С субботы на воскресенье - Михаил Черненок

Солнечное утро предвещало жаркий день. До отправления электропоезда оставалось еще целых полчаса. Торопиться было некуда. Бирюков купил в киоске «Союзпечати» свежую газету, вышел к привокзальному скверу и, отыскав у цветочных газонов свободную скамейку, развернул пахнувший типографской краской газетный лист. Облокотившись на простенький портфельчик с материалами проведенного дознания, он настолько увлекся чтением, что не сразу заметил, как к нему кто-то подошел. Удивленно поднял голову — в двух шагах, держа в руке черный внушительный портфель, стояла Евгения Петровна Айрапетова.

— Здравствуйте, Антон Игнатьевич, — с повышенной учтивостью поздоровалась она.

— Здравствуйте, — сказал Бирюков и машинально оглянулся. Поблизости не было ни души.

— Разрешите?.. — Евгения Петровна, не дожидаясь согласия, села на скамейку, поставила между собой и Бирюковым черный портфель и озабоченно проговорила: — Простите Игорька за вчерашнюю нерешительность.

— О чем вы? — не понял Антон.

Айрапетова мило улыбнулась:

— У вас есть личные сбережения?

— А как же! — тоже с улыбкой ответил Бирюков.

— Сколько, если не секрет?

— С процентами сто один рубль ноль четыре копейки.

— Так я и предполагала. У сотрудников уголовного розыска не министерская зарплата, — Евгения Петровна положила холеную, окольцованную дорогим браслетом руку на свой лоснящийся портфель, который красовался рядом с потертым Антоновым портфельчиком, как новейшая автомашина «Волга» перед «Запорожцем» первого выпуска, и сказала: — В нем пять тысяч. Почти столько получает киноартист за исполнение главной роли в односерийном фильме.

«А как вам нравится главная роль в уголовном деле за дачу взятки» — чуть было не сорвалось с языка Бирюкова, но, опасаясь, что неправильно понял Евгению Петровну, он, на всякий случай, осторожно уточнил:

— Покупаете кота в мешке? Предлагаете обменяться содержимым портфелей?

Лицо Айрапетовой ничуть не изменилось, будто речь шла не об уголовно наказуемой сделке, а о. покупке, скажем, килограмма свежих фруктов или иного заурядного пустяка.

— Зачем мне содержимое, — спокойно улыбнулась она. — Вы поможете Игорьку выпутаться из нелепости, в которую втянули его матерые рецидивисты. Понимаете, ему сейчас некогда отстаивать свою правоту, у него ж защита диссертации на носу.

— Так сказать, услуга за услугу? — серьезно спросил Антон. — У вас, как погляжу, беспрекословная вера во власть денег.

— Боже!.. — театрально произнесла Евгения Петровна. — Кто в это не верит?

За время работы в уголовном розыске Бирюкову приходилось сталкиваться с людьми, так или иначе предлагавшими взятки. Одни готовы были купить ящик коньяка, другие осторожно хвастались связями, с помощью которых могут достать что угодно, третьи, смущаясь и краснея, тонко намекали на деньги. Но всех их, как замечал Антон, мучила при этом боязнь, как бы и без того темные делишки еще больше не потемнели. Случалось и смешное. Как-то девяностолетняя старушка, решившая призвать к порядку выпивоху соседа, явилась в уголовный розыск с узелком свиного сала. Узнав, что за подобное приношение можно угодить под суд, она чуть не лишилась языка, перепуганно крестясь, стала убеждать Бирюкова, что «в ранешнее время» следователи даже и разговаривать не хотели с теми, кто приходил с пустыми руками.

Моложавая, нарядная Евгения Петровна не походила на девяностолетнюю, дореволюционную старушку, Евгения Петровна отлично знала, что причитается за подобную сделку, и тем не менее на ее лице Бирюков не мог уловить ни тени смущения, ни боязни. Предлагая взятку, она чувствовала себя хозяйкой положения и не сомневалась в успехе. И вдруг озорная мысль пришла Антону в голову.

— Знаете, Евгения Петровна, кроме пяти тысяч за роль, киноартист получает еще и солидный кусок славы, — с намеком сказал он. — Во всех киосках «Союзпечати» девушки нарасхват покупают цветные открытки с портретами артистов. А где, извините, вы увидите портрет сотрудника уголовного розыска, получившего пять тысяч? Где?.. Разве только в уголовном деле…

— А вы, оказывается, дока… — Айрапетова шутливо погрозила пальцем. — Что ж… прибросим на цветные портреты. Через час в портфеле будет десять тысяч.

Антон застенчиво потупился и тихо обронил.

— Двадцать…

— Чего?..

— Тысяч.

— Боже!.. — ошарашенно удивилась Евгения Петровна. — Куда вам столько?! Таких денег не платят даже кинозвездам.

— Зато портреты их на обложках журналов печатаются и статьи вон какие приятные пишут.

— Вы серьезно?!

— Какие могут быть шутки, когда продается совесть. Мы не дети…

— Но у меня… У меня нет таких денег!

Бирюков пристально посмотрел Айрапетовой в глаза и отчетливо проговорил:

— Вот и хорошо, что у вас нет таких денег.

Евгения Петровна, как в немой сцене, недоумевающее смотрела на него. Когда он стал подниматься со скамейки, схватила за рукав. Испуганно, умоляюще заторопилась:

— Подождите… Подождите. Я дам мужу срочную телеграмму. Он немедленно продаст автомашину, продаст все, что можно продать, и я заплачу вам. Помогите спасти Игорька! Умоляю вас, подождите хотя бы сутки…

Антон посмотрел на часы:

— К сожалению, электричка уходит через пятнадцать минут.

Осторожно отстранив Евгению Петровну, он подчеркнуто учтиво поклонился и, размахивая своим портфельчиком, зашагал к вокзалу.

— Подождите! — с отчаянием крикнула Айрапетова.

Бирюков не оглянулся.

23. По всем инстанциям

Этот день, как обычно, Стуков начал с ознакомления со сводкой происшествий. Ничего существенного за ночь не случилось, и Степан Степанович, поговорив с дежурным об установившейся хорошей погоде, неторопливо поднялся на третий этаж. Придя в свой кабинет, он первым делом достал из кармана пиджака пачку сигарет и закурил. Закашлявшись от первой затяжки, подумал, что пора бы бросить курить, но не так-то легко будет избавиться от многолетней привычки — начинать рабочий день с сигареты. Подошел к окну и открыл форточку. Устремившийся наружу поток воздуха потянул из кабинета струйки табачного дыма. С улицы донесся привычный шум движущихся автомобилей, весело чирикали какие-то пташки, радующиеся освежающей прохладе солнечного утра.

Зазвонил телефон. Степан Степанович снял трубку. Не садясь за стол, привычно ответил:

— Уголовный розыск. Стуков.

— Привет старому чекисту, — раздался в трубке добродушный голос. — Не узнаешь?

— Михаил Максимович?.. — на всякий случай уточнил Стуков, признав по голосу известного в городе профессора медицины, с которым давно был дружен.

— Хорошо ли живется, милейший Степан Степанович?

— Слава богу, ничего, как говаривали в старину.

— Здоровье как?

— Скрипим помаленьку.

— У меня необычная просьба. Знаешь, какая?

— Скажешь, буду знать.

— Хотел сегодня, вот прямо сейчас, к тебе заехать, но времени свободного… ни минуты! — Голос в трубке вздохнул: — Один очень хороший человек попал в неприятную историю. Надо ему помочь…

— Скорая помощь — это по твоей, медицинской, части, — пошутил Стуков.

Профессор кашлянул, вроде бы замялся, раздумывая, как лучше начать изложение существа дела. Наконец заговорил:

— Понимаешь… Не хочу ручаться головой и давать легкомысленных заверений, однако самым серьезным и убедительным образом прошу тебя помочь. Насколько мне известно, ты в курсе дела врача Айрапетова. Так вот, смею сообщить, что являюсь руководителем его научной работы и довольно хорошо знаю Игоря Владимировича не только как талантливого врача, но и как весьма порядочного человека. Ради нашего с тобой многолетнего знакомства прошу поверить, что даю такую характеристику, не вступая в сделку со своей совестью.

— Вполне верю, Михаил Максимович. Айрапетов жалуется на несправедливые действия уголовного розыска?

— Напротив о вашей работе он самого высокого мнения.

— В чем же дело?

— Понимаешь, он подробно рассказал мне о неприятности, в которую попал по воле нелепого случая.

— Ты на сто процентов уверен, что это именно нелепая случайность?

— Пусть не на сто, но на девяносто девять!

— Иногда один процент бывает решающим.

— Согласен. Только в данном случае… Словом, Айрапетов не тот человек, чтобы сознательно связаться с преступниками. Помоги, пожалуйста, ему выпутаться из грязной истории. Надо спасти талантливого врача. Ведь вся следственная и судебная волокита может так сильно травмировать Игоря Владимировича, что он на какое-то время бросит научную работу. Заверяю, это будет непоправимый ущерб для медицины.

— Каким же образом, любезнейший Михаил Максимович, можно помочь Айрапетову, если он, допустим, виновен в совершении преступления и должен по закону нести ответственность?