Хроники российской Саньясы. Том 2 - Владислав Лебедько

Есть такая суфийская формула Знания: знать-уметь-быть. Так вот, наше знание о вестибулярном аппарате, да и еще о многих системах и функциях своего организма — оно на первой ступени. Мы об этом, в лучшем случае, знаем, — прочитали, услышали и так далее. А вот чтобы уметь этим знанием пользоваться, необходимы регулярные тренировки. До умения нам во многих аспектах очень далеко.

В: Я бы хотел конкретизировать вопрос о духовной практике. Вы говорили метафорически, что смысл практики, — стать не повозкой или лошадью, а ездоком. Так вот, кто такой этот ездок? То, что стоит за всем — телом, чувствами, ощущениями, мыслями, рефлексиями… Некое чистое «Я». Как боевые искусства помогают приблизиться к этому постижению?

А.М.: Ну, я думаю, то, что чаще всего внешне воспринимается, как боевые искусства, это результат американизации мышления и восприятия людей. Культ победителя, чемпиона… Такой взгляд формирует у практикующего идеалы человека сильного, лидера, супермена. А у настоящего Мастера, традиционно идущего по пути боевых искусств, практика формирует осознание слабости и несовершенства человеческого организма. Тогда, понимая, что ты слаб и ограничен, ты начинаешь искать нечто, что могло бы дать опору. А окончательная опора может появиться только тогда, когда сознание перестанет отождествлять себя с телом, мыслями и чувствами и укоренится в том самом чистом «Я». Это процесс, идущий параллельно с развитием всей той мощи тела и психики, которая появляется в результате упорных занятий. Эти два процесса никак друг другу не противоречат, а, наоборот, дополняют.

Я вспоминаю, как Герман Васильевич Попов первым привез в Советский Союз Айкидо из Бирмы. Его Учитель Уттандин — бирманец. И как-то речь у нас зашла о его духовных воззрениях. Интересно, что для бирманцев буддизм и наша тогдашняя идеология — коммунизм были чем-то очень непротиворечивым и похожим. Уттандин был буддистом и коммунистом, и в его сознании все это очень легко совмещалось. Герман Васильевич это так объяснял, что в представлении Уттандина буддизм через Майтрейя-будду принесет человечеству избавление от пороков и страдания. А по учению Карла Маркса должно произойти тоже самое, только вместо Майтрейя будды должен быть Центральный Комитет Компартии. Кто там конкретный носитель — не так важно, важна сама идея. У Уттандина были очень интересные воззрения на многие вещи. Взять, скажем, такую христианскую идею «Ударили по левой щеке — подставь правую». Уттандин говорил так: — «Для практического боя подобная идея может показаться идиотской. Вместо ненависти к противнику — сочувствие к нему. А на самом деле, это очень ценная идея. Если я вижу перед собой врага, которого ненавижу, то я ослеплен бешенством, и, значит, вижу его плохо. А если я чувствую к нему жалость, вижу, насколько он жалкий и беззащитный, то я легче увижу все его слабые места и смогу быть безупречен в бою. С помощью сочувствия я легче отражу его атаку. Здесь нет противоречия: позиция сочувствия практически выгодна, — я смогу управлять ситуацией. Если драться с такой позиции, то, может быть, противник даже некое вразумление получит в результате нашего с ним боя». Вот такую интересную сторону учения о непротивлении пояснил нам Уттандин. И тогда мы восприняли это как откровение.

Постепенно узнавая через практику боевых искусств, насколько человек слаб, уязвим, сколько у него слабых точек, сколько возможностей его легко лишить жизни — начинаешь больше ценить жизнь, бережнее к ней относиться. Уттандин на этот счет тоже говорил: — «Всевышний устроил человека очень мудро. Если у тебя и нет огромной силы, то все равно, в твоем организме заложены потрясающие знания». Есть много примеров того, как работать в боевых искусствах, почти совсем не прилагая силы. Вот такой классический пример. Я беру очень нежно и неагрессивно руку моего ученика и с легкостью попадаю в нужную мне точку. Именно благодаря тому, что я настроен неагрессивно, а сочувственно, я сразу же и без труда обнаруживаю эту точку. А дальше… Говоря это, Альфат Махмудович взял руку своего ученика и погладил ее. При последних словах, ученик с криком подпрыгнул чуть не до потолка, хотя Альфат Махмудович не делал сколько-нибудь заметных силовых движений. Это как ключ и замок — когда точно попал, то усилий никаких не нужно. Можно сказать, что тело устроено в пользу слабого. Слабый, зная нужные принципы, но будучи неагрессивен, побеждает.

В: Как вы считаете, произошла ли русификация боевых искусств, за то время, что они практикуются в России? Появилась ли своя специфика, может быть даже, своя Школа? Или они так и остаются восточными боевыми искусствами?

А.М.: Я думаю, что адаптация воспринятого учения к нашей национальной почве это нормальное явление. Если взять японское каратэ, так это тоже ведь результат прочтения окинавскими крестьянами китайских боевых Школ.

В: Что восточные искусства потеряли и что приобрели на русской почве?

А.М.: Конечно, потери большие. Это не только у нас, но и вообще, в европейской трактовке. Для большинства практикующих потерян основной — духовный аспект боевых искусств, а акценты смещены на прикладные задачи. Многое потерялось, когда все это стало одним из видов спорта: очки, секунды… А вот людей, которые сохранили основу, не так уж много у нас в стране, да и в Китае, кстати, тоже.

В: Как получилось, что вы стали одним из первых, кто начал практиковать в Советском Союзе восточные искусства? Как вообще сложилась ваша судьба в этом направлении?

А.М.: Наша судьба во многом определяется случаем, хотя, по большому счету, сам случай — явление не случайное. Мне нравится один момент из фильма Акиры Куросавы: там судят разбойника, который убил самурая и взял его жену, и спрашивают его, как это все произошло. И вот он ответил: — «Во всем виноват ветер!» И дальше показываются кадры, как это все происходило: летняя жара, лес и этот разбойник дремлет, разморенный жарой. Вдруг, порыв прохладного ветра заставляет его очнуться от сна и приоткрыть глаза. Он видит, как по лесной дороге идет самурай и ведет лошадь, а там паланкин. Что в паланкине — не видно. Но так жарко, так лень шевелиться, что разбойник продолжает лежать неподвижно. И тут второй, более сильный порыв ветра откидывает полог паланкина, и видно, что там очень красивая женщина. Разбойник еще неподвижен и ленив, — уж больно жарко. Третий порыв ветра пробуждает его окончательно, но когда он еще раз взглянул на эту ослепительную женщину, то лежать больше не мог. Дальше он вскакивает, бросается на самурая и потом уже овладевает этой женщиной. Так что, во всем виноват ветер. Если бы не он, всей этой истории не произошло бы.