Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного - Марина Соколова

Новенького фирмача звали Вольдемаром. Он встретил Волокосов шампанским и шоколадными конфетами. Выздоровевшая грешница благоговейно смотрела на современного бога: он был жгучий брюнет с миндалевидными глазами. Успокоив паству изысканной трапезой, Вольдемар предложил Ринаме и Жресу отдохновение на пуховой перине. Как только блаженная утопила голову в воздушной подушке, земной рай сменился царством Аида. Кусая горячие губы, Ринама пыталась заглушить адские головные боли. Больше всего на лунном свете она боялась спугнуть младенческий сон возлюбленного супруга. Жрес улыбался белоснежным ангелочкам, которые посетили его в вещем сне. Ангелочки взмахнули крылышками, и мужчина открыл глаза, чтобы не упустить их из виду. Над ним склонился белоснежный ангел-хранитель с чёрным лицом и красными губами. С трудом распознав в нём любимую жену, Жрес спросил, как она себя чувствует. Но Ринама не спешила с ответом, потому что она не сразу поняла смысл простого вопроса. Разжав для ответа окровавленные губы, пришибленная женщина мученически осознала, что не в состоянии составить короткую фразу. Её любимое холёное тело отказывалось ей повиноваться. Порывшись в сумочке негнущимися пальцами, Ринама с трудом отыскала ручку и записную книжку. «Надо к врачу», — коряво вывела забитая женщина. «Это понятно. Но к какому? Может быть, к экстрасенсу?» — устно отреагировал Жрес. «К экстрасенсу не хочу, давай попробуем к Жунде», — наконец сумела произнести Ринама.

Жундой звали знаменитую народную врачевательницу. У неё были волшебные руки и всепроникающие глаза. Её не затирали даже при Жевберне, так как всесильный немощный ксеген пользовалься её услугами. Переделка стала для Жунды временем небывалого расцвета. О ней писали, её награждали, ей посвящали стихи и песни.

«Пожалуй, ты права, Зайчишка, — одобрил Жрес ринамин выбор. — Прямо сейчас и попробуем». «Не хотите посмотреть телевизор? — предложил гостеприимный хозяин. — Там такое началось! Штурмуют, стреляют». «Нет, мы, пожалуй, пойдём», — отказался Жрес от сомнительного удовольствия. «Ну, и куда вы теперь?» — с лёгкой издёвкой спросил сослуживец. «Заглянем к Жунде. Что-то жена занемогла». «У вас есть основания рассчитывать на её помощь?» — усилил издёвку Вольдемар. «Не понял. Ты куда клонишь?» — нахмурился Жрес. «Всё туда же. Зря вы поддерживаете Тубсовалаха. Вы же не переносите ворюг. А он как раз и есть ворюга № 1».

В другой ситуации Жрес набил бы Вольдемару морду, но сейчас были дела поважнее. Взяв на мускулистые руки невесомую жену, влюблённый муж понёс своё сокровище к ближайшему такси.

Жунду и её местопребывание в столице знали все таксисты. Они частенько возили к знаменитой чародейке разношёрстных пациентов, среди которых оказалась отупевшая Ринама.

Жунда принимала косноязычную больную в присутствии ассистента. Будущий чародей, по-видимому, был очень умный, потому что хозяйка всё время к нему прислушивалась.

— На что жалуешься? — спросила простая чародейка.

— Я подвергаюсь аппаратурным пыткам, и у меня всё болит, — с трудом объяснила Ринама.

— Милая моя, на дворе двадцатый век, — насмешливо сказала Жунда, оглядываясь на ассистента. — Ты кто такая — президент Ицлень или артист Ширвиндт? Да кому ты нужна, чтобы тебя пытать?

— Если это не аппаратура, то что? — заплакала бедная женщина.

— Лечиться тебе надо — вот что, — посоветовала целительница.

— А вы её пощупайте, — приказал властолюбивый ассистент.

— Зачем щупать? Я и так всё вижу: печень барахлит, в почках — камни. Для начала пойди, милая, к участковому врачу.

— Я не хочу к участковому.

— Наверное, ты хочешь в сумасшедший дом? Ты подумай, милочка, что лучше: поликлиника или сумасшедший дом?

Ринама встала и молча вышла из кабинета.

— Ну как — полегчало? — с надеждой в голосе спросил Жрес.

— Пойдём домой, мой любимый, единственный друг, — с трудом выговаривая слова, прошептала Ринама. — И вот что: давай заглянем в «Мелодию» и купим «Ритмы закордонной эстрады». Помирать — так с музыкой.

Перед смертью супруги отправились в Парк культуры и отдыха имени Кое-кого. Вытянувшись на скамейке, Ринама с интересом разглядывала смертельно чёрные диски с потусторонними ритмами. Жрес пошёл пострелять в «Тире», а его место занял маловыразительный худой мужчина. Он положил на Ринаму робкий взгляд и начал разговор издалека. «Новенький стукач», — со смертельной тоской подумала полуживая женщина.

— Вы не знаете, где здесь Чёртово колесо? — с подходом спросил подозреваемый.

— Неужели вы его не видите? — через силу улыбнулась Ринама.

— Вы правы: глупый вопрос, — вконец смутился мужчина. — Ринама, я специально приехал в Совкму…

— Откуда вы меня знаете? — слегка заинтересовалась смертница.

— Я?… Я вас не знаю, — испугался вопроса приезжий.

— А-а-а… — издевательски произнесла Ринама. — И что же вам от меня нужно?

— Я хотел узнать, что вы думаете…

— По этому поводу ничего не думаю.

— Да… конечно… А как вы считаете?…

— Я не умею считать — я неграмотная. И вообще вы жестоко ошиблись. Шпионка сидит на соседней скамейке.

— Ринама…

— Я не Ринама. Перестаньте ко мне приставать. Иначе я позову милиционера.

Маловыразительный мужчина испарился, и его место опять занял Жрес.

— Куда мы пойдём, Зайчишка? — неуверенно спросил преданный супруг.

— Разумеется, домой, — спокойно ответила готовая к смерти Ринама. — У нас с тобой есть счастливый семейный очаг, и мы его больше не покинем.

Путь к очагу загородил старый знакомый «Москвич». Ринама в гневе замахнулась на ненавистное чудовище, монстр сжался в красный комок — и на лобовом стекле заблестели огромные слёзы раскаяния. Утерев слёзы чистым носовым платком, жалостливая женщина примирительно погладила блестящую красную спину. «Ты что делаешь?» — удивлённо спросил Жрес. «Прощаюсь. Мне его жалко. В конце концов он не виноват», — задумчиво произнесла Ринама, с трудом сдерживая накатившие девятым валом аппаратурные рыдания. Жрес поставил на место отвисшую челюсть и бегом побежал на четвёртый этаж. Ринама похлопала раскаявшийся автомобиль по исцарапанному крылу и медленным шагом направилась в комнату пыток. Страшная спальная комната блестела хирургической чистотой. Посреди пугающе чистой мебели стоял жалкий няопийский телевизор. «Включи меня, пожалуйста», — жалобно попросил телеящичек. Ринама нажала на пульт — и экран озарился нежным небесно-голубым светом. Моментально мучительная боль отпустила голову и сердце, а из глаз полились безудержные потоки слёз. Внезапно на нежно-голубом экране появились ярко красные капли крови. Раздались выстрелы — и телевизор покрылся зияющими ранами. Ринама взяла йод, вату и бинты и стала перевязывать раненый телеящик.

— Ты что делаешь?! — выкрикнул напуганный до полусмерти Жрес.

— Мне жалко телевизор, — объяснила рыдающая женщина.

— Ты же ненавидишь ицленьское телевидение! — нервно крикнул Жрес.

— Ненавижу, но не убиваю. Это меня убивают, — гневно прорыдала Ринама.

— А говорила: «Лес рубят — щепки летят».

— Я не щепка, я твоя жена, — обиделась помешанная женщина.

— Разве я спорю, — страдальчески улыбнулся Жрес.

Настойчивыми ласковыми руками он оторвал Ринаму от перебинтованного телевизора и с нежной силой уложил на софу.

— Тебе надо поспать, Зайчишка. Забыться и как следует отдохнуть.

— Хорошо. Только сначала скажи: кто первый начал стрелять?

— Верховное Вече. Нервы не выдержали. А может быть, всё дело испортили экстремисты. Ицлень действовал грамотно.

— Слишком грамотно. Такое ему не по силам. Наверное, подсказали акимерзкие друзья.

— У Тубсовалаха нет таких опытных советников. Не надо было стрелять.

— Из жертв ицленьского произвола они превратились в примитивных убий…

Слово «убийц» Ринама не договорила до конца. Взгляд прекрасных женских глаз утратил осмысленность, потом исчез под тяжёлыми веками и погрузился в темноту спасительного сна. Время от времени искусанные губы приоткрывались и выпускали наружу очередного словесного близнеца: «Не надо было стрелять».

31

От шанса больше ничего не осталось. Он был расстрелян вместе с Домом правительства, который, по акимерзскому образцу, получил название «Жёлтого дома». Ицленьская банда дорвалась до власти и начала приучать страну жить по акимерзкому образцу.

Ринама включила телевизор, чтобы посмотреть на убийц, но её отвлёк междугородний звонок. Из Еччни звонил отец, который слёзно молил дочь срочно найти для него обмен. «Что, очень тяжко?» — спросила Ринама. «Не так, как описывают в Совкме, но, сказать по правде, убежал бы в одних трусах». Ринама пообещала отцу немедленно заняться поисками подходящей квартиры и, попрощавшись, пошла взглянуть на телевизор. Он блестел, как стёклышко, и общался с соучастницей заговорщицким тоном. «Спасибо тебе, пташка», — с большим чувством произнёс заговорщик — и тут же на экране телевизора три народных артиста поклонились Ринаме в пояс. «За что?» — искренно удивилась телевизионная политикесса. «За поддержку, конечно, — захлебнулся от радости победитель. — Ты теперь имеешь право на свою долю». «Чихала я на тебя и на твою долю», — невежливо ответила Ринама. «Не понял, пташка», — обиделся заговорщицкий голос. «Голос есть — ума не надо, — грубо сказала неблагодарная женщина. — Я не звала тебя в свою жизнь». «Я пришёл предложить тебе услуги». «Ты не пришёл, ты влез в квартиру через телевизор. Попробуй очеловечиться и постучать в дверь. Хотя вряд ли я тебе открою». «Чудачка! Тебе выпал уникальный шанс, так пользуйся им, дура набитая». «Шанса больше нет. Его расстреляла ицленьская банда. Прощай, властелин мира». Ринама поспешила выключить телевизор, но это ей не помогло. Она почувствовала оглушительный удар по голове и упала на жирный паркетный пол. Больная женщина пыталась вслух обругать ицленьскую банду, но не смогла произнести ни слова. Щадя нервную систему супруга, она помчалась в десятую поликлинику, стремясь восстановиться до его прихода. Заткнув рот руками, чтобы не упустить крохи драгоценного человеческого дара, Ринама оторвалась от экстрасенса ради любимого мужа. Ей удалось донести свою драгоценность до одутловатого мужчины. «Где-то я его видела», — подумала Ринама, отвернувшись от водочно-огуречного перегара. «Прискакала, предательница, — злобно прошипел одутловатый. — Получай, гадюка». После того, как Ринама «получила», она перестала что-либо соображать. Дохнув перегаром в омертвелое женское лицо, мужчина направил тупицу в изолированную квартиру пыток и, выругавшись отборным матом, спешно зашагал по своим делам.