ТАЙНА ИППОКРЕНЫ - Роман Белоусов

Сохранился вполне беспристрастный рассказ о том, что Поль Джонс и здесь, в России, оставался тем же, кем он был у английских берегов. Рассказ этот был записан со слов старого запорожского казака Ивака, участника баталии с турками, которому иноземец контр-адмирал подарил на память кинжал с надписью: «От Поля Джонса запорожцу Иваку». Так вот, этот Ивак вспоминал, как накануне сражения Поль Джонс с переводчиком явился ночью к запорожцам, поужинал с ними, угостил водкой, слушал их грустные песни и будто бы даже прослезился. Потом он выбрал лодку, приказал обернуть тряпками весла, встал на руль и с тремя казаками отправился прямо к турецким кораблям. По дороге их окликнули со сторожевого баркаса, в ответ казак прокричал, что они везут соль туркам, и их пропустили. После чего Поль Джонс осмотрел все вражеские суда и на одном из них мелом по-английски написал «Сиречь. Поль Джонс». И на следующий день во время боя действительно сжег одним из первых именно это судно.

Надо сказать, что Полю Джонсу не по душе были разного рода иноземцы-авантюристы, служившие в русском флоте, с которыми он не умел ладить, но, как пишет С.-Э. Морисон, «ему понравились русские моряки, как офицеры, так и матросы». Невзлюбил он и заносчивого вице-адмирала Нассау-Зигена. Отношения их все больше принимали характер конфликта. Никак не мог поладить недовольный американец и с самим Г. А. Потемкиным. В «крайне возбужденном состоянии» он написал светлейшему князю письмо, жалуясь и выговаривая за обиды и несправедливость. Тот счел за лучшее избавиться от беспокойного американца. Под благовидным предлогом Поля Джонса отправили в Петербург. Здесь его снова приняла императрица, благодарила за «пыл и усердие», проявленные на службе, но назначения никакого он не получил. Правда, пока его еще принимали при дворе несмотря на интриги и наветы англичан, проживавших в русской столице. О нем они распространяли самые несообразные слухи, будто он был контрабандистом, убийцей собственного племянника и т. д. Впоследствии в своих мемуарах, изданных посмертно в двух томах в Париже в 1798 году, Поль Джонс писал, что в этих интригах заключена была главная причина постигшей его в России неудачи.

Особенно пострадал престиж Поля Джонса из-за следственного дела, начатого против него весной 1789 года. Его обвинили в насилии над несовершеннолетней «девицей Катериной». Что же произошло на самом деле?

Вот как объяснял всю историю сам Поль Джонс французскому посланнику графу Сегюру, единственному, кто навестил его в эту трудную минуту, застав моряка сидящим перед заряженным пистолетом. «Однажды утром, — рассказал Поль Джонс, — пришла ко мне молодая девушка и просила дать ей работы, шить белье или зачинить кружева, при этом она очень неприлично заигрывала со мной; мне стало жаль ее, и я советовал ей не вступать на такое низкое поприще; вместе с тем я дал ей денег и просил уйти. Но она оставалась, и тогда я, выйдя из терпения, повел ее за руку к дверям. В ту минуту, как дверь отворилась, юная негодница разорвала себе рукавчики и косынку, надетую на шею, подняла крик, что я ее обесчестил, и бросилась на шею своей матери, которая ждала ее в передней. Они обе удалились и подали на меня жалобу». Поль Джонс, видимо не без оснований, полагал, что испортить таким образом его репутацию пытались местные англичане, что это было делом их рук.

При разборе обстоятельств скандала выяснилось, что старуха, выдававшая себя за мать молодой девушки, была никакой не матерью, а известной содержательницей девиц, якобы своих дочерей. Не была ли она и ее «дочка» подосланы? Точного ответа на это не существует. Но его нетрудно предположить.

Хотя злополучное судебное следствие и было прекращено, враги Поля Джонса добились своего. Его реабилитация носила формальный характер, мало кто верил в невиновность заезжего моряка. И царское правительство поспешило избавиться от беспокойного гостя. Ему предоставили двухгодичный «отпуск» с оплатой вперед, и в сентябре 1789 года Поль Джонс — контр-адмирал российского флота — навсегда покинул пределы России.

Впрочем, несмотря на то что карьера его здесь не состоялась и он потерпел неудачу, Поль Джонс до последних дней своей жизни не оставлял мысли вернуться в эту страну и продолжить службу в русском флоте. Как и многим другим его замыслам, этому не суждено было сбыться.

Поль Джонс родился в Шотландии, был английским моряком, воевал на стороне американцев, служил в русском флоте и умер от водянки в Париже. Было ему всего сорок пять лет. Это случилось 18 июля 1792 года, когда по улицам французской столицы маршировали отряды патриотов, уходивших сражаться за республику. В тот день депутация Национального собрания проводила в последний путь и Поля Джонса, «человека, хорошо послужившего делу свободы».

Русская царица, когда узнала о том, как почтили память Поля Джонса в Париже, нисколько не удивилась. «Этот Поль Джонс, — с раздражением писала она, — обладал очень вздорным умом и совершенно заслуженно чествовался презренным сбродом».

По этому поводу советский ученый H. H. Болховитинов справедливо замечает, что слова в истории часто принимают обратный смысл, и раздражение русской царицы по сути дела является лучшей похвалой Полю Джонсу, ибо «презренным сбродом» она именовала французских революционеров. Можно сказать, что долгожданную высочайшую награду Поль Джонс все-таки получил, хотя и после своей смерти.

После обеда подали кофе. Гости мистера Чарлза Уилкса, нью-йоркского торговца и книголюба, разгоряченные вином, продолжили спор, возникший во время застолья. Речь шла о волновавшей тогда всех любителей литературы загадке: кто автор популярных романов «Уэверли», «Роб Рой», «Пират» и других? Ведь имя их создателя тогда, в 1822 году, отсутствовало на обложке изданий. Лишь пять лет спустя станет известно, что их сочинил английский писатель Вальтер Скотт. А пока читатели терялись в догадках, кто же он, этот неизвестный, — возможно, Вальтер Скотт, а может быть, кто-либо другой.

— Нет, я решительно не согласен с мнением нашего уважаемого мистера Уилкса, — возгласил один из гостей, господин с пышной шевелюрой поэта и тонкими пальцами музыканта. — Не может человек, занятый подобно Вальтеру Скотту — подумайте, ведь он обязан ежедневно являться в присутствие! — создать в столь короткие промежутки эти толстые романы. И, наконец, господа, нельзя же предположить, чтобы известный поэт отказал себе в удовольствии бывать в обществе, наслаждаться всеобщим поклонением. Нет, положительно, я отвергаю вашу догадку, мистер Уилкс.

— В самом деле, если господин Скотт так занят и проводит дни между судом, где служит, и светскими гостиными, то откуда у него такое знание жизни моряков, какое он показал в своем «Пирате»? — сочла нужным высказаться одна из присутствующих дам.

Все согласно закивали головами, показывая, что разделяют столь веские доводы. И только, пожалуй, один из гостей мистера Уилкса, не считая его самого, скептически отнесся к изложенным аргументам. Это был тридцатитрехлетний Джеймс Фенимор Купер, автор пока что одного романа «Шпион», принесшего, однако, успех молодому литератору.

— Вы говорите о морской эрудиции того, кто написал «Пирата», — начал Купер. — Но где вы заметили у автора этого романа глубокое знание моря, в чем проявилась его морская эрудиция? Она может поразить лишь тех, кто совершенно не осведомлен в этих вопросах. Кстати, вы, господа, наверное, заметили, что в романе «Пират» как таковых морских эпизодов сравнительно мало.

— Вот и хорошо, что мало, — подхватил солидный джентльмен, до сих пор, казалось, державшийся нейтральной позиции в споре. — Совершенно очевидно, что роман, целиком посвященный морю, может быть, и был бы интересен морякам, но не нам, простым читателям.

— От такого сочинения будет исходить запах пеньки и соленой воды, вызывая морскую болезнь, — вставила реплику уже высказывавшаяся дама.

— Позволю себе не согласиться с вами, — продолжал Купер. — Я убежден, что роман о море и моряках способен увлечь читателей не меньше, чем любая другая книга.

Однако напрасно тратил Купер свое красноречие. Переубедить в тот день своих оппонентов ему так и не удалось. Достичь этого можно было только одним путем: самому написать роман о море, который бы читали все.

В тот вечер Купер сказал жене: «Я должен написать морской роман. Я покажу, чего может добиться в этом жанре моряк».

Два года спустя, в 1824 году, вышел роман «Лоцман». Это был ответ Купера участникам спора в доме мистера Уилкса. Читатели с восторгом встретили новую необычную книгу, где говорилось о борьбе людей с морской стихией, о сражениях на море, о кораблях, судьба которых, словно они были живыми существами, волновала не меньше, чем и судьба героев. Всем интересно было читать описания устройства судов, и никого не возмущала непонятная морская терминология. Напротив, глубокие знания профессии моряков, их жизни на море, которые показал автор, бывший когда-то моряком, делали повествование и убедительным, и увлекательным.