История государства Российского. Том 8. Великий князь и царь Иоанн IV Васильевич - Николай Карамзин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совершив казнь, Воеводы Московские написали к Магистру, что Немцы должны единственно винить самих себя, дерзнув играть святостию договоров; что если они хотят исправиться, то могут еще умилостивить Иоанна смирением; что Царь Шиг-Алей и Бояре готовы за них ходатайствовать, из жалости к бедной земле, дымящейся кровию. Ливония действительно была в жалостном состоянии: несчастные земледельцы, избежавшие меча и плена, не могли поместиться в городах, умирали от изнурения сил и холода среди лесов, на кладбищах; везде вопль народный требовал защиты или мира от Правителей, которые, на сейме в Вендене долго рассуждав о лучших мерах для их спасения, то гордо хваляся славою, мужеством предков, то с ужасом воображая могущество Царя, решились вновь отправить Посольство в Москву. Шиг-Алей – коего одни из Ливонских Историков именуют свирепым кровопийцею, а другие весьма умным, скромным человеком, – взялся склонять Иоанна к миру, действуя, конечно, по данному ему от Государя наказу. Но судьба хотела, чтобы Орден был жертвою неразумия своих чиновников и чтобы сильный Иоанн, терзая слабую Ливонию, казался правым.
Ожидая Магистровых Послов, Государь велел прекратить все воинские действия до 24 Апреля. Настал Великий Пост: благочестивые Россияне спокойно говели и молились в Иванегороде, отделяемом рекою от Нарвы, где Немцы, новые Лютеране, презирая уставы древней Веры, не считали за грех пировать в сие время, и вдруг, разгоряченные вином, начали стрелять в Иваньгород. Тамошние Воеводы, Князь Куракин и Бутурлин, известили о том государя, который велел им обороняться и послал Князя Темкина, стоявшего в Изборске, воевать ближайшие пределы Ливонии, чтобы наказать Немцев за их вероломство. Темкин выжег села в окрестностях Валка; разбил отряд неприятельский, взял четыре пушки и возвратился. Еще главная рать Московская не трогалась; но из Нарвы беспрестанно летали ядра в Иваньгород и били кителей; а Немцы Нарвские, как бы в насмешку, приказывали к Иоанновым Воеводам: «не мы, но Фохт Орденский стреляет; не можем унять его». Тогда Воеводы сами открыли сильную пальбу: ядра огненные и каменные осыпали Нарву в течение недели; люди гибли; домы пылали, разрушались – и Немцы, в ужасе забыв гордость, требовали пощады. Бургомистры, Ратманы выехали к Воеводам; объявили, что ни в чем не противятся Иоанновой воле; умолили их прекратить стрельбу; дали заложников и послали в Москву Депутатов, Иоакима Крумгаузена и Арнта фон-Дедена. Когда сии Депутаты явились в Кремлевском дворце, Окольничий Адашев и Дьяк Михайлов вышли к ним от Государя и спросили, чего хотят они? Быть, как мы были, ответствовал умный Крумгаузен: не переменять наших законов; остаться городом Ливонским; удовлетворить всем иным требованиям Царя милостивого. «Нет! – сказал Адашев: – мы не смеем донести ему о таких условиях. Вы дерзко нарушили перемирие, стреляли в Россиян и, видя гибель над собою, объявили, что готовы исполнить волю Царя; а Царю угодно, чтобы вы немедленно прислали в Москву своего Орденского Властителя (Фохта Шнелленберга) и сдали нам город: за что Иоанн милостиво обещает не выводить вас из домов; не касаться ни лиц, ни собственности, ни древних ваших обычаев; блюсти общее благоденствие и свободу торговли; одним словом. владеть Нарвою, как владели ею сановники Орденские. Так, и не иначе!» Депутаты, заплакав, присягнули России за себя и за всех сограждан; были представлены Государю и получили от него жалованную грамоту. Велев уведомить о том Нарвское правительство, Иоанн писал к Воеводам, чтобы они берегли сей город, как Российский, от Магистра.
Но все переменилось в Нарве: ее легкомысленные граждане, узнав, что Магистр шлет к ним 1000 воинов с Коммандором Ревельским, ободрились, забыли страх и послали сказать нашему главному Воеводе, что Депутаты их не имели власти предать отечество Царю Московскому; а Коммандор, думая воспользоваться нечаянностию, хотел схватить Российскую стражу за рекою Наровою: ударил – и бежал от первых выстрелов. Весть о новом вероломстве Немцев дошла до Москвы почти в одно время с другою, радостною, совершенно неожидаемою: с вестию, что Нарва уже взята Россиянами!
Сие происшествие ославилось чудом. Рассказывают, что пьяные Нарвские Немцы, увидев икону Богоматери в одном доме, где живали купцы Псковские, бросили ее в огонь, от коего вдруг сделался пожар (11 Маия) с ужасною бурею. Россияне из-за реки увидели общее смятение в городе и, не слушаясь Воевод своих, устремились туда: кто плыл в лодке, кто на бревне или доске; выскочили на берег и дружно приступили к Нарве. Воеводы уже не могли быть праздными зрителями и сами повели к ним остальное войско. В несколько минут все решилось: Головы Стрелецкие с Боярином Алексеем Басмановым и Данилом Адашевым (Окольничим, мужественным братом любимца Государева) вломились в Русские ворота, а Иван Бутурлин в Колыванские; в огне и в дыму резали устрашенных Немцев, вогнали их в крепкий замок, называемый Вышегородом, и не дали и там опомниться: громя его из всех пушек, своих и взятых в Нарве, разбивали стены, готовили лестницы. Между тем два Коммандора, Феллинский и Ревельский, Кетлер и Зегегафен, с сильною дружиною, пехотою, конницею и с огнестрельным снарядом стояли в трех милях от города, видели пожар, слышали пальбу и не двигались с места, рассуждая, что крепость, имеющая каменные стены и железные ворота, должна без их помощи отразить неприятеля. Но к вечеру замок сдался, с условием, чтобы победители выпустили Фохта Шнелленберга, Немецких воинов и жителей, которые захотят удалиться. Вышли знатнейшие только с женами и детьми, оставив нам в добычу все свое имение; другие отпустили семейства, а сами, вместе с народом, присягнули Царю в верности. Россияне взяли 230 пушек и великое богатство; но, гася пожар, усердно и бескорыстно спасали достояние тех жителей, которые сделались нашими подданными. – Сие важное завоевание, дав России знаменитую купеческую пристань, столь обрадовало Иоанна, что он с великою пышностию торжествовал его в Москве и во всем Государстве; наградил Воевод и воинов; милостиво подтвердил жалованную грамоту, данную Крумгаузену и фон-Дедену, несмотря на перемену обстоятельств; освободил всех Нарвских пленников; указал отдать собственность всякому, кто из вышедших жителей Нарвы захочет возвратиться. Архиепископ Новогородский должен был немедленно отправить туда Архимандрита Юрьевского и Софийского Протоиерея, чтобы освятить место во имя Спасителя, крестным ходом и молебнами очистить от Веры Латинской и Лютеровой, соорудить церковь в замке, другую в городе и поставить в ней ту икону Богоматери, от коей загорелась Нарва и которую нашли целую в пепле.
В сие время приехали наконец Послы Ливонские в Москву, брат Магистра Фирстенберга, Феодор, и другие чиновники, не с данию, но с молением, чтобы Государь уступил ее земле разоренной. «Вся страна Дерптская, – говорили они Боярам, – стенает в бедствии и долго не увидит дней счастливых. С кого требовать дани? вы уже взяли ее своим оружием, – взяли в десять раз более. Впредь можем исправиться, и тогда заплатим по договору». Государь ответствовал чрез Адашева: «После всего, что случилось, могу ли еще слушать вас? Кто верит вероломным? Мне остается только искать управы мечем. Я завоевал Нарву и буду пользоваться своим счастием. Однако ж, не любя кровопролития, еще предлагаю средство унять его: пусть Магистр, Архиепископ Рижский, Епископ Дерптский лично ударят мне челом, заплатят дань со всей Ливонии и впредь повинуются мне, как Цари Казанские, Астраханские и другие знаменитые Владетели: или я силою возьму Ливонию». Послы ужаснулись и, сказав: «видим, что нам здесь не будет дела», просили отпуска, который и дали им немедленно. Хотя Магистр и Епископ Дерптский, пораженные судьбою Нарвы, уже готовы были заплатить нам 60000 ефимков; хотя, не без усилия, собрали и деньги: но время прошло: Государь требовал уже не дани Юрьевской, а подданства всей земли. Началась иная война, и Россияне, снова вступив в Ливонию, не довольствовались ее разорением; они хотели городов и постоянного владычества над нею.
25 Маия Князь Федор Троекуров и Данило Адашев осадили Нейшлос, а 6 Июня взяли на договор. Тамошний Фохт вышел из крепости с немногими людьми и с пустыми руками, отдав все оружие и достояние победителям. Жители города и всего уезда (в длину на 60, а в ширину на 40 и 50 верст) Латыши и самые Немцы признали себя подданными России, так что берега озера Чудского и река Нарова, от ее верховья до моря заключались в наших владениях. Государь, послав к Воеводам золотые медали, велел исправить там укрепления и соорудить церковь во имя Св. Иллариона: ибо в день его памяти сдался Нейшлос. Жители уезда и городка Адежского добровольно присягнули Иоанну, вместе с некоторыми соседственными Везенбергскими волостями, и выдали Россиянам все казенное имение, пушки, запасы.