Навеки ваш, Дракула… - Брэм Стокер

Меня скрутили жестокая душевная боль и тревога, я даже на минуту забыл о заговорщиках и их гнусных планах против меня.

Все же у меня хватило воли не выдавать себя. Старуха смотрела на меня, как кошка смотрит на мышь. Ее правая рука, сжимавшая рукоять ножа, до половины была скрыта под лохмотьями. Но я уже знал об этом источнике опасности. Главное, не теряться. Если она увидит на моем лице малейшие признаки смущения или неуверенности, она тут же набросится на меня, как тигрица.

Я глянул на выход, где чернела ночь, и увидел новую опасность. Впрочем, и об этих негодяях я уже знал. Они лежали неподвижно, и мне были видны лишь смутные очертания их корявых фигур, но я чувствовал, что они напряжены и только ждут сигнала к драке. Трудновато будет пробиваться через них…

И снова — в который уж раз — я окинул взглядом все вокруг меня. В минуты крайней опасности и возбуждения, которое порождается этой опасностью, мозг работает быстро и четко, все чувства обостряются и человек становится чутким, словно зверь. Я почувствовал это на себе. За какие-то секунды я проанализировал обстановку и стал разрабатывать план побега. Я понял, что топор был утащен сквозь дыру в прогнившей доске стены. И ведь сделано все было без шума. Насколько же гнилыми были доски, если в них можно было за короткое время и совершенно бесшумно проделать довольно большую дыру?!

Лачуга была превращена незаметно в ловушку и со всех сторон снаружи охранялась. Висельник сидел на крыше и был готов в любую минуту захлестнуть мне горло своей петлей, пока я буду возиться со старой ведьмой, отнимая у нее кинжал. Четвертой стены в доме не было, и оттуда внутрь заглядывало черное небо, но я знал, что выход охраняется лучше всего. Одному богу было известно, сколько там залегло головорезов! И, как оказалось, под полом за мной следили глаза не крыс, а все тех же мерзавцев. После сигнала им ничего не будет стоить сломать гнилые доски пола и вылезти из низкого подвала наверх.

С самым безразличным видом, на который я сейчас был способен, я повернулся слегка на своем табурете так, чтобы в нужную минуту сразу вскочить. В следующую секунду я мгновенно встал на ноги, прикрыл голову руками, по старинному обычаю прошептал имя дамы моего сердца и бросился всем телом прямо на заднюю стену лачуги.

Несмотря на бдительность, которую проявляли последние минуты старуха и старик, мое движение застало их врасплох. Выламывая гнилые доски стены, я успел заметить, что старуха тоже вскочила со своего места, размахивает руками и хрипит в безудержном гневе. Наконец я оказался под открытым небом и сразу же наступил на что-то живое и шевелившееся. Я отпрыгнул назад, и оказалось, что это был один из тех мерзавцев, что поджидали меня около лачуги. Я весь был утыкан занозами и оцарапан, но в общем не очень пострадал в результате осуществления первого этапа моего побега из этого гиблого места. На моем пути стоял высокий мусорный курган, и я бросился по нему наверх. Позади отчетливо слышался хруст и треск: старуха и Пьер ломились наружу.

Это было кошмарное восхождение! Холм был не очень скользкий, но крутой, и поэтому каждый шаг давался с неимоверным трудом — нога вместе с мусором и тряпками неуклонно соскальзывала вниз, и меня спасала только скорость. В воздухе стоял отвратительнейший запах, мне было нестерпимо гадко лезть вверх по этой помойной куче, но я понимал, что речь идет о жизни и смерти и поэтому лез, лез, лез… Боролся! Секунды казались часами. Я был молод, силен, и это сразу же дало мне огромное преимущество перед врагами. Они преследовали меня, карабкаясь по кургану вслед за мной.

Тишина стояла мертвая. Они не кричали, не ругались… Ползли вверх молча, и это было страшнее всего!

Скоро я достиг вершины кургана. Теперь, когда прошло уже много лет с того времени, всякий раз, когда мне приходится куда-нибудь подниматься, в моей памяти оживают ужасные образы той ночи близ Монтруж, и мне становится не по себе…

Курган, на вершину которого я взобрался, был одним из самых высоких на всей свалке. Я пытался сдержать тяжелое дыхание и успокоиться — сердце колотилось, словно кузнечный молот. Я стал оглядываться по сторонам и увидел по левую руку от себя в багрово-черной плазме неба множество огней. Слава богу! теперь я знал, где примерно нахожусь и где дорога на Париж!

Для того чтобы прийти в себя, мне понадобилось всего несколько секунд. Я посмотрел вниз. Преследователи были еще далеко от вершины холма, но они отчаянно лезли и лезли вверх, соблюдая эту свою страшную тишину. Та хибара, из которой мне посчастливилось чудом вырваться, была разрушена, и даже в тот момент, когда я смотрел на нее, из-под груды гнилых досок еще выбирались мерзавцы, подстерегавшие меня в засаде под полом. Мне было все отлично видно, так как фонарь, видимо, опрокинулся и разлившееся горящее масло достигло куч тряпья. Начался пожар. И надо всем этим — тишина! Мертвая тишина! Ни окрика, ни шепота!.. На некоторых горели их жалкие лохмотья, но они не звали никого на помощь, не кричали!..

У меня не было времени любоваться этим зрелищем, так как, бросив взгляд на противоположный скат кургана в поисках удобного спуска, я заметил внизу метавшиеся тени врагов, желающих отрезать мне этот путь. Мне предстояла жестокая и отчаянная борьба за жизнь! Они пытались пресечь мою попытку добраться до дороги на Париж, я это понял и, повинуясь инстинктивному чувству, бросился вниз с правой стороны кургана. Я успел скатиться как раз вовремя, так как за мной сразу же раздался топот ног. Я вскочил и бросился в проход между двумя другими курганами мусора, и сзади, прямо около моего уха, просвистел в воздухе тот самый окровавленный мясницкий топор, который я видел в лачуге у той ведьмы. Я на бегу обернулся и увидел, что за мной гонятся несколько ветеранов в грязных и оборвавшихся мундирах солдат времен Первой французской Революции.

Затем началась самая настоящая охота на меня. Я легко бежал впереди этих седых стариков и даже когда к погоне присоединилось несколько солдат помоложе и женщины, я без особого труда сохранил дистанцию и с ними. Но я не знал этих мест и даже не мог сориентироваться по огням города, так как они теперь были позади и я вынужден был убегать от них.

Говорят, что все преследуемые, помимо своей воли и незаметно для самих себя, все время держат немного влево. Теперь я убедился в этом на себе. Думаю, об этом догадывались и мои преследователи, ибо это были больше звери, нежели люди. Они-то и придумали сыграть со мной на этом злую шутку. Когда я хотел уже немного сбавить темп, чтобы отдышаться, из-за ближайшего мусорного холма выскочили три преследователя! Оказывается, я невольно бежал по дуге, каждый шаг делая чуть левее предыдущего. Они воспользовались этим и срезали свой путь.