Лжеправители - Анна Корниенко

В конце концов против Мусса-батыра выступил сам Галдан-Цэрэн и разбил его армию в пух и прах. После такого сокрушительного поражения часть башкир ушла от своего вождя к хану так называемых «верхних» (живших в верховьях Сырдарьи) каракалпаков, еще одной загадочной личности, фигурировавшей в разное время под разными именами: Абдрахмана, башкирского хана Султан-Мурата, Хаджи. Этот человек, похоже, был также и участником восстания в Башкирии, откуда бежал около 1739 года.

Находясь в Азии, он рассказывал о своих похождениях в России, утверждал, что однажды был схвачен русскими в Астрахани, после чего в Казани был подвергнут жестокой казни – повешению за ребро, в доказательство чему демонстрировал шрам от крюка пониже груди, на боку. Якобы благодаря собственной «святости» он сумел выжить (один из излюбленных вариантов «чудесного спасения» многих самозванцев) и бежать от своих палачей. Скорее всего, тут имелся в виду случай с известным башкирским ханом Муратом, который в 1707 году поднял восстание в Дагестане, после чего был схвачен у стен Терской крепости и действительно повешен в Казани. Не менее воинственный, чем сам Каракасал, каракалпакский хан в 1741 году совершил набег на Тобольский уезд, сражался с казахами. Здесь и столкнулись два бывших единомышленника.

Каракасал дважды в течение 1742 года воевал с «верхними» каракалпаками. Говорят, что он это делал по просьбе своего племянника, хана «средних» каракалпаков Шайбака, людей которого Султан-Мурат переманил на свою сторону.

В июне 1742 года новый оренбургский начальник Иван Неплюев предложил Сенату использовать бывшего башкирского возмутителя общественного спокойствия в интересах России. Такое, неожиданное на первый взгляд, предложение было вызвано посланием самого Каракасала предыдущему начальнику края генералу Л. Я. Соймонову, в котором Шуна извещал, что жаждет искупить свою вину перед императрицей и в данный момент занят войной с противником России каракалпакским ханом Хаджи.

А всё началось с того, что осенью 1741 года Каракасал сообщил Соймонову о своем намерении явиться с повинной. Один из яростнейших усмирителей башкирского бунта с радостью воспринял эту новость. Он заверил Каракасала, что тот может приезжать в любой момент и без всякого опасения за свою жизнь, положившись на милость ее императорского величества. На самом же деле русским правительством было решено немедленно по прибытии схватить главного бунтовщика и доставить в Петербург.

Однако тогда Каракасал так и не явился, поэтому теперь уже Неплюев сам предлагал башкирскому бунтовщику, находившемуся недалеко от Орской крепости, явиться для «получения прощения». Конечно же ни о какой явке с повинной не могло быть и речи. Вся дипломатическая игра Каракасала велась с одной лишь целью – на как можно более длительный период обезопасить себя от врагов. Проницательный Неплюев тоже это отлично понимал. Поэтому с помощью интриг он стремился посеять раздор в стане врагов, чтобы изолировать Каракасала, ослабить его позиции среди казахов и, в конечном счете, разделаться с ненавистным противником.

В августе 1742 года в Орск прибыла группа представителей всех трех жузов для принятия присяги на верность российской короне. Осенью у себя в орде при помощи посланника Неплюева переводчика Уразлина присягнул и Барак. Следует заметить, что, несмотря на это, верным союзником России он так и не стал. Барак обещал склонить на это предприятие и каракалпакского хана Шайбака. При этом султан откровенно намекал на материальное вознаграждение. Надо сказать, что казахские правители не получали доходов со своих подданных в виде налогов и потому, живя в основном лишь добычей от войн и набегов, были порой сильно стеснены в средствах. Кроме того, знаки внимания со стороны монарха огромной страны явно льстили самолюбию тщеславной степной знати.

Для демонстрации своих верноподданнических отношений Барак отправляет в российскую столицу своего представителя. Этот поступок немедленно привел к охлаждению его отношений с Каракасалом, который отделился от султана и стал кочевать по реке Колутон в верховьях Ишима. Но после того, что произошло (благодаря в том числе и политике уфимского воеводы П. Д. Аксакова, добившегося объявления амнистии башкирским беженцам), от Султан-Гирея стали уходить и казахи, и бывшие башкирские соратники. Вряд ли их стоит осуждать за это. Годы мытарств, голод и холод, постоянный риск быть в лучшем случае просто убитым, а в худшем – варварски казненным на плахе, жгучая тоска по семьям и дому подточили их силы. Люди измучились и устали. Влияние Каракасала стало стремительно падать.

Оказывая определенное внимание влиятельному Бараку, Неплюев преследовал несколько целей. При этом он хотел, чтобы Средний и Большой жуз отвернулись от представлявшей реальную угрозу для российского влияния в Казахстане Джунгарии, а также стремился противопоставить Барака Абуль-хаиру, чьи действия стали противоречить интересам российской администрации.

В 1743 году происходит событие чрезвычайной важности. Галдан-Цэрэн, которому надоело гоняться за призраком, принимает радикальное решение: он с почестями отпускает Аблая, пообещав отдать Ташкент и Туркестан, но требует от казахов схватить и доставить к нему ненавистного самозванца.

В связи с этим опасность для Каракасала стала реальной как никогда. Он утратил всех друзей, за исключением только лишь Казбек-бия и Кабанбая-батыра, у которого жил в последнее время. В октябре 1744 года из Петербурга вернулся посланник Барака, принимавший участие в торжествах по случаю объявления царевича Петра Федоровича наследником престола. Он привез своему господину императорскую грамоту, именную золотую саблю и множество других подарков, которые, по свидетельству современников, вызвали огромную радость Барака и зависть всех остальных. Сопровождал посланника от Оренбурга в Казахстан Тюкан Болтачев, бывший соратник Каракасала. Сразу же после этого несколько представителей знати, в том числе якобы и Кабанбай, будто бы заявили о своем желании присягнуть на верность Москве.

Тогда, как рассказывают нам источники, Каракасал пригласил Болтачева в свой улус и спросил, каким образом он, бежавший с ним в 1740 году, получил прощение и возможность открыто ездить в Оренбург? И, мало того, оказался милостиво награжден ее императорским величеством? На что Тюкан ответил, что если и сам Каракасал придет к императрице с повинной, то и он тоже получит прощение. А в дальнейшем сможет рассчитывать на многие милости от царского двора…

После этого Каракасал, Кабанбай-батыр, Казбек-бий и другие знатные люди собрались на совет, где якобы приняли решение принять подданство ее императорского величества и выразили готовность действовать против врага российского государства Галдан-Цэрэна.

Тюркан Болтачев свидетельствовал, что отношения Каракасала с Бараком ухудшились не в связи с тем, что Барак принял присягу на верность России, а после того, как последний согласился с предложением джунгарского хана обменять своего сына, находившегося в то время в заложниках в Джунгарии, на Каракасала. Конечно, стремление любой ценой освободить от опасности собственное дитя (пусть уже даже взрослого человека) мало у кого вызовет удивление или осуждение. Однако коварное предательство бывшего союзника, безусловно, далекий от благородства шаг. Хотя, кто знает, как бы повели себя мы сами, находясь на его месте?..

Для того чтобы заманить Султан-Гирея в ловушку, Барак обещал ему в жены свою сестру, но Чернобородый на эту уловку не поддался. Поспешно распрощавшись с Бараком, он вместе с Кабанбаем батыром перебрался к Казбек-бию.

Зимой 1744/45 года эта отважная троица со своими людьми напала на каракалпаков, которые, по наущению Барака, хотели принять российское подданство. Конечно, Каракасал со товарищи бился за независимость Степи от власти Москвы и с «предателями» разделывался решительно и беспощадно. Вспомним, в какие времена все происходило! Средневековая степь – это ведь не Европа XXI века! Тогда о гуманности и любви к ближнему мало кто всерьез задумывался. И поскольку если не на родине, о которой мы достоверно ничего не знаем, то в стране, на территории которой действовал Каракасал, многие – вплоть до настоящего времени – считают его образцом народного героя, согласимся и мы с установившейся традицией.

В июне 1745 года сакмарский казак ногаец Кубек доложил оренбургскому начальству о действиях Барака в отношении Каракасала. Он сообщил, что султан, несмотря на то что он раньше считал «башкирского бунтаря» истинным принцем Шуной, теперь уверен, что Каракасал – самозванец. А поскольку этот самозванец правит теперь найманским родом Средней орды, то есть его собственными владениями, ему, Бараку, это чрезвычайно неприятно. В связи с чем султан приказывает джунгарским калмыкам схватить Каракасала и доставить его к Галдан-Цэрэну, потому что казахи защищать его больше не будут из страха перед джунгарским ханом.