Ориенталист - Том Риис

— Документы? — потребовал чекист.

— Уничтожил, согласно общим указаниям партийного съезда после белогвардейского мятежа.

Чекист пытливо посмотрел на меня, немного подумал и вдруг спросил:

— А что сказал товарищ Ленин насчет прав народов на самоопределение?

— Самоопределение вплоть до отделения! — отчеканил я.

— А куда ведет путь к коммунизму с экономической точки зрения?

— От временной экономической анархии капитализма к систематической организации промышленного производства, — отвечал я как по-писаному в полном соответствии с бухаринской «Азбукой коммунизма», которую успел выучить назубок еще во время первого большевистского вторжения в Азербайджан.

Экзамен был сдан. Чекист ухмыльнулся и оформил для него разрешение на отъезд. Однако на вокзале представитель железнодорожной ЧК отнюдь не пришел в восторг от предъявленного документа. «ЧК Гянджи имеет право выдавать разрешения только на выезд из города. А для проезда по железной дороге требуется получить разрешение железнодорожной ЧК», — гаркнул он. Когда Лев попытался уйти, чекист отказался вернуть ему только что предъявленный документ. Более того, он сказал, что Лев выглядит подозрительно и поэтому может либо отказаться от мысли получить назад эту бумагу, либо же «задержаться» в ЧК. Лев предпочел ретироваться без документов.

Ничего не зная про окрестные деревни, не понимая, как добраться до грузинской границы, чтобы встретиться с отцом, Лев ушел из города пешком. Идти ему пришлось целый день, и по дороге он так никого и не встретил. К вечеру ему стали попадаться сады и аккуратные посадки деревьев и кустарников. Вдруг в кустах сверкнуло ружейное дуло, и чей-то голос произнес: «Вон какой-то парень идет». Слова эти прозвучали тем более неожиданно, что произнесены были по-немецки. Лев поднял руки вверх и крикнул тоже по-немецки, что хотел бы знать, кто они и что им от него нужно. «Ополчение района Хеленендорф», — ответили ему на чистом немецком языке и приказали приблизиться к кустам.

Как узнал Лев, в этом селении, угнездившемся здесь, между азербайджанской пустыней и предгорьями Кавказского хребта, но выглядевшем точь-в-точь как деревня где-нибудь в Шварцвальде, жили несколько тысяч немцев[57] чьи хозяйства процветали. Основатели Хеленендорфа эмигрировали сюда из Германии за сто лет до этого — они покинули родную Швабию после Наполеоновских войн, спасаясь от голода 1816 года и от религиозных преследований. Александр I предложил им земельные участки на Кавказе, чтобы заселить этот регион и обеспечить его защиту от мусульман. Согласно одному немецкому исследованию, опубликованному в 1910 году, в 1816 и 1817 годах на Кавказ было отправлено пятнадцать вагонов со швабскими переселенцами, считавшими приграничные районы Российской империи «страной свободы и счастья». Они разбогатели за счет постоянного, тяжкого труда, начав создавать в Азербайджане производство коньяка и виноделие.

Германские колонисты не интересовались политической жизнью Азербайджана, они лишь платили налоги тому правительству, которое в данный момент находилось у власти. Правда, иноплеменные соседи нередко зарились на их винные погреба. А тут еще подавленное большевиками националистическое восстание в Гяндже — неудивительно, что жители Хеленендорфа выставили передовой охранный пост.

У Льва было такое чувство, будто он вдруг оказался в Германии. Желая сохранить родной язык, жители Хеленендорфа каждый год посылали кого-нибудь на родину, в Германию, — на своего рода стажировку и чтобы убедиться, что они ничем не хуже любой немецкой деревни. Они выписывали школьных учителей из Германии, нанимали германских врачей, а также следили за тем, чтобы у их пасторов было германское теологическое образование.

Когда охранники привели Льва в селение, его приветствовали все жители. Быть может, они не ко всякому проявили бы такое гостеприимство, но Лев расположил их к себе хорошим немецким. Лев вспоминал позже, что праздность его продолжалась неделями, он пил вино, которое производили члены этой колонии, ходил с ними в церковь, ухаживал за девушками. Он появлялся на концертах, которые устраивали по воскресеньям во второй половине дня, а также в кофеине, проводя целые часы за пересудами и общими разговорами. Хотя жители Хеленендорфа понимали, что Лев скрывается от большевиков, никто из них ни разу не заговорил с ним об этом. К нему относились как к дачнику, к путнику, который решил остановиться на некоторое время у них в поселке, пусть у него почти не было средств, чтобы оплачивать расходы: Льву удалось припрятать очень небольшую сумму денег, на которую он теперь и жил.

По прошествии многих лет, уже живя в Германии, где нарастала враждебность по отношению к национальным меньшинствам, Лев вспоминал обитателей Хеленендорфа, которые для него представляли не столько немецкую, сколько общекавказскую культуру. Это селение, где проживало крошечное меньшинство, противостоявшее посягательствам многих и одновременно проявлявшее гостеприимство по отношению к беженцам и чужестранцам, стало для Льва воплощением идеального Кавказа — Кавказа его воображения.

Азербайджанские крестьяне из окрестных поселений с большим уважением относились к предприимчивым германским «колонистам», которые самостоятельно обрабатывали свои наделы и в чьих домах имелись такие удобства, о каких местные крестьяне и не слыхивали. Жители Хеленендорфа строили двух-трехэтажные дома в традиционном швабском стиле — с островерхими крышами, с традиционной кирпичной кладкой, сооружали большие погреба, отделанные тесаным камнем. Хотя немцы жили в культурной изоляции от окружающих, Лев вскоре заметил у некоторых жителей Хеленендорфа черты соседей — черные волосы и смуглую кожу. Многих немцев Хеленендорфа вполне можно было спутать с азербайджанцами. И это притом, что уроженцы селения выступали против смешивания с туземцами. Лев осветил это обстоятельство с присущим ему юмором: «Германские колонисты, не желающие иметь ничего общего с “цветными туземцами”, вскоре, по-видимому, сами станут “цветными”. Все, кто знает жизнь немцев-колонистов, способны подтвердить, что расовые предрассудки отнюдь не имеют к этому отношения. Появление смешанных отпрысков местных жителей и колонистов весьма маловероятно, и, скорее всего, на цвет кожи влияет местный климат. Примечательно, однако, что среди новых поколений айсоров, проживающих в непосредственной близости от Хеленендорфа, отчего-то появились дети со светлыми волосами — это тем более невероятно, что ни один истый германец не способен настолько уронить себя, чтобы вступить в связь с женщиной-айсоркой».