Президент - Александр Ольбик

Убитой наконец пятой пулей прямо в сердце, Михайло упал на руль и его начало трясти вместе с кабиной. Он походил на простую тряпочную куклу или на бутафорский мешок, в который ради шутки положили человеческий скелет.

Цигарка, которую он недавно зажег, выпала из рук на пол и жила своей веселой жизнью. Но что это был за сумасшедший букет ароматов — вонючая анаша, настоянная на приторных запахах крови!

Майор угро Мороз, который едва не угодил под колеса ЗИЛа и который вместе с Поспеловым расстреливал мчавшийся на них грузовик, не стал его осматривать, а бегом направился в сторону дебаркадера. Там, вместе со стажером Ильей Канавиным, находился в засаде старший лейтенант Акимов. Стажера нашли сразу же: он лежал в метрах двадцати от кромки воды, с вытянутыми вперед руками. Автомат, из которого не было сделано ни одного выстрела, поблескивая каплями росы, лежал у изголовья так и несостоявшегося офицера милиции. Мороз, повидавший на своем веку всякое, не мог смотреть на чудовищно изуродованную голову стажера.

Акимов находился у торцовой стены дебаркадера. Он, как будто присел отдохнуть, так и заснул с опущенной на грудь головой. На нем не было живого места: Поспелов насчитал на своем друге четырнадцать смертельных ран. И трудно было поверить, что человек, почти на сто процентов убитый, сумел преодолеть с десяток метров, чтобы уйти с линии огня боевиков…

Мороз вынул из его автомата магазин и в каком-то полузабытье стал выщелкивать из него патроны. Их было девятнадцать…

— Мы просчитались, — сказал Мороз, — не там этих ублюдков ждали… Они, оказывается, лучше нас знали подходы к этому… — Мороз неопределенно повел рукой в сторону вечной Волги…

Он набрал номер телефона начальника УВД и негромко, словно щадя вечный покой своего коллеги, доложил о закончившейся операции по обезвреживанию террористов…

Директору ФСБ РФ Патрушеву из Ханкалы

Срочно!

Перехваченная радиошифровка агента Галевиуса, переданная им в западноевропейское бюро ЦРУ:

«По данным источника, находящегося в ближайшем окружении Масхадова, в Чечню, 11-12 августа прибывает наш близкий Друг из Кандагара. Предполагаемая точка его приземления — квадрат Е-9, в так называемой Гнилой яме. В случае присылки группы захвата, радируйте по запасной частоте — ежедневно после 22 часов по московскому времени.»

18. Москва. Резиденция Путина

О событиях в Волгограде и Воронеже Президенту докладывал его адъютант, который в свою очередь был постоянно на связи с полковником Платоновым.

Путин включил телевизор, но, к счастью, там никаких сообщений о ЧП в Воронеже не было. Ему не хотелось, чтобы журналисты мешали силовикам исполнять свой долг. И он с ужасом думал о том, если бы на экраны телевизоров или в прессу попали версии о готовящемся нападении на АЭС. Во-первых, это вызвало бы панику в близлежащих областях России, Украины и Белоруссии, во-вторых, тут же вмешалась бы МАГАТЭ и встали бы на уши все мировые СМИ… Потом пусть разоряются, машут кулаками, а сейчас…

Он выключил телевизор и с томиком немецкой поэзии отправился в кресло. Он решил не ложиться спать до выяснения обстановки. Людмила еще была в детской, откуда доносились голоса детей.

Однако написанные верлибром стихи не лезли в голову, ему не давала покоя одна мысль: предстоящий разговор с премьером Касьяновым. Что он ему скажет насчет своей готовящейся отлучке, как тот воспримет факт передачи ему ядерного чемоданчика и не сочтет ли он его за ненормального человека, что может их отношения сразу же перевести из дружеских в открыто конфронтационные…

И слава Богу, что существуют телефоны, способные отвлечь от любых самых мрачных переживаний. Но телефоны иногда приносят и плохие известия. Именно такое известие принес очередной звонок. Платонов, который только что прилетел в Воронеж, доложил о взрыве электроподстанции, о попытке террористов вывести из строя водозабор… И о готовящемся штурме бывшей воинской автобазы, где по данным разведки дислоцируется группа террористов. На вопрос президента «сколько их там?» , Платонов ответил паузой… «Честно признаться, таких данных у нас нет, но судя по косвенным признакам, не менее пятнадцати-двадцати человек. Боюсь, что их намерения более чем серьезны… Кажется, эти сволочи готовятся на парапланах сделать налет на АЭС…» «А что вы намерены предпринять?» — тихо спросил президент. «У нас нет выбора, будем штурмовать. В принципе все уже к этому готово, но надо немного подождать, чтобы бить голубчиков влет…» «Только не промахнитесь, — Путин почувствовал некоторое облегчение от уверенного тона Платонова. — Если промахнетесь, это будет страшный прецедент… Боюсь, тогда всю Европейскую часть России… и не только, нужно будет списать в неликвиды…» «Товарищ президент, я не вижу причины, почему мы можем промахнуться… Хотя, честно говоря, на этот раз нам повезло — информацию о месте дислокации банды мы получили от одного из перебежчиков. Кстати, бывшего московского омоновца, захваченного чеченцами в плен…» «А может, это деза?» «Нет, мы провели аэроразведку, которая подтвердила его сообщение…» «А что в Волгограде?» «Я только что разговаривал с начальником оперативного отдела УФСБ Волгограда… Там готовность номер один, у силовиков отменены выходные, отпуска, люди работают на износ… Все важные объекты взяты под контроль спецназом ФСБ, МВД и контрразведки… И очень вовремя прислали для охраны АЭС ребят из „Вымпела“.

Но когда Путин положил трубку и снова уселся в кресло, мысли его отяжелели. И не только мысли, но и плечи ощутили непомерную тяжесть. Предложи ему кто-нибудь в тот момент уйти в отставку, сделал бы это с превеликой готовностью… На миг, на минуты его постигло разочарование во всем и дичайшая усталость. Он понимал, что Волгоград и Воронеж — это только начало. Будучи диалектиком, он прекрасно отдавал себе отчет в нарастании деструктивных процессов. Причем по всем линиям — от Чечни, до Дальнего Востока, где люди месяцами сидят без электричества и тепла. От Норильска, откуда бегут люди, до Таджикистана, в события которого того и смотри может быть втянута российская армия.

И чтобы снять с души непомерной тяжести камень, он скинул с колен на журнальный столик книжку стихов, а сам отправился в ванную комнату. Встал под душ и включил горячую воду. Настолько горячую, насколько ее температуру могло выдержать его незагорелое мускулистое тело. Полминуты держал жар, и сразу же, выключив горячий душ, врубил на всю железку холодную воду. И так повторял несколько раз. Контрастный душ — это тоже из арсенала выживания тех, кто ступил на тайную тропу разведки…

Из-под душа он вышел совсем другим человеком. Он взглянул на часы, висевшие над дверью, ведущей из его кабинета: было без двадцати двенадцать. Закутавшись в длинный махровый халат, он снова уселся в кресло, но уже с другой книгой. Это был философ Сенека. Стоик. Как раз то, что сейчас больше всего ему было нужно — стойкости и всеобъемлющего понимания смысла жизни. Книгу открыл наугад, на 202-й странице, и первые строки, на которые лег его взгляд, полностью увлекли его: «Все непрочно — и частное и общественное; судьба городов, как судьба людей, вертится колесом. Среди полного спокойствия встает ужас; нигде нет причин для смятенья — а беды налетают, откуда мы меньше всего ждем. Царства, устоявшие и в междоусобных и во внешних войнах, рушатся без всякого толчка. Много ли государств пережили счастья?»

Он поднял от страницы глаза и снова взглянул на часы. Ему показалось, что время остановилось. Но это была иллюзия: просто в те полминуты пока он читал эти строки, вместилась гигантская цепь ассоциаций, что психологически до бесконечности раздвинуло временные рамки. Он снова стал читать: «Часто урон расчищает место большой удаче; многое пало с тем, чтобы восстать выше и величественнее…»

Когда в кабинет вошла Людмила, на сердце у него потеплело. Нежность, которую он испытывал к этой женщине с первого дня их знакомства, компенсировала все его душевные терзания. Он обнял ее за талию и ласково привлек к себе, посадил на колени.

— Послушай, что я тебе сейчас прочитаю…

Она одной рукой обняла его за шею, другой стала приглаживать мокрый хохолок на голове мужа. А он между тем читал: «Голоса невежд для меня то же самое, что испускаемые животом звуки: какая мне разница, спереди они вылетают или сзади? И что за безумье — бояться бесславья от бесславных?»

— Кто это так мудро подметил?

Он перевернул книгу, Людмила вслух прочитала:

— «Сенека. Письма к Люцилию. Трагедии». Злободневно звучит, но меня поражает его судьба… Мудрейший человек, а умер по приказу ничтожества… Нерона… Что может быть кощунственнее?

— Еще кощунственнее читать философские книги, когда на коленях такая женщина, — он обнял Людмилу за шею и поцеловал ее в губы.