Антисемитизм в древнем мире - Соломон Лурье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрейденталь обвиняет еврейскую историографию во лжи и измышлении фактов. Конечно, ввиду утраты огромного большинства исторических трудов древности, в большей части случаев трудно судить, что позаимствовано из ненадежного или плохо понятого источника, что есть результат недостаточно строгих научных приемов и что есть заведомое измышление, ложь. И тем не менее для еврейской историографии, как указывает сам Фрейденталь, еще не совсем утеряна ее связь с первоисточниками. Так, если Псевдоартапан утверждает, что Авраам изобрел астрологию, то он (быть может, через анонимного самаритянского историка) восходит в Берросу; единственный домысел Артапана — произвольное отождествление «праведного мужа» Берроса с Авраамом на основании весьма шатких хронологических соображений — обычное явление для эпохи религиозного синкретизма, когда тысячи умов были заняты отождествлением богов и героев различных религий (Freudenthal, 94). Точно таким же образом и Моисей был отождествлен с Гермесом, который уже раньше был сближен с египетским Тотом. Гермес — слово, созвучное с «герменевт» (характерная для эллинизма наивная этимология) и означает «истолкователь» (Артапан, fr. 3 Fr. § 6). Моисей также назван истолкователем воли Божьей (Exod. 4, 12 слл., 20, 19); следовательно, Моисей и Гермес — одно лицо. На основании такой же этимологии Моисей был отождествлен и с Мусеем. Таким образом, Артапан и счел себя вправе приписать Моисею все то, что египетская легенда приписывала Тоту = Гермесу (стр. 153–156). Точно так же не еврейская историография, а сама греческая наука со времен Геродота не переставала указывать, что вся греческая культура, в частности, алфавит, позаимствованы с Востока, а так как для евреев было аксиомой, что из всех народов Востока они были древнейшим и культурнейшим, то, конечно, они отсюда делали вывод, что они-то и являются изобретателями всей культуры (Фрейденталь, 117, 192), вывод тем более для них необходимый, что только признание эллинской науки, проистекающей из еврейской, давало им право заняться ею, несмотря на то, что она чужда еврейскому Закону (P. Kruger, о. с. 20–21). {Добавление: Этот взгляд на источники Артапана с неоспоримостью обосновал Исидор Леви (REJ 53, 201 слл.).}
Таким образом, большая часть столь огорошивших нас сообщений еврейской историографии не ложь, а результат научной работы по установленным в греческой науке методам: путем религиозно-синкретического метода отождествления, наивной этимологии и т. д. Несомненно, что так же дело обстояло и для тех мест, источники которых для нас утрачены: можно, если угодно, осмеивать эти научные приемы, но ничто не дает права обвинять еврейскую историографию в сознательной лжи. Итак, и в этом случае евреи были не хуже и не лучше окружавшей их среды. Руководимые патриотическим чувством и горя желанием во что бы то ни стало возвеличить свой народ, они делали то же, что делали милетяне для прославления Милета, македоняне для прославления Македонии, а впоследствии и римляне для прославления Рима (сказание об основании Рима троянцем Энеем и т. д.). Но quod licet Jovi, non licet bovi; евреям, этой «нации, рожденной для рабства», не подобало, с точки зрения греков и римлян, делать то, что разрешалось их «хозяевам». Ясно поэтому, что вся отрасль еврейской литературы должна была вызвать и вызвала полемику в греко-римском мире. Еврей-эллинист нашего времени Теодор Рейнак (Textes d'auteurs grecs et romains, Paris, 1895, préface, XII) говорит: «Вместо того, чтобы скромно радоваться случайным совпадениям между их религией и философией греков, евреи претендуют на то, что вся эллинская мудрость имеет источником Пятикнижие; таким образом, Платон, Аристотель и Зенон оказываются плагиатами Моисея! Конечно, эта претензия должна была вывести из себя самолюбие эллинистического общества, которое не желает, чтобы его поучала маленькая группа варваров, только что появившаяся на сцене и о которой никто ничего не слышал до Александра…»
Полемика древних пыталась поставить вверх ногами еврейские теории: не эллинская наука имеет источником Библию, а наоборот, все еврейские учения позаимствованы ими у других народов. «Если евреи», говорит Цельс (у Оригена, с. Cels V, 43), «гордятся тем, что они якобы посвящены в высшую мудрость… (то они неправы), ведь уже давно известно, что даже их учение о небе (Цельс путает культ неба с единобожием. — С. Л.) — заимствованное: не говоря уже о других народах, это исконный взгляд персов, как свидетельствует Геродот (I, 131)… Нельзя также считать их более святыми людьми, чем прочие, по той причине, что они подвергаются обрезанию: в этом их предшественниками являются египтяне и колхи. Точно так же в воздержании от свиного мяса их предшественники — египтяне, которые сверх того воздерживаются еще от козьего, овечьего, коровьего и рыбьего мяса».
В приведенной еврейской литературе евреи выставляются мудрейшей и даровитейшей нацией. Полемисты-антисемиты утверждали обратное — евреи тупы, невежественны и легковерны. Аполлоний Молон выдвинул впервые обвинение, подхваченное и в нынешней антисемитской литературе: «Евреи — самые тупые из всех варваров, и потому они — единственный народ, не сделавший ни одного полезного в жизни практического изобретения» (fr. 27, D R). «Евреи не выдвинули из своей среды ни одного замечательного или выдающегося человека ни в области практических наук, ни в области (теоретической) мудрости», повторяет вслед за ним знаменитый Апион (Апион, fr. 63 DR § 6). «Евреи не создали ничего замечательного», вторит им Цельс (fr. 88 R, § 8). Таким образом, взятое якобы из жизни наблюдение, что евреи — не создали ни одного выдающегося самостоятельного ученого и что вся их культура — заимствованная, как должен признать и Штегелин (о. с. 25), в действительности, следовательно, возникло только в результате полемического задора.
Только в одном отношении эллинская полемика, говоря о еврейской тупости, верно подметила особенность еврейской психологии. Как мы видели выше (стр. 178), еврейская Сивилла с гордостью заявляла, что евреи не занимаются праздными вещами, какими, по ее мнению, являются естественные науки и искусства: все помыслы евреев были обращены на науку о добродетели. Именно эту узость, этот педантизм и неумение воспламениться стройной связью явлений и красотой форм в природе и искусстве, независимо от ее пользы для самоусовершенстования, эту эстетическую ограниченность и отсутствие сердечного жара, греки называли «холодностью», psychrotes. Под понятие «холодности» греки подводили, повидимому, и невосприимчивость к чарам любви, почему Мелеагр Гадарский, элегический поэт II в. до Р. Х., в шуточном стихотворении находит нужным указать, что евреи при всей их «холодности», в этом отношении безупречны. Обращаясь к своей бывшей возлюбленной, вступившей, по-видимому, в число sebomenoi, он говорит (fr. 24 R).
Нежная Демо! Скажи: кто в об'ятьях твоих разжигаетТело тобою свое? Сердце порвалось в груди!Видно, к субботе любовь охватила тебя… Не дивлюсь я:И средь холодных суббот царствует пылкий Эрот!
Равным образом и поздний писатель Рутилий Намациан (De reditu suo), отметив в стихах 385–386 слепоту евреев к красотам природы, называет евреев:
Глупых теорий источник, с холодной[79] субботой на сердце,Сердце же еще холодней самой религии их.
{Добавление: Но ср. сказанное выше, стр. 61, о склонности евреев к художественным ремеслам! Фогельштейн и Ригер (о, с. 62) указывают еще на художественные горельефы и золотые стаканы резной работы, с изобр. предметов еврейского культа; они найдены в еврейских гробницах и были, повидимому, продуктом еврейского производства.}
Наконец, в легковерии и невежестве евреев обвинял Мнасей Патарский (fr 19 R). Цельс (fr 88 R, § 4; Orig. c. Cels. IV, 33), Гораций (Sat. I, 597 слл. credat Judaeus Apella) и, если верить Аммиану Марцелину, император-философ Марк Аврелий (Rer, gest. 22, 5, 5).
Но древние нашли еще одно доказательство несостоятельности еврейских претензий, особенно интересное для нас потому, что оно в русской истории приписывается князю Владимиру Святому: очевидно, оно проникло в русскую традицию из Александрии при посредстве Византии. Апион (fr. 63 С R) говорил: «Доказательством того, что еврейские законы не отличаются справедливостью, ни Бог не чтится евреями, как надлежит, может служить то, что они сами (не добились власти), но рабствуют различным народам, и что на их город обрушились все мыслимые несчастья». Вслед за ним и Цельс (fr. 88 R, § 11) замечает: «Не похоже и на то, чтобы Бог отличал их и любил больше других народов, или чтобы они имели исключительную привилегию получать непосредственные веления с неба, или чтобы их страна была особо блаженной. Всякий видит, какова судьба и их самих и их страны».
2. «Еврейская низость»
Выше я говорил уже о выработавшейся у евреев способности не реагировать немедленно, рефлексивно на наносимые им оскорбления. Такое поведение, с точки зрения древней морали, было недостойно свободного человека; так поступать могут только рабы. Отсюда и пошло наименование евреев прирожденными рабами. Так, Апион (fr. 63, D R § 5) говорит, что евреи постоянно были рабами того или иного народа, Цицерон (de provinc. consul. V, 10) называет евреев «народом, рожденным для рабства», Тацит (Hist., V, 8) именует их «презреннейшими из рабов». В результате соединения этого взгляда на евреев с баснями об исходе из Египта получилось наименование евреев «бежавшими из Египта рабами» (Цельс, fr. 88 R § 8; = Orig. c. Cels. IV, 31). В книге «Юдифь», проецирующей, как мы видели, в персидские времена обстоятельства греко-римской эпохи, оба эти обвинения вложены в уста персов: дважды (14 13; 14 17) евреи презрительно названы «рабами», а один раз даже «Народом (рабов, бежавших) из Египта» (6 5).