Уха в Пицунде - Алесь Кожедуб

— Гуляем, нецивилизованные народы? — сказал я, пытаясь прочесть название виски на этикетке. — Нехорошо!

— Ур-ра!.. — взревели застольники. — Держи стакан — випьем!

— За это пить я с вами не стану, — твердо отвел я чью-то руку со стаканом, наполненным наполовину. — Посижу, но без выпивки.

— Садыс, все равно ми знаем — ты хароши человек.

Мне пододвинули ящик из-под пива, я сел.

Эту палатку держали то ли азербайджанцы, то ли чеченцы. Иногда, возвращаясь поздним вечером, я заглядывал к ним отлакироваться пивком. Хозяин, имени которого я не знал, отчего-то почитал своим долгом угостить меня за счет заведения, и мы вели светские беседы — кто лучше: «Анжи» или «Алания»? Когда окончательно упадет рубль? Однажды долго обсуждали, как правильно резать барашка. Хозяину, вероятно, нравилось, что я слушал его не перебивая.

Но в этот раз случай был особый.

— За что вы их взорвали? — строго спросил я, оглядывая всех поочередно.

— Америка думал — он царь, а теперь все видит, что он с голым ж…ом! — эмоционально объяснил мне самый младший в компании, наверное, родственник хозяину.

— Молчи! — цыкнул на него хозяин. — Кто тебе слово дал?

Я кивнул головой: прежде чем открывать рот, надо научиться говорить.

— Сослан, скажи ты! — велел хозяин.

Сослан встал с ящика, торжественно поднял стакан на уровень глаз.

— Я випить это вино за победу бедных над богатыми. Слава Аллаху!

Все, кроме меня, поднялись и сделали по глотку из своих стаканов.

— Положим, самый бедный здесь я, потому что русский, — сказал я. — Но я еще никого не победил. И вряд ли победю. Побежду.

«Интересно, кто более пьян — я или они?» — подумал я.

— Аслан, теперь ты! — распорядился хозяин.

Аслан встал — он был здесь самый маленький — и выкрикнул:

— Ми им показал куз-кин мат!

Все засмеялись. Аслан, кажется, слыл здесь остряком.

Я, конечно, был навеселе, но не настолько, чтобы не понимать русский язык, пусть и в исполнении нерусского человека.

— Куз-кин — это кузькина? — спросил я. — А мат — это мать?

Все стали смеяться еще громче.

— Но ведь там погибли невинные люди, — вздохнул я. — Много невинных людей!

— Одна башня двадцать пять тысяч, — наклонился ко мне хозяин, — и вторая башня двадцать пять тысяч. Пятьдесят!

Компания восторженно зааплодировала, будто «Алания» забила гол «Анжи». Или наоборот.

«Дикари, — с грустью подумал я. — Не ведают, что творят. Или все же ведают?»

— Вот начнется война, — посмотрел я на хозяина, — и кто от этого выиграет?

— А ми не боится! — встрял младший родственник.

Хозяин взглянул на него, но ничего не сказал.

— А каково было тем, кто сидел в самолетах? — не успокаивался я. — Кошмар!

— Тот, кто сидел в самолете — герой! — хозяин жестом приказал Сослану наполнить стаканы. — Аллах всех принял и наградил.

— Как там у вас — выделил каждому по пятьдесят гурий? — стал припоминать я.

— И десят хватит! — крикнул Аслан.

Все опять засмеялись.

Я представил себя на месте людей, находившихся в рушащихся небоскребах, и меня передернуло. Вероятно, они до последнего надеялись на чудо — размахивали в окнах белыми тряпками, лезли на крышу. Но кто-то и сиганул вниз с сотого этажа. Кстати, почему ни один вертолет не снял с крыши людей? В американских фильмах, заполонивших наши экраны, над каждым небоскребом висит по несколько вертолетов. Вот тебе и кино. Доигрались, ребята…

К палатке подъехала патрульная машина милиции и остановилась.

— Аслан, отнеси ящики! — приказал хозяин.

Аслан подскочил и отнес к машине два ящика с пивом.

— Какое пиво предпочитают? — кивнул я на милицию.

— «Клинское», — презрительно скривился хозяин. — Все едут: милиция, бандиты, Дума тоже едет.

— Какая дума? — удивился я.

— Думская дума, — тоже удивился хозяин. — Все пьют.

— Я не пью, — сказал я.

— Тебе хватит, — согласился он. — Завтра приходи.

— И завтра не буду, — уперся я.

«А вот это напрасно, — мелькнуло у меня в голове. — Виски мог бы не пить, а «Клинское» вместе с милицией — вполне. Не считается».

«Считается-считается, — сказало мое второе «я», — либо пить — либо не пить, третьего не дано».

Вероятно, борьба между моими двумя «я» отразилась у меня на лице, потому что хозяин достал из ящика бутылку «Баварии», открыл ее и поставил возле моей ноги.

— Не хочешь — не пей, — сказал он. — Но скажи: кто был в этих башнях?

— Люди, — пожал я плечами. — Американцы.

— Молодец, — похлопал меня по плечу хозяин. — Ты на работу во сколько идешь?

— В девять.

— Они тоже в девять. А твой начальник?

— Когда как, захочет — вообще не придет.

— Совсем молодец! — восхитился хозяин. — Их начальник тоже еще не пришел. Специально так сделал.

— Ну вы даете! — покрутил я пальцем у виска. — Может, это они сами себе устроили?

— Конечно! — подскочил Аслан. — Им война нужен, он теракт делал! Самый плохой человек — америкос!

Хозяин лично налил Аслану в стакан глоток виски.

— Знаешь, почему бедный победит богатого? — склонил он набок голову.

— Ему терять нечего, — хмыкнул я. — Но у богатых самолеты, ракеты, авианосцы. И доллар, который ты собираешь.

— Я этот доллар сожгу! — на мгновение утратил над собой контроль хозяин.

— А они на Луну летали, — снова уперся я.

«Ну что ты споришь, — сказало одно из моих «я». — Прибьют — где станешь пиво пить?»

Хозяин долгим взглядом посмотрел мне в лицо — и улыбнулся.

— Ты беднее Аслана. Зачем американца защищаешь?

— Из чувства справедливости! — приободрился я. — Этак любого можно убить.

— Я, чтобы убить, тысячу долларов плачу, — поиграл стаканом с напитком хозяин. — Зачем говоришь — любого?

«Шутит? — стал я соображать. — Или нет? Больно дешево — тысяча. Хотя у тебя и тысячи нет, ежели что. А кого ты собираешься убивать? Теща не считается, критик Ухватов тоже…»

Ход моих размышлений прервало появление личности в рваном комбинезоне, испачканном белой краской.

— Я этот хозяин убью! — громко сказал человек, глядя на меня. — Почему говорит — краска не тот?

У террориста был явный молдавский акцент, и я подумал, что его вряд ли допустят к столу в день празднования исторической даты одиннадцатого сентября. Базуки нет в руках, Или хотя бы ножа.

— Иди туда, — махнул рукой хозяин. — Не видишь — разговариваем? Аслан, покажи.

Аслан вскочил, взял террориста под руку и увел в темноту.

— Сослан, скажи. — Хозяин отщипнул виноградину и бросил себе в рот.

«Прямо Сталин, — подумал я. — Как его все-таки зовут?»

Сослан медленно встал, поднял руку со стаканом на уровень глаз:

— Всем знает — Америка нужен война. Зачем столько оружия взял? Ракеты, бомбы, — куда его дет? Теперь он скажет: тебя надо убит, его надо убит, Хуссейн, Арафат — всех надо убит! Народ ему «ура» кричит, он стал герой. Ты война хочешь? У тебя сын, дочка — не хочешь. Все равно война. Аллах все видит, Аллах Америка покарает!

Все, кроме меня, поднялись и выпили из своих стаканов до дна. Я покосился на бутылку «Баварии», сиротливо жавшуюся к ноге. Против войны можно бы выпить, и даже следовало бы, но за покарание нельзя. Эти станут карать, те, а в результате получится как всегда.

— Султан, ГАИ приехал, водка просит, — возник из темноты Аслан.

— Дай, — распорядился хозяин.

Только теперь я как следует рассмотрел его: полный, лысый, с золотой фиксой во рту, на безымянном пальце правой руки перстень с крупным камнем, над верхней губой тонкая ниточка усов. Добрый, видимо, человек, ни патрульным не отказывает, ни ГАИ, прохожего человека пригрел. Настоящий султан. У турецких султанов, правда, главной ценностью считался гарем, у этого гарема я что-то не наблюдаю. Не то что пары-тройки жен и десятка наложниц, — вообще нет особ женского пола, одна «Ауди» последней модели.

— Девка хочешь? — угадал ход моих мыслей Султан.

— Какая девка в наши-то годы, да еще в пятом часу утра? — усмехнулся я. — Домой надо идти. Сдаваться.

— Жена злой? — не отставал Султан.

— Обыкновенная, — зевнул я. — Сегодня, небось, все ваши по Москве гуляют, а, хозяин?

Султан стал выбирать на подносе персик получше. Надоел, видно, я ему.

Все гуляют, — вынырнул из темноты Аслан. — Исмаил на рынка салют хотел делать.

Хозяин что-то сказал ему на своем языке, Аслан ушел в палатку.

Я поднял голову и неожиданно для себя увидел звезды. Огненной рекой уходил в бесконечность Млечный Путь, он же Великий Воз. Мириады солнц дышали в его глубине, завораживали, уводили разум с земли в небо. Возможно, и души тех, кто находился в башнях и самолетах, мерцают сейчас пылинками среди этих солнц. Был, был у меня сон, когда мое сердце вырвалось из груди и унеслось в бездну, наполненную огнями. Там оно должно было взорваться, превратившись в огонь, но… Взорвалось какое-то другое сердце, мое осталось при мне.