Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть) - Сергей Жемайтис

— Выключи, — сказал Костя, — все ясно. Одни утеряли первичный иммунитет против радиации, другие сохранили его еще с тех времен, когда для возникновения жизни радиация была просто необходима как источник энергии. Старая история. Выключай со спокойной совестью. Сейчас все это покажут на молекулярном уровне. Ты выключишь или… — Он протянул руку к экрану, потом слегка приподнялся и снова сел.

Мне хотелось досмотреть фильм. Костя был неправ, говоря, что ему все ясно. Начало записи работы действительно было знакомо и не блистало оригинальностью, зато продолжение обещало нечто новое. Об этом прямо говорилось в программе: «Новые данные о влиянии радиации на наследственный механизм клетки».

Костя не унимался:

— Ну пересиль свою природную лень! В крайнем случае прикажи Пенелопе.

— Пенелопа подзаряжается, и ты великолепно знаешь, что ей запрещено производить такие тонкие операции.

В дверях появилась Пенелопа. Глаз ее вопросительно мигал. За ней тащился провод с вилкой.

— Вот видишь! — обрадовался Костя. — Пенелопочка, выключи эту машину, наполненную шумом и одноклеточными организмами.

Глаз у Пенелопы замигал еще чаще.

Мне пришлось вмешаться, чтобы не мучить бедную Пенелопу. Я послал ее принести чаю. Она это сделала со своей всегдашней поспешностью, но на этот раз ничего не разбила и не расплескала.

Костя повернулся спиной к экрану и, поблагодарив робота, взял чашку. Прихлебывая чай, он говорил:

— Тебе хорошо было сегодня в рубке дежурного, а у нас выдался трудный денек. С раннего утра мы вместе с Павлом Мефодьевичем и целым отрядом дельфинов ходили к «атомным атоллам» в поисках новых мутантов и не нашли ничего стоящего внимания. Старик этому чрезвычайно обрадовался. Он сказал, что наши дела не так уж плохи, как кажется некоторым. У матушки-Земли неистребимый запас сил, что же касается отклонения от норм, то он в данном случае рассматривает их как эксперименты того все еще необъяснимого чуда, что мы зовем жизнью. Расфилософствовался и находился все время в очень хорошем приподнято-мечтательном настроении. Что это, натренированная воля или он подчиняется программе? И какая работоспособность! Нет, я не мог бы так здорово играть роль выдающегося ученого и счастливого человека, зная, что начинен транзисторами.

Между тем на экране раскрывалась интимная жизнь клетки. Из хаоса молекул возникали гигантские шары. Раздуваясь, они трепетали от скрытых в них сил. Неожиданно оболочки шаров разлетались множеством брызг и опять зарождались из блестящих крохотных зернышек. Шел синтез белка…

— Ты забываешь о законах гостеприимства, — сонно сказал Костя. — У меня в глазах какая-то каша из амеб, протоплазмы, рибосом и свиноптицеящеров. Давай лучше послушаем бурю. Какой у диктора торжественный голос, как у жреца… Слышишь, как поет пассат? Наконец-то он оставил свой сентиментальный шепот! Ты посмотри, он хочет сорвать наш остров с мертвых якорей!

— Как надо было испугаться нашим предкам, чтобы этот страх и уважение к стихиям сохранились у нас в подсознании, хотя мы знаем, что находимся в полной безопасности. Представляю, как было страшно, Костя, когда людей посреди голых скал или в степи застигала буря.

Ночь! Молнии вонзаются в землю, дробят и плавят камень, почва содрогается. Холодные потоки падают сплошной стеной. Умереть можно от ужаса, не зная причин этого явления! Все-таки люди выстояли, и не одну грозу. Спрашивается, как? Превозмогли страх. Я представляю, как старший в роде, прикрытый шкурой пещерного медведя, стоя над упавшими ниц соплеменниками, грозил небу каменным топором. Кажется, никто еще не создал такого полотна, скульптуры, зрелищной ленты. А стоит. Помнишь, что сказал Павел Мефодьевич?

— «Все, что в вас, и ум, и сила, и умение отличать красоту от уродства, бороться и побеждать, — не ваше. Все — наследство предков, и вы, умножив, передадите его потомкам».

— Я тоже перестал смотреть на экран. На самом деле все, что там происходило, стало казаться мне мелким, незначительным по сравнению с бурей, сотрясающей остров, и картиной, воскрешенной Костей. Конечно, сказывалась и усталость. Я подумал: «Надо отправить Костю спать. Принять душ и тоже завалиться в постель».

Неожиданно на экране произошла заминка, исчезли буйствующие клетки. Несколько секунд экран померцал пустым голубым полем, затем на нем появились мама, дедушка, Катя.

Мы вскочили и бросились к экрану.

Мама виновато улыбалась.

Дедушка подозрительно рассматривал нас.

Сияющая Катя взмахнула рукой:

— Ив! Костя! Вчера показывали вашего поросенка-ящеренка. Какой он жалкий! Как вы могли убить его?

— Ты не видала его в воде! — нашелся задетый за живое Костя. — Он чуть не откусил Иву ногу.

— Такой маленький?

— Оптический обман. Посмотрела бы, как он ринулся на нас. Укол его хвоста смертелен! Вот погоди, я пришлю тебе цветную ленту. Ты увидишь целое стадо свиноящеров среди кораллового леса. Не тот облезлый экземпляр.

— Правда? Даешь слово, Китодой?

— Клянусь плавниками Матильды!

Мама прервала:

— Катерина, не трещи, как съемочная камера, дай и нам вставить словечко! Ив, ты охотился на это ядовитое чудовище! Нет, нет, не оправдывайся! Диктор сказал, что оно убито гарпуном каменного века. Что могло произойти!.. — У мамы в глазах заблестели слезы.

В несколько мгновений она пережила возможные трагические последствия нашей встречи со свиноптицеящером. Мама — режиссер художественных лент, преимущественно героических. В дни моего отъезда она ставила фильм о первых исследователях Арктики и в результате подарила мне костюм с электрообогревом.

— Ив! Я введу это в фильм.

— В снежную балладу — тропических рыб?

— Ах, баллада! Она уже спета. Получилась очень средняя лента.

Мама всегда так оценивает свою выполненную работу и теряет к ней всякий интерес, она вся уже в новых свершениях.

— У меня сейчас другое, нечто потрясающее: снимаю космическую экспедицию «Последний день на «Галатее». Сколько пришлось им пережить! Трое погибло! Нет, теперь четверо. Радон гибнет в океане от этих ваших…

Мама самым подробнейшим образом стала разрабатывать сцену гибели героя в глубинах океана «Галатеи».

Дедушка слегка покашливал и нервно постукивал пальцами по подлокотникам своего удобного кресла.

Катя с Костей вполголоса вели интересный разговор. Костя, не жалея подробностей и красок, рассказывал о наших будничных занятиях.

Кате не хватало воздуха от переполнившего ее восторга. Сестра многое унаследовала от мамы. Забыв обо всем на свете, она ловила каждое Костино слово. Встретившись со мной взглядом, она всплеснула руками: