя пару секунд напряженных шевелений извилинами, кареглазая вспомнила все события вчерашнего дня. Не сказать, что она была очень рада нахлынувшему ледяному потоку воспоминаний. Теперь девушка думала: «Боже, почему я все еще здесь?»

Юля посмотрела на пустующую и аккуратно застеленную кровать Марины. Либо девушка не ложилась сегодня вообще, либо была где-то и с кем-то.

«С Кирой», — резануло по мыслям девушки.

Кареглазая хмыкнула и решила попробовать отнестись к этому философски. Философски не получилось, так что, напустив на себя безразличный ко всему вид, девушка закрыла от мира свою душу. Но она не учла того, что от себя уж точно не закроешься.

Быстро умывшись и приведя в относительный порядок свой хаер, Юля в последний раз взглянула на себя в зеркало и, хищно улыбнувшись соблазнительному отражению, медленно растягивая слова, произнесла:

— Как обычно: ничего хорошего тут не видно… Но ничего, вот увидит она меня, сразу же слюнки потекут! Так-то!

Уверенно кивнув самой себе и надев черные кожаные перчатки без пальцев — последний штрих рокового образа, — девушка перекинула через плечо кожаную куртку и, насвистывая ободряющую мелодию, вышла из комнаты. Мелодия хоть создавала видимость того, что у девушки все хорошо. На самом деле, на душе было настолько паршиво, что не кошки скреблись, а велоцирапторы раздирали обожженную холодом душу девушки.

На улице стояла прекрасная погода. Несмотря на то, что время близилось к зиме — как-никак уже в скором времени декабрь должен был наступить на пятки ноябрю, — висело желтощекое солнышко и лениво стреляло лучами.

— Солнце светит, но не греет, — буркнула Юля, уже пожалев о том, что так легко оделась. Все-таки кожаная куртка не заменит осеннее пальто.

В половину десятого почти все общежитие вывалило на улицу. То ли это случилось потому, что погода была идеальная для прогулок, то ли потому, что дядя Стив всех повыгонял из теплых комнат, то ли потому, что просто у каждого человека была своя причина. Инжефалина Распикулертона Престинарио ответила бы точно, что это дело призрачных рук дядюшки Стива. Конечно же, сюда каким-нибудь загадочным макаром присобачилась и новенькая. Яна же точно сказала бы что-нибудь про девственниц с драконами. Но все мы знаем, что дело было именно в дяде Стиве.

Напряженно смотря по сторонам, Юля вглядывалась в каждое лицо: меньше всего на свете девушке захотелось бы сейчас натолкнуться на кого-нибудь из своего класса. Разумеется, для некоторых личностей она сделала бы исключение, но тем не менее.

Деревья жались друг к другу, так как им было очень неловко за то, что им придется простоять несколько месяцев голыми. И все бы ничего, так нет же — люди. Ходят тут себе, прогуливаются, щебечут о чем-то. Понимаете, как напрягает, когда ты стоишь несколько месяцев голый — неважно, что рядом с тобой тысячи таких, — а мимо тебя каждый день проходят по сто человек, если не больше? То-то же.

Разноцветные листья были собраны в кучи, кучки, кучечки, кучучонки и кучищи, однако шаловливый ветер все равно умудрялся сгонять верхний слой листьев и, хохоча, уносить их подальше от себе подобных.

Юлю мало занимало то, чем там занимается ветер с юными листиками и о чем думают нагие деревья, думают ли они вообще, так что девушка только зябко ежилась. Она уже и забыла о том, что хотела поразить какую-то особу. Мысли, вежливо стучась в черепную коробочку, толпились у дверей и уже образовали бы что-то типа «kucha mala», как кареглазая впустила их. Впрочем, если думаешь о чем-то другом, то забываешь о холоде, а потом и не замечаешь его.

Но и тут Юлю очень жестоко и хитро обломали. Только мысли хотели наброситься всей своей голодной стаей — питались эти мысли нервами и эмоциями, преимущественно отрицательными, — как чья-то рука обняла девушку за талию. Не поворачиваясь, кареглазая сжала руку в кулак и, повернув корпус, резко выбросила ее вперед, словно камень.

Кто-то приглушенно охнул.

— Так и знала, что ты, — отряхивая руку, протянула Юля.

Разумеется, что поднимать руку на учителей нехорошо, но кареглазую это не волновало. Девушку, наверное, больше заботило питание морских свинок, нежели Виталик.

— За что? — держась за разбитую губу, простонал мужчина.

— Неча руки распускать, — огрызнулась девушка.

— Я смотрю, ты тоже уже успела.

— Что?

— Руки распустить, — ответил Виталик. — Бровь разбита, губа тоже… кто ж тебя так?

— С деревом не поладила, — осклабилась девушка. — Мне нравился Буратино, но дерево — видимо, это была девушка Буратино — не оценило моего стремления быть с ним.