Камни и молнии (сборник) - Вячеслав Морочко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для начала я попросил ее придерживать язык. Но она заявила, что у каждого должны быть свои обязанности – ее направили сюда ассистировать, а не молчать.
– Послушайте! – рассердился я. – В конце концов, вы мешаете мне работать!
– Ай, бросьте! – сказала она. – Знаю я вашу работу. Ходите из угла в угол, а мысли группами и в одиночку блуждают из одной извилины в другую по одним и тем же заученным маршрутам.
Пока я раздумывал, как ответить, моя ассистентка перевернула вверх дном все помещение. Теперь оно могло служить романтической декорацией в духе фильмов из жизни простого ученого люда. У меня волосы становились дыбом: она развернула такую деятельность, будто собиралась свить здесь гнездышко. Ее напору невозможно было противиться.
Покончив со студией, она принялась за меня. Решительно перейдя на ты, заявила:
– Неужели ты ничего не видишь кроме своей пустоты?! Пустота! Ха! Ха! Ты знаешь что это такое? Нет? И никто не знает. Так оставь ее в покое! Давай работать красиво!
К этому времени я уже был готов на все, лишь бы меня самого оставили в покое.
– Ты милый мальчик, – говорила она, выталкивая меня из студии. – Ты мог бы нравиться девушкам. В тебе что-то есть, и ты это чувствуешь. Но почему-то заставляешь себя быть выше самого себя. Не упирайся, идем отсюда. Тебе нужен свежий воздух. Бедняга, я знаю: такие, как ты – всегда совестливы. Стесняетесь занимать даром место. Стыдно бездельничать. Но бесконечные и бесплодные потуги ума – тоже форма безделия, только самая жалкая.
Она тащила меня за руку. Я никогда не бегал так быстро по людным улицам. Налетал на прохожих, спотыкался, но повиновался. Я раньше не думал, что наглость – такая великая сила. Косточки моей воли хрустнули при первом же натиске. Когда я споткнулся в очередной раз она заявила:
– Господи, ты, даже не способен думать о том, что делаешь! Где твои глаза и мозги? Ты забросил их в пустоту и надеешься что-нибудь выудить. Ты ни о чем не можешь думать, кроме своей пустоты. У тебя сверхсфокусированное внимание. Все, кроме объекта раздумий, ты видишь, как сквозь запотевшее стекло. Изредка таким везет – тогда их называют гениями. Но чаще они смотрят не туда, куда нужно, а чуть-чуть в сторону. Этого достаточно, чтобы до конца дней быть неудачником.
Я знал, что это – лепет. Но не возражал. Именно острота внимания, резкий переход от того, что находится в поле зрения, – к тому, что за его пределами, отличает высшую организацию интеллекта. Равномерно распределенное внимание близко по характеру к полному распаду – пределу умственной энтропии.
Я уже сидел рядом с ней на трибуне. Стадион слегка волновался. Баскетбол. Пигмеи и гиганты носились по площадке в погоне за мячом. Моя спутница била в ладоши и азартно кричала. Когда-то это мне тоже нравилось. А теперь было безразлично. Все вокруг казалось пустым, мелким и ничего не значащим. Все, кроме самой пустоты. Она лежала незримая, непонятная вокруг нас, внутри нас самих. Она дышала, вздымалась волнами, щетинилась невидимыми иглами – с виду мертвая и неприглядная.
Ерзая на жестких лавках трибуны и морщась от истошных воплей прилипчивой спутницы, я был весь там, в невидимости. Разве можно представить себе что-нибудь более таинственное и абсурдное, чем пустота. Нет, я не помешался на своей идее хотя бы потому, что у меня ее не было. Пустота – не за что зацепиться, негде встать, негде лечь. Я думал: «Черт побори, хотя бы свихнуться и родить какую-нибудь сумасшедшую мысль, чтобы было с чего начать».
Моя спутница насмешливо взглянула на меня.
– Как тебя звать-то? – спросил я, наконец. Пока она отвечала, у меня шевельнулась мысль: «Не все ли равно, где думать, – в уединенной студии или здесь, среди болельщиков, до которых мне нет дела».
– Послушай, ты не находишь, что это потрясающе? – спросила она.
– Это потрясающе, – покорно согласился я.
– Нет, ты ничего не видишь, – задумчиво сказала она. – Твой взгляд витает там, в облаках.
– За облаками, – уточнил я машинально.
– За облаками… – повторила она мне в тон, сокрушенно покачала головой и добавила: – Не пойму, остался у тебя хоть проблеск юмора или пустота все съела, и я напрасно теряю с тобой время.
– Скорее всего напрасно, – согласился я и, наверно, жалко улыбнулся сквозь пустоту.
Она снова повертела головой и некоторое время пристально смотрела на меня.
– Давай глядеть вместе, – предложила она. – Скажи, тебе нравится эта игра?
– Потрясающе, – повторил я уже испытанное выражение.
– А если честно? – настаивала девица. – Попробуй расфокусироваться!
Я попробовал, сделал над собой усилие.
– Ну как? – торопила она. У меня в глазах мелькали трусы и майки. Я вдруг с ужасом понял, что разучился думать. Самый элементарный процесс мышления требовал от меня невероятных усилий. Я завяз в пустоте и не мог вытянуть из нее ноги. Я напрягся, вспотел. Изо всей силы старался выдавить из себя хоть какое-то чувство, какое-то собственное суждение о том, что происходило сейчас на площадке. Можно не быть баскетболистом, но усвоить зрительно весь комплекс приемов этой древней игры. Я тщетно старался найти в ней что-нибудь привлекательное.
– Скучно, – сказал я, так и не придя ни к какому солидному мнению, – должно быть, играют дворовые команды…
– Так я и думала, – перебила она. – Ты симулянт! Хочешь казаться не от мира сего? Не выйдет! Я тебя выведу на чистую воду! Отвечай, сколько команд видишь на площадке?
– Две! – я был доволен, что, не задумываясь, могу ответить хоть на этот вопрос.
– А ты уверен?
Я опять сделал над собой усилие и, сосредоточившись, убедился, что, в самом деле, играют две команды в два кольца, как и полагается в этой игре. Я не понимал, куда она клонит. Она не дождалась ответа:
– Что, если бы играли две пары команд?
– Зачем две пары? – не понял я.
– Зачем, зачем! Будешь сейчас два часа соображать! – проворчала она. – Неужели трудно представить себе две пары колец и две пары команд?
– На одной площадке? – переспросил я.
– Можно на двух, – благосклонно разрешила девица. – Но положи их одну на другую, крест-накрест.
«Безумие!» – подумал я, прикинув в уме количество соударений в минуту при среднем темпе игры.
– Послушай, как тебя… – (она назвала свое имя, но я опять не запомнил), – то, что ты предлагаешь, будет настоящей свалкой. Мала площадка.
– Тем забавнее! Тебе же скучно! А впрочем, кто мешает сделать площадку больше?
– Увеличим площадку – изменится темп игры, – серьезно сообщил я. – Конечно, столкновения уже не будут такими опасными, но совсем избежать их не удастся.
– А тебе-то что? – отозвалась моя спутница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});