Лагерь живых - Николай Берг

Виктор, почитавший в свое время, как правильно проводить обыски, взялся за дело методично. Ирка наоборот. Забавно, но это дело как-то увлекло обоих. Темный здоровенный незнакомый дом был достаточно любопытным и таинственным объектом. Еще когда Витя возился с чудаковатыми копателями, у тех высшей оценкой сохранности был «чердачный сохран». И в деревнях, и в городе много чего валялось с незапамятных времен на чердаках, и Витя в свое время проспорил бутыль «Абсолюта», не поверив, что на чердаке городского пятиэтажного дома стоит остов грузовика и лафет от зенитки.

— А что мы вообще ищем? — спросил он Ирку.

— Все, что может нам пригодиться в дальнейшем, — ответила она и улыбнулась.

— Бедному вору все впору, — пробурчал он в ответ.

Собственно, все, что они находили, вполне могло пригодиться. Если не сейчас, так через несколько лет. То, что деревня давным-давно попала в список «неперспективных», в немалой степени спасло ее от многочисленных мародеров, особенно от террористов нового типа. С легкой руки бандитов, крышующих пункты по сбору металлолома, в стране создались многочисленные диверсионные группы бомжей. В пунктах принимали все, что угодно, совершенно не парясь, — украденный ли это бронзовый памятник, стыренный рельс, раскуроченное лифтовое оборудование или новые алюминиевые кастрюли, еще пахнущие щами. Ради паскудного пойла бомжи перли все и отовсюду, нанося ущерб почище диверсантов. Бесхозные советские металлы давно кончились, и последние лет пятнадцать доморощенные террористы тащили то, что уже было чьей-то собственностью. Особенно доставалось хозяйству железной дороги, лифтам и обычным гражданам. Пустующие дома и дачи в зоне досягаемости обносились ежегодно, причем совершенно варварски — с выдиранием проводки и выносом всего металлического.

А эта деревня, находившаяся в медвежьей глуши, не имела ни своих бомжей или нарков, да и добраться до нее было очень непросто — потому получилось почти как на острове Сааремаа, где скуповатые селяне не выбрасывали ничего. Вот и вышел у них самый лучший краеведческий музей с экспонатами трехсотлетней давности.

Здесь не было электричества, телефона, газа, да и дороги как таковой тоже не было. Родственники к Арине ездили редко, и она как-то ухитрялась жить натуральным хозяйством — курочки, огород. Привозили ей керосин, соль, спички да муку. Пока была жива ее соседка — как раз в соседнем доме, — посетители бывали часто. Соседка выкармливала для родственников поросят, которых ей совсем малышами привозили весной, а глубокой осенью забирали туши. Этот диковинный котел из бурьяна как раз и пользовался для запарки травы свинкам.

Потом соседка померла, дом заколотили, и Арина осталась одна. А когда началась вся эта перестройка — и не до бабки стало. Да она и не жаловалась, вполне обходясь для бесед кошкой. Гостям же искренне была рада.

Виктор, правда, не очень обращал внимание на то, что тут есть, будучи увлечен постройкой базы. Ирка, наоборот, засекла все, что могло пригодиться. Она нашла стеклорез, весьма приличный, и связку обоев с наивной расцветкой — не иначе годов шестидесятых. Виктор надыбал инструменты: стамески, рубанок, пару ржавых пил.

Его удивило, что мебель стояла на местах — и древний шкаф с точеными балясинками сверху, и стулья, и столы. В допотопной тумбе Ирка нашла какую-то замшелую посуду, и Виктор буквально обалдел, когда Ирка, лукаво улыбаясь, подала ему пыльную кружку с польским орлом, узником за решеткой и надписью «Тюрьмы панской Польши».

Вот со спальными местами было неважнец. Кроватей было аж три штуки. Но панцирные сетки были безбожно растянутыми, а матрасов и в помине не было. Пара подушек, тяжелых, с отсыревшим пером, стремного вида, с какими-то неприятными разводами на наволочках.

Решили пока не осматривать все тщательно, видно было, что дом можно занять и жить в нем. Стекол не хватало половины, рамы гниловаты, но вставить стекло для Виктора было не проблемой — он умел это делать. Вот защитить окна чем-то вроде решетки и продумать запасной выход, на всякий случай, было уже сложнее.

Заглянули в чулан и сарай, примыкавший к дому с другой стороны. Уже и свинками там не пахло. Нашелся еще кой-какой огородный инструмент, но весьма убогий.

Впрочем, Виктор и такого не имел.

Когда вылезли из дома, Ирка, словно что-то вспомнив, поманила пальчиком суженого и пошла к третьему от Арининого дому. Крыша у того прогнулась седлом, напоминая варварские жилища вождей — галльских или германских. За домом оказалась бревенчатая покосившаяся пристройка, не то большеватая банька, не то маловатый гаражик. Что удивительно, крыша этого сооружения еще каким-то чудом сохранилась. В отличие от дома. Заперто это все было на проржавленный замок, висящий тут явно не один десяток лет.

— И что тут?

— Свадебный подарок! «Газенваген»!

Виктор сильно озадачился. Во-первых, с какой стати душегубка может быть свадебным подарком? Во-вторых, как она тут могла оказаться?

Тем не менее он сходил за фомкой и, подцепив замок, дернул. Замок удержался. А вот железяка, на которой он был прицеплен, вырвалась из трухлявой древесины ворот. Створки вросли в землю. Да еще и снегом их присыпало. Пришлось покорячиться.

Наконец, выломав одну створку — петли не выдержали, Виктор вошел в «баньку».

Стоявшее в ней сооружение было закрыто ветхим, расползшимся белесым брезентом. Поднимая пылищу, Виктор с супругой стянули полотнище.

Под ним оказалось что-то очень знакомое — изрядно потрепанная грузовая машина с какими-то здоровенными баками по бокам перекошенной кабины без стекол.

— Ну, дела! Это еще что такое?

— Я ж говорю — «газенваген»! Он на дровах ездил!

— Тьфу, глупая баба! Не «газенваген», а «газгольдер».

— Не, «газгольдер» — это такая круглая кирпичная башня на набережной. А это — «газенваген». Мне так Арина сказала.

Виктор на минуту задумался. Да, пожалуй, не «газгольдер»… Черт, как же его… Ну неважно. Он осмотрел эти баки и трубы. Видно было, что когда-то их густо обмазали тавотом. Потыкав пальцем, Витя отметил, что тавот как камень. Может, из-за холода, а может, и по возрасту.

— Подарок-то еще тот… На фига нам этот механический мертвяк нужен?

— Сосед Арины все его хотел в порядок привести. Рано умер, а то б починил.

— А нам-то какой прок?

— Раньше делали прочно и просто, и раз сосед собирался это починить, то и ты мог бы. Чем дизелюху гонять, лучше б эту, на дровах. Не сможет ездить, так хоть как генератор для электричества. А если еще и ездить будет — бензин сэкономим.

Виктор присел на корточки. Колеса у машины, сейчас уже он понял, что это полуторка, давным-давно сдулись и сплющились. Автомобиль практически сидел брюхом на сгнивших досках. А что, можно и попробовать… Ведь видел же он, как отреставрировали валявшуюся неподалеку от Мясного Бора в лесу такую же полуторку. Эта всяко в лучшем сохране. От той только двигатель с рамой оставались…

Супруги вышли из гаража, и Виктор задумчиво поставил вывернутую створку на место.

— «Газген» эта штука называется! Газогенератор! Вот, вспомнил!

— Ты у меня такой молодчина. — Ирка прижалась всем телом и игриво заглянула ему в глаза снизу вверх.

— Демократию разводить в окруженной крепости — последнее дело. Считаю, что тут должно быть все просто и по-военному внятно. — От металлического Михайлова чего-то другого и ожидать нечего.

— Все-таки может ли кто-нибудь внятно сказать, что считается приоритетным в случае осады?

— Полезно все, что дает возможность гарнизону крепости перенести осаду, а вредно все, что снижает обороноспособность. Что, Доктор, руку тянете?

— Ну, мне кажется, что мы сейчас заберемся в дебри дискуссии о добре и зле. Позволю себе сказать пару слов — был у нас такой санитар, Евгением звали, так вот он высказался так: добро — все, что позволяет виду выжить, а зло то, что ведет вид к гибели. Соответственно этот постулат подходит и для нашего гарнизона.

— Что-то такое было в Третьем рейхе, — вмешивается седой сапер. То же, «что для рейха благо — то и добро». Потом они с этим благом допрыгались до выжигания деревень с унтерменшами[45] и массовой ликвидации взятых в плен недочеловеков. Потому как для Рейха геноцид считался благом.

— Так вот я ж не зря сказал о виде. Поведение Третьего рейха как раз биологическому виду было вовсе не добром. Скорее угрозой. И отсюда же привлекательность Третьего рейха. Зло вообще привлекательно и интересно.

— Ну-ка, ну-ка? И с чего же это зло интереснее?

— Товарищи, вам не кажется, что мы не в лектории и не в дискуссионном клубе?

— Погодите, Петр Петрович, тут вопрос действительно интересный. Хоть в кино, хоть в романах положительные персонажи скучные, а отрицательные запоминаются куда лучше.