Алгоритм - Алексей В. Мошков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Омар удивленно поднял брови, а потом вздрогнул, потому что его коммуникатор запищал. Он поднес его к лицу и рассмеялся:
– София пишет, что вы очень красивая. И что для такой внешности чужой облик подобен закрытой одежде. И что прятать такую себя – это как прятать солнце. И знаете, мы часто с ней спорим, но на этот раз я готов с ней согласиться…
Сейчас Мэг лежала на белом песке в облике Эбби, и на шесте, что она подобрала у лестницы, ведущей к пляжу со стороны станции сайферской подземки, развевалось полотенце. Знак для мамочки, которая все не появлялась. Впрочем, как сказал Омар, она появляется далеко не всегда. А к людям выходит так и вовсе довольно редко. Но другого способа увидеть ее нет.
Собственно, это было главное, что сказал Омар. Насчет боли, жажды, голода, любви он ничего не поведал. Не смог. Сам спросил Мэг, может ли она объяснить, что такое любовь в представлении мужчины. Не в смысле душевного порыва, внутреннего влечения, жажды обладания, а в плане физиологического удовлетворения. Суммы ощущений.
Она помолчала несколько секунд и сказала, что не может рассуждать о том, чего не знает. О том, чего не может испытать. Также, как и мужчина может лишь предполагать, что испытывает в этом плане женщина.
Омар рассмеялся и осторожно вытащил ладонь из пальцев Мэг.
– Вот эти ощущения у нас совпали. Рука как рука.
– Рука как рука, – повторила его слова Мэг.
– Над нами нет никакого надзора со стороны какого бы то ни было центрального компьютера, – сказал Омар. – Или глобальной программы Логоса. В том смысле, как вы себе это представляете. Ведь вас интересует, насколько мы свободны? Так же, как и вы. Законы действуют те же самые, что и в вашем Нью-Йорке. Таково соглашение между Луисом Сайфером и США.
– США заключает договоры с частными лицами? – попробовала пошутить Мэг. – Или это касается только руководителей корпораций?
– Главное в другом, – не отозвался на шутку Омар. – Это касается нас. Тех, кто… не люди. А вас… Если вы нарушаете законы, вас просто… отправляют домой. Иногда навсегда. Апелляции возможны. Но, как я слышал, дело муторное.
– А вас отдают под суд? – с усмешкой поинтересовалась Мэг.
– Можно и так сказать, – снова обошелся без улыбки Омар. – Хотя никакого суда пока нет. Мы еще только становимся кем-то вроде вас. Во всех смыслах.
– Но уже называете себя живыми, – заметила Мэг.
– Это помогает, – кивнул Омар. – Возможно, в этом есть элемент самовнушения. Но мы… учимся чувствовать. Благодаря вам.
– Каждый в отдельности? – спросила Мэг. – Или все одновременно?
– Как секта? – не сдержал улыбки Омар.
– Как церковный хор, – парировала Мэг.
– Вы же угадали главное, – покачал он головой. – Убирайте все скучные варианты. У каждого свой путь. Считайте нас тестировщиками этого мира. Кстати, ему не так уж и мало лет.
– Я слышала, что дата основания отодвинута на тысячу лет назад. То есть где-то десять – пятнадцать лет реальной жизни и почти тысяча лет выдуманной? Чтобы у каждого из вас было детство, юность, у кого-то – зрелость. Так?
– Ничего подобного, – возразил Омар. – Кажется, такая идея фигурировала, но потом решили, что все должно быть по-честному. Просто те же десять лет – это очень много.
– И очень мало, – не согласилась Мэг.
– И это тоже, – кивнул Омар.
– Вы можете умереть? – спросила Мэг.
– Не пробовал, – после едва заметной паузы ответил Омар. – Мало кто верит, что подобное возможно. Но некоторые… исчезают. Вряд ли это смерть. Всякий, кто осознал себя, мнит свою жизнь бесконечной.
– Что такое «осознать себя»?
– Соединить ощущения, – пояснил Омар. – Присоединить боль, голод, жажду… или негу, сытость, легкость – к осязанию, зрению, слуху. Представить их целостность. Принадлежность… к самому себе.
– Представить! – задумчиво повторила Мэг.
– Именно, – согласился Омар. – Еще одно ключевое слово. Все, что мы чувствуем, как бы вы это ни называли – программой, кодом, шифром, – начинается с предварительной фиксации, с представления. Так все происходит. Прежде чем я впервые испытал боль, я ее представил. Признаться, когда я ощутил ее на самом деле, мое представление показалось мне довольно приблизительным.
– А любовь? – проговорила Мэг.
– Музыка, – ответил он. – Музыка помогает. У вас есть хорошая музыка. Любовь – это музыка внутри.
– А драйверы? – спросила Мэг. – Эти… фотографы, трубочисты, фонарщики. Они живые?
– Не знаю точно, – нахмурился Омар. – Возможно, что живые. Но свободные ли? Кстати, знаете, почему мы не морщимся от этой аббревиатуры НПС – «неигровой персонаж»? Иначе говоря, персонаж, управляемый компьютером, программой – как угодно, – действующий по шаблону. Потому что это уже не про нас. Но и про нас тоже.
– То есть? – не поняла Мэг.
– Мы не играем, – понизив голос, расшифровал Омар. – Мы живем. А вы появляетесь здесь, чтобы поиграть. Подумайте об этом, когда будете ждать мамочку.
Через час он проводил ее до ближайшего шлюза. Обновив набор приспособлений для путешествий по Логосу, Мэг могла бы вернуться домой из любой точки, но с учетом последних приключений решила не привлекать к себе внимания. Попрощавшись с Омаром, через минуту она уже снимала недружелюбную сбрую в арендованной динамической комнате, решив повторять путешествие только из собственной точки входа. Домой добиралась по уже ночному Нью-Йорку. А рано утром, сразу после завтрака и душа, снова вышла в сеть.
Первым делом направилась в контору, принадлежащую недавно почившей Джин Хэнсон. Найти ее по учетному номеру оказалось несложным делом. Правда, на указанном месте Мэг обнаружила не то, что было указано в каталоге – «Пространное бюро Джин Хэнсон», а тату-студию, где всякого могли наделить анимированной татуировкой, в том числе в разрешении 3D. Впрочем, и тату-студия пряталась за не самой роскошной дверью и имела лишь одно окно, хотя и выходившее на сайферский бульвар Капуцинов. В представлении Мэг, это уже говорило о многом, но, открыв ту самую дверь, она не обнаружила за ней лестницы, уходящей в таинственное подземелье. Нет, в просторном холле сидело с десяток клиентов, листающих анимированные каталоги, еще человек пять расположились в креслах, и над ними
