Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Дивизия генерала Л. Фриана первой атаковала отряд Багговута и при поддержке дивизий генералов Л. В. Ж. Сент–Илера и Ш. А. Л. А. Морана выбила его из с. Серпален. Затем к Даву подошла дивизия генерала Ш. Э. Гюдена, и в 14 часов его корпус овладел с. Кляйн–Заусгартен, несмотря на то, что в бой со стороны русских уже втянулись полки генерал–майора Н. М. Каменского, прикрывшего отступление отряда Багговута, а также дивизии Остермана–Толстого. С большими усилиями и постоянно подвергаясь контратакам корпус Даву продвигался вперед, ему удалось взять мызу Ауклапен (ранее здесь располагалась главная квартира Беннигсена) и дойти до с. Кушитен, на правом фланге. Он сбил русских с дороги на Фридланд, но дальше пройти не смог, так как его войска уже понесли значительные потери.

Это был самый кризисный момент сражения для русской армии: их левый фланг оказался опасно развернут почти на 90 градусов на север, все резервы уже были введены в дело для противодействия Даву, а среди высших генералов стали раздаваться голоса о необходимости отступления, так как в этот момент главнокомандующий отсутствовал в штабе целый час – заблудился, поехав лично встречать корпус Лестока. Штабной офицер А. Х. Бенкендорф вообще написал в своих воспоминаниях: «Генерал Беннигсен на протяжении нескольких часов не появлялся на поле битвы; зная его храбрость, мы посчитали, что он попал под одну из кавалерийских атак»[99]. Фактически никто не осуществлял командование русской армии в тот момент. Спасло положение прибытие переброшенных с правого на левый фланг трех конно–артиллерийских рот. 36 русских орудий так удачно начали обстрел полков Даву, что позднее историки их назовут «конно–артиллерийской контратакой». Но именно их огонь позволил русским отбить м. Ауклапен.

В этот момент (примерно в 16 часов) наконец–то к русским как нельзя вовремя подошел корпус Лестока (примерно 6 тыс. человек, в его составе находился и Выборгский мушкетерский полк). Ему удалось оторваться от Нея, и он сходу атаковал с. Кушитен. Выбив оттуда противника, Лесток, при поддержки русской конницы, занял березовую рощу перед с. Кляйн–Заусгартен. После чего Даву удалось восстановить порядок в войсках и закрепиться в этом селении при помощи установленной там батареи.

Уже поздно вечером Беннигсен отправился к войскам правого фланга генерала Тучкова, собираясь организовать атаку противника на своем правом фланге. Но тут были получены известия, что в тылу у русских, на правом фланге, появились головные части корпуса Нея, которому удалось взять с. Шлодиттен. Правда, русские очень скоро отбили это селение, но атаку на правом фланге пришлось отменить. После 10 часов вечера стрельба полностью прекратилась.

Так закончилось ничейным результатом сражение при Прейсиш–Эйлау, победу в котором на следующий день главнокомандующие стали оспаривать каждый в свою пользу. Беннигсен не стал рисковать (его обеспокоило появление Нея) и после совещания с генералами приказал армии отходить к Кенигсбергу. Причем главнокомандующему пришлось столкнуться с оппозицией высших генералов армии. За сражение на следующий день выступил практически весь штаб Беннигсена: Б. Ф. Кнорринг (помощник главнокомандующего), Ф. Ф. Штейнгель (генерал–квартирмейстер) и граф П. А. Толстой (дежурный генерал). Дело едва не дошло до поединка между двумя полными генералами – Кноррингом и Беннигсеном, они чуть ли «не бросились друг на друга со шпагами», едва их удалось присутствовавшим примирить[100]. Позже Толстого заменили на его должности, а Кнорринга отозвали из армии. К слову сказать, Наполеон также обсуждал в своей Главной квартире возможность отступления, но решил подождать до утра, а ночью узнал, что русские начали отход от Прейсиш–Эйлау.

Фридландское сражение 2(14) июня 1807 г.

Русское отступление к Кенигсбергу дало затем весомый повод для Наполеона утверждать, что именно он победил в этой ужасной битве. Чтобы убедить всю Европу в этом, он даже пробыл в Прейсиш–Эйлау девять дней, а затем отвел армию за р. Пассаргу. Итоги были безрезультатными для каждой стороны. Задачи, стоявшие как перед Наполеоном, так и перед Беннигсеном оказались нерешенными. Французский полководец не смог окружить и разгромить русских, мало того, сам находился на волоске от поражения. Войска Беннигсена, хотя и обескровили противника, сами уже не могли наступать. Активного преследования русских не последовало. Об этом образно позднее написал адъютант Багратиона Д. В. Давыдов: «Французская армия, как расстрелянный военный корабль, с обломанными мачтами и с изорванными парусами, колыхалась еще грозная, но не способная уже сделать один шаг вперед ни для битвы, ни даже для преследования»[101]. Ему вторил и А. Х. Бенкендорф: «Неприятель нас не преследовал; все сообщения доказывали, что он разбит при Эйлау и продолжать военные действия не в состоянии»[102].

Русская армия понесла большой урон: по официальным данным, 7 тыс. убитых и 18 тыс. раненых, из них девять генералов. Но потери Великой армии также были громадны, даже по заниженным данным: свыше 2 тыс. убитых и почти 18 тыс. раненых. Погибло или смертельно ранено восемь генералов, а ранено два маршала и тринадцать генералов. Необходимо сказать, что после сражения огромное количество раненых, включая французов, умирало несколько дней (помочь им чем–либо не имелось возможности), в основном от холодов, даже если им была оказана медиками Великой армии необходимая помощь. Не было помещений (не говоря уже о теплых домах), где бы их можно было разместить и ухаживать, фактически они медленно умирали на улицах или полях. Зрелище медленно замерзающих искалеченных раненых производило ужасное впечатление. Об этом можно судить по дошедшим до нас мемуарам современников, видевших происходящее своими глазами.

У французов полностью был расформирован корпус Ожеро, потерявший боеспособность. К тому же Великая армия за два дня боев лишилась пяти орлов и не захватила ни одного русского знамени. Обе армии были обескровлены и не испытывали особого желания продолжить сражение на следующий день. Беннигсен также опасался очередного быстрого маневра Наполеона, ожидавшегося подхода свежего корпуса Бернадота, а у русских не было даже на подходе никаких войсковых подкреплений. Для французов скорее удивительным оказалось то, что они не смогли одолеть русских. Наверно, впервые Великой армии не удалось, несмотря на огромный опыт и присущую энергию, добиться победы, а Наполеону для ее достижения использовать присущее ему воинское мастерство. Мало того, наполеоновские генералы отлично понимали, что сами находились на волосок от поражения. Видимо, у русских было то, что отсутствовало в других армиях, а именно стойкость и мужество, как раз те качества, с которыми они могли на равных соревноваться с французами.

Можно приводить и сравнивать достаточно противоречивые данные о потерях, но нельзя заявлять, что русские войска потерпели поражение. Но главным и самым значимым после окончания битвы являлось то, как представить европейскому общественному мнению результаты сражения. Тут Наполеон и Беннигсен явно соревновались друг с другом. Правда, Наполеону пришлось убеждать Европу своими бюллетенями, что сделать ему в полной мере не удалось, поскольку общественные круги уже привыкли к его потрясающим победам, а побоище при Прейсиш–Эйлау было воспринято как явная заминка в его успехах. Резкий обвал ставок на бирже в Париже свидетельствовал именно об этом. Наполеон потерял свой ореол непобедимости после Прейсиш–Эйлау.

Перед Беннигсеном же стояла задача поскромнее – стать «победителем непобедимого», а для этого необходимо было убедить в победе российского императора и двор, для чего он представил реляцию, где красочно расписал эпизоды и результаты, а в завершении эффектно попросил отставки. Как говорится, плох тот генерал, кто не умеет грамотно составлять реляции. А Беннигсен умел! Иначе за что бы он получил высшую награду империи орден Св. Андрея Первозванного, 12 тысяч рублей ежегодного пенсиона и милостливое письмо от императора, в котором был сплошной елей от восторга победы, и, естественно, отставка не принималась. Для нижних чинов вскоре после Прейсиш–Эйлау была введена самая популярная среди солдат российской императорской армии награда – знак отличия Военного ордена (в просторечии – георгиевский крест), первые награждения получили как раз за это сражение. А всем офицерам участникам этой битвы были вручены золотые прейсиш–эйлауские кресты (наподобие георгиевского) для ношения в петлице. Излишне говорить, что в бюллетенях или реляциях не содержалось правдивой информации, если и говорилась правда, то далеко не вся, и та, что была выгодна составителям.

Уже 5 (17) февраля Великая армия отступила от Прейсиш–Эйлау за р. Пассаргу. Ее преследовали казаки М. И. Платова. «Обратное шествие неприятельской армии, – вспоминал адъютант Багратиона Д. В. Давыдов, – несмотря на умеренность стужи, ни в чем не уступало в уроне, понесенном ею пять лет назад при отступлении из Москвы к Неману… Находясь в авангарде, я был очевидцем кровавых следов ее от Эйлау до Гутштадта. Весь путь был усеян ее обломками. Не было пустого места. Везде встречали мы сотни лошадей, умирающих или заваливших трупами своими путь, по коему мы следовали и лазаретные фуры, полные умершими или умирающими и искаженными в Эйлавском сражении солдатами и чиновниками. Торопливость в отступлении до того достигла, что, кроме страдальцев, оставленных в повозках, мы находили многих из них выброшенных на снег, без покрова и одежды, истекающих кровию. Таких было на каждой версте не один, не два, но десятки и сотни. Сверх того, все деревни, находившиеся на нашем пути, завалены были больными и ранеными, без врачей, пищи и без малейшего призора. В сем преследовании казаки наши захватили множество усталых, много мародеров и восемь орудий, завязших в снегу и без упряжи»[103].