Поцелуй Фемиды - Александр Белов

Впрочем, к Виктору Петровичу уже вернулась способность мыслить. И мысли его были о другой женщине — о Лайзе Донахью, хотя и не в том разрезе, какой мог бы обидеть жену. Он думал о вчерашней деловой встрече с американкой. Свидание состоялось, как и в прошлый раз, в ресторане «Сибирские пельмени». Однако, в отличие от прошлого, на этот раз инициатива встретиться принадлежала международному консультанту.

Этой высокомерной ученой дамочке потребовалось две недели на обдумывание сделанного Зориным предложения. И решение, судя по всему, далось ей нелегко. Лайза Донахью отказалась от обеда и даже не притронулась к заказанному кофе, а только курила одну за другой и зверски давила в пепельнице тонюсенькие дамские сигары.

— Вы принесли документ? — спросил ее Зорин, чувствуя, что деморализованная дамочка не в силах начать разговор.

— Да, — ответила Лайза Донахью и протянула через стол тонкую пластиковую папку. — А вы — страшный человек, господин Зорин.

Ровно две недели назад он предложил госпоже Донахью простенькую сделку. У нее в связи с истечением срока контракта в России истекал и срок рабочей визы. Вопрос, продлят ли ей срок пребывания или не продлят, вполне мог зависеть от представителя президента. В обмен на свое, если можно так сказать, покровительство Зорин выразил желание получить один документ.

Виктору Петровичу было известно, что существует некий абсолютно незаконный договор, который два года назад позволил Белову выкрутиться из, казалось бы, безнадежной ситуации. Комбинат «Красносибмет» должен был вот-вот остановиться из-за отсутствия сырья и отсутствия денег на покупку сырья. Но не только не остановился, а и продолжал плавить себе алюминий, будто бы из воздуха. Старые партнеры комбината, поставщики глинозема, из-за огромных долгов «Красносибмета» к тому времени поставки прекратили. А вот откуда взялась та судьбоносная партия сырья, не позволившая комбинату загнуться, чиновнику Зорину разузнать не удавалось.

А узнать уж очень хотелось. Наверняка имела место некая кривая сделка и наверняка остался хотя бы один документ, ее подтверждающий. И помочь ему в этом должна была эта хитрющая американская штучка, Лиза-Лиса: она знает гораздо больше, чем кажется. Договариваясь с госпожой Донахью, Виктор Петрович еще и сам окончательно не решил, как станет использовать компрометирующий Белова документ. Пути было два. Либо принести компромат в клювике своему думскому партнеру и помочь тем самым завалить Белова. Либо поиграть с документом самому и при случае выкрутить Белову руки.

Виктор Павлович внимательно посмотрел на свою собеседницу. У него сложилось впечатление, что Лайза накануне плакала: нос и подбородок совсем заострились, под глазами лежали синеватые тени. Зорин тоскливо подумал, насколько не правы те, кто находит удовольствие в изнасиловании. Ничего приятного нету: только жалость и брезгливость по отношению к жертве…

Он мельком взглянул на протянутый документ.

— Да тут по-английски! — удивился он.

— А вам-то какая разница! — фыркнула поверженная гордячка и раздавила в пепельнице очередную сигарку.

Зорин испытал некоторое замешательство. Во- первых, ему до ужаса не хотелось при молодой женщине доставать и напяливать на нос очки для близи. Во-вторых, очки, даже надетые, мало бы что изменили: Виктор Петрович не знал английского. Это был стыдный, момент, особенно если учесть, сколько времени ему доводилось и доводится бывать за границей. В анкетах он писал «читаю со словарем», да и эта формулировка была по сути натяжкой.

Ладно, дело не горит, подумал он, пряча вожделенный документ в портфель. В том, что Лайза не может подсунуть ему какую-нибудь туфту, он не сомневался. Куда ей деваться-то, родимой? Ведь хочется, ах как хочется быть рядом с любимым в трудный момент, и последовать за ним, подобно жене декабриста… куда? Они ведь и так в Сибири, дальше ехать некуда.

— Опять думаем о работе! — шепнула ему в ухо Лариса Генриховна и нежно куснула за мочку.

Она принесла и поставила на кровать изысканно сервированный столик-поднос с двумя ароматными чашечками и любимым московским печеньем. Сама же примостилась на краешке таким образом, что халат открывал аппетитные бедро и колено.

— Ты права, любимая. И мне нужна твоя помощь. Там, у меня в портфеле один документ на английском языке. А я, сама понимаешь…

Умница Лариса, словно птичка, вспорхнула, отыскала нужные бумаги и вновь притулилась к мужу, переводя на русский содержание интересующего его документа.

— Постоянно действующая комиссия по правам человека… — бормотала она. — …Приглашает в качестве эксперта госпожу Донахью… Поручено подготовить доклад…

— Что за бред! — подскочил в кровати Виктор Петрович. — Причем здесь ПАСЕ! Там должен быть договор или некая расписка… Но уж никак не с Евросоюзом.

— Да нет же, уверяю тебя. Тут еще ксерокопия какого-то паспорта с открытой визой… Тебе нехорошо? Сердце?

Взбешенный Зорин схватился за мобильник и дрожащими пальцами принялся набирать номер МИДа, где по поводу этой самой Донахью уже успел «выставить сторожевичок». В ответ на его лишенные приветствия отрывочные претензии из трубки загудел густой знакомый бас:

— Видишь ли, Петрович… Да уважаем мы тебя, как не уважать. Но пойми: эта твоя Донахью включена экспертом в комиссию Евросоюза.

— Да она шпионка! — вскрикнул Виктор Петрович, неожиданно переходя на фальцет.

— А вот на этот счет, Петрович, скинь-ка мне бумагу от ФСБ. Мы на них, если что, и стрелки переведем. А в противном случае, сам понимаешь, необоснованный отказ — международный скандал…

Зорин в гневе закинул трубку за спинку кровати.

— И что же Мата Хари? — осторожно попыталась пошутить Лариса Генриховна. — Она хорошенькая?

— Заткнись немедленно! — . заорал на жену Виктор Петрович. — Как можно быть такой… такой бестактной!

Он с ненавистью смерил взглядом ни в чем не повинную женщину и впервые заметил на ее обнаженной голени синюю веточку варикоза.

— И вообще оденься по-нормальному! Не девочка уже. Смотреть неприятно.

В это самое время тетушка Белова, Екатерина Николаевна, тоже пребывала в расстроенных чувствах и даже, можно сказать, в бешенстве.

— Не понимаю, зачем было назначать свидание именно на этот день, если у них, видите ли, «плановые занятия с личным составом»! — возмущалась она, усаживаясь в машину на пассажирское место рядом с сидящим за рулем Виктором Злобиным.

В этот день Кате не повезло особенно. Следователь прокуратуры после бесчисленных требований и жалоб с ее стороны во все инстанции разрешил ей как ближайшей родственнице встретиться с Сашей. Но долгожданное свидание сорвалось теперь уже по вине сотрудников СИЗО. В качестве причины были названы «плановые занятия с личным составом». Мало того, у посетительницы сегодня, по тем же самым причинам, не приняли передачу.

— Черт знает, что происходит! Всю душу вынули! Куда мне теперь все это девать?

Катя в отчаянии посмотрела на объемистый пакет, в который утром аккуратно увязала несколько пар носков, теплый спортивный костюм, сигареты и продукты из перечня разрешенных. А главное, из пакета источали восхитительный аромат пирожки, на приготовление которых и без того умотанная до крайности хозяйка убила полночи.

— Мама! — пискнул с заднего сидения разбуженный ее неосторожными возгласами Алеша.

Мальчика приходилось всюду таскать с собой, что, разумеется, не полезно для малыша. Но что поделать, если, кроме Екатерины Андреевны за ним глядеть некому, а у нее прорва дел. Катя участвовала во всех митингах и демонстрациях в защиту Белова, с жалобами и прошениями обивала пороги казенных учреждений, встречалась с правозащитниками.

— Правильно: мама. Устами младенца как говорится… — пробормотала Катя и с мольбой посмотрела на Витька. — Виктор, коль уж так неудачно вышло со свиданием, свози нас, пожалуйста, к Ярке. Ей ведь тоже хреново. Пусть хоть с сыночком повидается. Да и съест эти пирожки!

— Какие проблемы! Смотаемся, конечно, — ответил безотказный Витек, выруливая со стоянки и прокладывая курс на выезд из города.

Сама Катя зимой за руль садиться побаивалась, а с малышом и тем более. Приходилось в случае крайней Надобности, вот как сегодня, просить Витька.

До монастыря, в котором нашло утешение мятущееся сердце Ярославы, было от города чуть больше пятидесяти километров. Прямая, как струна, дорога была расчищена грейдером в глубоком снегу. Оттого автомобиль ехал словно по коридору, вырубленному в рост человека и ведущему в неведомую сверкающую даль, возможно, что и в царство Снежной королевы. День был яркий, солнечный и очень морозный. Мальчик, закутанный в шубу и пристегнутый к заднему сидению системой ремней, покряхтел и снова заснул.