Рабство и данничество у восточных славян - Игорь Фроянов

431 См.: Фроянов И.Я. 1) О рабстве в Киевской Руси// Вестник ЛГУ, №2. Серия истории, языка и литературы. Вып. 1, 1965. 2) Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. Л., 1974.

Кризис родового строя и возникновение холопства на Руси конца Х - начала ХI века

По признанию одного из новейших исследователей восточнославянских древностей, «история восточных славян переходного периода — от первобытности к классовому обществу — является актуальной, но довольно сложной проблемой. Несмотря на то, что она находится в центре внимания историков, этнографов, социологов и археологов, трудно найти в истории восточных славян другой период, который породил бы столько противоречивых теорий, суждений и разногласий. И в настоящее время по этой проблеме из-за ограниченности прямых свидетельств письменных источников не прекращается острая полемика, высказываются различные точки зрения о начальной грани сословно-классового общества, о конкретных путях его сложения и т.д.432 И все же, не смотря на наличие «противоречивых теорий, суждений, разногласий», в современной историографии укоренилось разделяемое большинством ученых мнение, согласно которому доклассовая (дофеодальная) эпоха в жиз ни восточного славянства завершается в середине IX в. образованием единого государства с центром в Киеве, открывая раннефеодальный период на Руси, длившийся до конца XI столетия, после чего древнерусское общество вступает в стадию «зрелого», «развитого» феодализма.433 В целом это мнение поддерживает и тот новейший исследователь, а именно Б. А. Тимощук, чьи слова мы только что цитировали.434 Будучи специалистом-археологом, он мобилизовал весь имеющийся в науке запас археологических данных, чтобы вселить в читателя уверенность в справедливости своих представлений о социальной эволюции восточного славянства. Письменные источники играют у него не столько основную, сколько подсобную роль. И это не случайно, ибо является следствием неоправданных, как нам кажется, надежд ученого на информационные возможности археологических источников сравнительно с письменными. Вот почему он пишет: «В связи с разногласиями по вопросу о сущности общественного строя Киевского государства особое значение приобретают археологические источники, при помощи которых может быть подтверждена или опровергнута та или иная интерпретация письменных источников, а также раскрыты те черты этого строя, которые не нашли своего отражения в других Источниках».435 Мы придерживаемся противоположного взгляда, полагая, что посредством письменных известий может быть «подтверждена или опровергнута та или иная интерпретация» археологических источников Ведь археологические материалы сами по себе беззву^. ны и подвержены различным, нередко взаимоисключающим, толкованиям. Поэтому их следует подвергать проверке письменными сведениями, а не наоборот. Иначе легко оказаться во власти субъективных ощущений, весьма опасных искажением прошлого.

Преувеличенная оценка возможностей археологических источников понадобилась Б. А. Тимощуку, вероято, для того, чтобы усились впечатление от содержащихся в его книге конкретных зарисовок, наблюдений и выводов. Однако общая схема автора по сути ничем не отличается от общепринятой концепции социального развития восточного славянства, хотя и сопровождается археологически более наглядной, так сказать, вещественно осязаемой и потому кажущейся на первый взгляд убедительной картиной общественных трансформаций восточнославянского мира.436

Между тем эта концепция, по нашему убеждению, доливает свой век, становясь достоянием истории исторической науки. Коренной ее порок состоит в соединении ДВУХ несовместимых во временном плане процессов: распада родовых связей и складывания феодальных отношений. Разлагавшееся первобытное восточнославянское общество порождало не феодализм, как принято думать, а общинно-территориальную организацию, являющуюся промежуточной ступенью между первобытным строем и феодальной формацией, или, если угодно, цивилизацией. А. И. Неусыхин рассматривал ее как «общинную без первобытности» (т. е. без родовых древностей) и видел в ней переходную стадию развития от ро-доплеменного общества к раннефеодальному, внеся тем самым серьезный вклад в разработку проблемы перехода от доклассовых социальных структур к классовым не только у варваров Западной Европы, но и других народов, переживавших аналогичные процессы общественной эволюции.437

Идеи А. И. Неусыхина получили развитие в трудах А. Я. Гуревича, по словам которого периодизацию истории народов, переходивших в раннее средневековье от доклассового строя к феодальному, «нельзя строить таким образом, что вслед за общинно-родовым строем непосредственно идет феодальный или раннефеодальный (как первая форма феодализма), ибо тогда мы не избежим крайностей схематизации, натяжек и насилия над конкретным материалом, которые неминуемо приведут нас к искаженному представлению об исторической действительности».438

А.Я.Гуревич пошел еще дальше. Полностью разделяя мысль А. И. Неусыхина об особой общественной форме, отделяющей первобытные образования от раннефеодальных, он усомнился в целесообразности считать эту форму лишь переходной по характеру. «Не следует ли ее рассматривать как самостоятельную, самодавлеющую форму, не развивающуюся во что-то принципиально иное, а если и развивающуюся, то вовсе не обязательно в феодализм?» — спрашивал исследователь. И отвечал: «Перед нами — самобытное варварское общество, обладающее рядом устойчивых конститутивных признаков... Этому обществу — мы называем его "варварским" совершенно условно — в гораздо большей мере присущи стабильность и даже застойность, нежели изменчивость и развитие. Внутренние возможности трансформации этой социальной системы крайне ограничены. Когда же она вступает в тесное взаимодействие с другой более развитой общественной системой, она рушится уступая место новому общественному строю... До тех пор пока подобного интенсивного взаимодействия с иной социальной системой не происходит, варварское общество, по-видимому, мало развивается. Во всяком случае, это развитие происходит крайне медленно и вряд ли ведет к коренной перестройке системы и к вызреванию в ее недрах новой системы. Скорее можно предполагать постоянное воспроизведение прежних элементов этой системы, проявляющей большую сервативность и сопротивляемость структурным сдвигам. Варварское общество характеризуется не столько способностью к эволюции, сколько настроенностью гомеостасис-саморегулировку, приводящую к сохранению прежней структуры целого».439

Эти идеи А. Я. Гуревича нам представляются весьма плодотворными и перспективными. Недаром они привлекли внимание и получили положительную оценку в рецензии Ю. Г. Алексеева на его книгу. «Представляет интерес, — писал рецензент, — отмечаемая автором стабильность "варварского" общества, вовсе не спешащего перерасти в феодальное, а потому не могущего рассматриваться только как "преддверие" феодализма... Рассмотрение "варварского общества" ("дофеодального") как относительно самостоятельного этапа социального развития значительно расширяет возможности исследования ранних стадий истории».440

А. Я. Гуревич подчеркивал устойчивость варварского общества и в другой своей книге, посвященной вопросам генезиса феодализма в Западной Европе. По словам исследователя, «варварское общество само по себе не порождало феодализма. Возможности этого общества изменяться, по-видимому, нередко переоцениваются. Ни в их производстве, ни в социальной структуре, ни в политической организации варварские племена Европы, в первую очередь германцы, не переживали коренных сдвигов на протяжении периода, предшествующего Великим переселениям народов. Их социальная структура была такова, что способность ее эволюционировать была чрезвычайно ограничена. То, что общественный строй варваров был очень консервативным, лучше всего Доказывается анализом общественных отношений тех народов и племен, которые не переселялись на территорию Империи. Сопоставление данных скандинавских Источников ХII-ХIV вв. с сообщениями античных авторов древних германцах обнаруживает сходство поистине поразительное, если учесть, что между рассказом Тацита и записями права Норвегии и Швеции пролегло более тысячелетия!».441

К сожалению, соображения А. Я. Гуревича не получили должного понимания и признания в творчестве историков-русистов. Возможно, это было вызвано громким и позорным для "блюстителей" чистоты марксистской историографии скандала, организованного вокруг только что цитированной книги «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе», выпущенной в качестве учебного пособия для студентов исторических факультетов. По поручению Министерства высшего и среднего специального образования СССР 22 мая 1970 г. на совместном заседании кафедр русского и западноевропейского феодализма исторического факультета Московского университета состоялось «обсуждение» этого учебного пособия, причем в отсутствие автора. Штампованные обвинения посыпались, как град: было высказано сомнение в правильности применения А. Я. Гуревичем «основных положений исторического материализма» (С. Д. Сказкин); указано на то, что он «не хочет считаться с марксистско-ленинским учением об общественно-экономических формациях» (Г.А.Новицкий), выступая «фактически против учения о социально-экономических формациях и феодализме как одной из формаций» (М. Т. Белявский); А. Я. Гуревич пришел, по словам критиков, «к отрицанию феодализма как общественно-экономической формации», его книга не способствует «развитию марксистской теории познания исторического про шлого», а, напротив, уводит «от нее в дебри структурализма и прочих "новомодных", хотя уже давным-давно доказавших всю свою несостоятельность теорий» (А.М.Сахаров); А. Я. Гуревич «в своей книге полемизирует не столько с буржуазной медиевистикой, сколько с советской, с ее методологическими положениями и научными выводами», его главная ошибка в том, что он применил структурный метод исследования «в отрыве от марксистско-ленинской методологии исторической науки, от категорий и законов материалистического понимания истории» (Ю.М.Сапрыкин).442 «Появление такой книги понять трудно; еще трудней понять : как над ней работали редактор и издательство, и совсем невозможно понять, как книга А. Я. Гуревича могбыть издана в качестве учебного пособия для студентов.Она может их только запутать, посеять у них сомнение о применимости марксистско-ленинской методологии к изучению данной проблемы. Создание и издание такого учебного пособия - это грубейшая ошибка, которая долюжна быть исправлена. (М.Т. Белявский)443 С «созданием и изданием» неугодной книги ничего, увы, нельзя было поделать. Оставалось лишь «просить Научно-методический совет по учебно-методической литературе Министерства высшего и среднего специального образования СССР ходатайствовать перед Министерством о снятии грифа учебного пособия с названной книги А. Я. Гуревича». Министерство удовлетворило просьбу ученых мужей.444 Много времени прошло с тех пор, но идеи о внутренней устойчивости "варварского общества", его самодавлеющем характере и тенденции к неизменяемости основ социальной организации так и лежат втуне, не привлекаемые к изучению истории восточных славян.