Как женить слона - Татьяна Веденская

в которой дело оказывается в шляпе

Ожидания редко оправдываются, чаще все складывается с точностью до наоборот от того, на что ты рассчитывала. Я была совершенно уверена, что мы передеремся, будем кричать и спорить, но, конечно, не сможем ни о чем договориться и в итоге все равно поступим, как решит Григорий. Что ж, в последнем пункте я не ошиблась, что касается остального…

Это была самая тихая поездка на машине за всю мою жизнь.

Мы тихо собрались, почти не разговаривая и не обсуждая ничего, проверили документы – наши паспорта, включая Варварин, ее свидетельство о рождении. Свидетельство о браке – на всякий случай. В какой-то степени это напомнило мне момент, когда меня забирали в больницу – у меня случилось воспаление придатков, и Григорий тогда вот так же молча, сосредоточенно, даже подавленно собирал мои страховки, документы, смену белья, ложку, чашку, туалетную бумагу… Больница была далеко. А мне было так плохо, что я думала, не доеду. Мне кажется, он тоже тогда был напуган до полусмерти. Варе было всего четыре года.

Вот и сейчас Григорий вел себя настолько отстраненно, как отмороженный, честное слово, что я могла бы поклясться, он в полнейшей прострации. И в ужасе. Так мы и поехали в отделение полиции – кусающий губу и явно злой Григорий и бледная, растерянная и сконфуженная Алевтина Ильинична впереди, мы с Варварой – подавленные и пойманные с поличным – на заднем сиденье. Пробка на Ленинградке еле тащилась, несмотря на то что была уже середина дня, но сегодня я совсем не против немного постоять.

Я вовсе не уверена, что мы делаем все правильно.

– Не могу поверить, мам, – прошептала Варя мне, когда наша «реношка» заехала в узкий просвет между чьим-то шикарным джипом и старым, явно брошенным тут микроавтобусом. – Мы что, правда пойдем в полицию?

– Конечно, пойдем, – бросил ей Григорий, выключая двигатель. – Мы устроим этому мерзавцу сладкую жизнь.

– И его посадят в тюрьму? – прошептала Варя, пребывая в искреннем недоумении. Я ее понимала, как никогда. Еще вчера мир был хоть и не идеальным, но вполне пригодным местом для жизни и даже отдельных крупиц редкого, случайного счастья. Сегодня перед нами длинные серые коридоры, ободранные стулья, очереди из грустных, нервных людей с потерянными лицами. И с каждым из них, наверное, что-то случилось. Перед кем-то тоже маячит слово «тюрьма». Согласитесь, это не то слово, которое должно входить в лексикон нежной, юной пятнадцатилетней красавицы с одними пятерками в дневнике.

– Обязательно посадят, – ласково заверил ее папа, но от его голоса по машине пошел иней, повеяло арктическим холодом. – Выходим, дамы.

– Может, не стоит? – одними губами прошептала Варвара. Все закрутилось по спирали. Долгие дни и ночи, проведенные в попытках забыть вызывающе самоуверенное, но такое притягательное лицо Владислава, вчерашний день, волнение и полет по ночной Москве, опьянение напрасной надеждой. Мое лицо из-за ветрового стекла автомобиля, разбитые мечты, тест. Все произошло настолько стремительно, и вот мы уже стоим на пороге кабинета, где молодой человек ненамного старше преступного Владислава Гуляева – следователь – сидит и пытается расписать ручку, в которой кончились чернила.

– Можно? – спрашивает Григорий, голос сухой, строгий. Сам он тоже будто высох. Подобрался, втянул живот, но напряжение в скулах так и не прошло. Он ненавидит, и это состояние для него – не пассивное, а активное. Надо бы ему валерьянки накапать, да не взяла я ее с собой.

– Я вас вызову, – бросает нам следователь, и мы снова оказываемся перед дверью, где просидели уже около сорока минут. Я вижу, что Варя устала. Кажется, я единственная, кто помнит здесь, что она не только потерпевшая, но и беременная. Ей нужно бы поесть, мы выскочили из дома так быстро, что ни у кого во рту и крошки не было. Вон, бледненькая какая.

– Вот ведь бардак! – Гриша потер ладони и в возмущении фыркнул. Народу в отделении хватало. Какие-то ушлые люди с лицами, не выдающими вовне никаких эмоций, сновали по коридору и входили-выходили в кабинеты без очереди, чем вызывали бури протестов от простого народу. На бури они тоже плевали, даже не отвечали на вопросы, просто быстро открывали двери и исчезали внутри.

– Оперативники, – пояснила женщина, сидевшая напротив.

– А почему не в форме? – удивилась я.

– А им и не положено, – пожала плечами женщина, а потом уткнулась в экран своего планшета. И добавила: – Они могут.

– Что могут? – уточнила свекровь.

– Да разное, – пространно ответила женщина, а затем набрала номер и принялась обсуждать с кем-то по телефону «переквалификацию, которой не избежать по-любому, но ходатайствовать все равно надо, пусть они там не думают, что мы свои бумаги к делу не подошьем».

– Похоже, адвокат, – прошептал мне Гриша.

– А нам-то адвокат не нужен? – прошептала я в ответ, чем вызвала одно только негодование.

– Мы что-то нарушили? Преступление совершили? Ты совсем, что ли, не понимаешь, что произошло!

– Я не уверена, – ответила я так, чтобы Варя не слышала нашего разговора. Она сидела и играла в какую-то компьютерную игрушку, идиотскую до невозможности – нужно рассекать мечом летящие по экрану фрукты. Совершенно дурацкая штука, я знаю, о чем говорю, сама в нее рубилась однажды часа три подряд.

Особенно тяжело с лимончиками.

– В чем ты не уверена? – зашипел Григорий.

– Вообще не уверена, что мы должны были ее сюда тащить. Варе нужно отдыхать больше, кушать. Она даже не завтракала. У нас дома сыр кончился, нужно в магазин сходить, а мы тут сидим. Дурацкая затея, ты что, правда хочешь посадить этого мальчишку в тюрьму?

– А ты что, тоже считаешь, что я должен застрелить его из охотничьего ружья? – сузил глаза муж. Я вздрогнула и замотала головой. Тут дверь открылась, и коротко стриженная голова явно чем-то недовольного следователя появилась в проеме.

– Проходите, – буркнул он и снова исчез за дверью. Мы переглянулись. Шансов на то, что Гриша передумает, не было. Мужчина в ярости, слеп и думает только о том, как наказать, покарать, уничтожить врага. Всю его жизнь он тренировался, как бороться с врагом, и вдруг у него появился реальный шанс показать себя.

– Слушаю, – угрюмый следователь даже не посмотрел на нас, продолжая заполнять какие-то бумаги. Надо признать, в чем в чем, а в бумагах на его столе недостатка не было. Они лежали стопками вокруг него, одна была небрежно брошена прямо поверх допотопного принтера. Связки бумаг, перевязанные бичевкой, также лежали на полу под окном. Писанина. Хорошо, что у нас в банке большая часть работы делается на компьютере.

– Мы хотим подать заявление… – начал говорить Григорий, но запнулся. Следователь оторвал взгляд от бумаг и протянул ему один из бланков со стола.

– Пишите, – кивнул следователь равнодушно, но и без вражды. Ничего другого он от нас не ожидал. Не чай же мы сюда пришли пить. Не иначе как с жалобой заявились. Гриша покрутил бланк в руках.

– А что писать?

– А что у вас случилось? Ограбление? Кража? – предположил следователь.

– Нет, – буркнул Гриша и побледнел. Повисла пауза, после которой следователь впервые по-настоящему посмотрел на нас, как на живых людей, а не призраков, появляющихся и исчезающих в его кабинете. Он отложил бумаги и наклонился вперед.

– Рассказывайте.

– Рассказывай, – кивнул мне Григорий, как бы невзначай переведя стрелки на меня. Я обомлела и вытаращилась на молоденького следователя. Ну нет, ни за что я не стану козлом отпущения. И козлихой тоже!

– Изнасилование, – выдавил Григорий и осел на стул рядом со столом. Следователь среагировал интересно. Он осмотрел нас еще раз, словно пытаясь определить, кто из присутствующих здесь дам был изнасилован. Средних лет, высокая, сухощавая я, пожилая Алевтина Ильинична или забившаяся в угол, играющая в убийцу фруктов девочка-подросток, демонстрирующая полнейшее равнодушие к происходящему. Однозначно равнодушие.

– Освидетельствование делали? – вздохнул следователь.

– Нет еще, сразу к вам.

– Когда произошел инцидент? – и он снова склонился над бумагами. – Рассказывайте, рассказывайте. Я ж не могу из вас слова клещами тянуть.

– Гриша, может, пойдем? – в последний раз попросила я. Гриша нахмурился.

– Мою дочь Варвару пятнадцати лет совратил взрослый мужчина. Я правильно понимаю, что это изнасилование? Он не имел права и пальцем ее касаться.

– А она возражала? – спросил следователь тоном, от которого Варвара вздрогнула и густо покраснела. То ли еще будет.