История религии. Том 1 - Александр Мень

сверхприродным. В этом - залог его бесконечного развития.

Желание обрести свободу настолько сильно в человечестве, что даже

марксисты, склонные к детерминизму, грезят о "прыжке из царства

необходимости в царство свободы". Мало того, Маркс утверждал, что это

царство "лежит по ту сторону сферы собственно материального производства"

/35/. Тем не менее он продолжал считать "базисом" свободы социальное и

экономическое переустройство. Нет сомнения, поиски оптимальных общественных

систем могут служить делу подлинной свободы, но опыт показал, что без

признания прав личности и духовных оснований этих прав идея освобождения

превращается в свою противоположность: в диктат, насилие, рабство.

Эта деградация связана еще и с тем, что в человеке наряду с

потребностью в свободе живет боязнь ее. Без ориентации на Вечное свобода

может пугать и вызывать тоску по рабству. "Человек обречен на свободу", -

говорил Сартр, и в этих словах ощущается скрытый ужас. Но подлинная вера не

страшится свободы. Она сознает всю трудность этого дара и радостно идет ему

навстречу. Пусть даже иные представители религии превращают ее саму в

спокойную клетку для извращения веры. "Комфортабельный атеизм и

комфортабельная вера, - по словам Э. Мунье, - встречаются в одном болоте".

Для того, кто верен Евангелию, остается всегда живым завет апостола Павла:

"К свободе призваны вы, братья".

x x x

Реализацию духовного начала мы видим и в стремлении к творчеству,

которое неотделимо от истории человеческой культуры.

Как уже было отмечено в главе II, творческий процесс не есть продукт

простого воспроизведения или абстрактной рефлексии. В нем порыв человеческой

интуиции и воли непосредственно приобщается к живой реальности и исходя из

нее создает нечто новое. Здесь участвуют все силы человеческой души и духа.

Пусть машины действительно способны писать стихи и сочинять музыку, но

их "произведения" остаются, однако, лишь мертвенной пародией на подлинное

творчество, которое реализует не только формальные способности человека, но

и неисчерпаемое богатство его духовного бытия. К сожалению, в широкой

публике это нередко забывается под влиянием фантастической литературы,

которая склонна подчас ставить знак равенства между человеком и роботом. Но

необходимо помнить, что в подобной литературе всегда есть нечто не только от

науки, но и от чистого вымысла, и поэтому, признавая полную свободу

творчества за самими авторами-фантастами, мы не должны забывать, что далеко

не всегда есть смысл черпать из их книг философские идеи.

Для того чтобы глубже проникнуть в самую сущность подлинно

человеческого творчества, лучше всего обратиться к свидетельствам самих

творцов культурных ценностей. Они раскрывают перед нами ощущение

сопричастности высшему духовному бытию, которое отчетливо сознавали поэты,

писатели, художники. Остановимся на некоторых примерах подобного

самосвидетельства.

"Иногда, - пишет Н. О. Лосский, - в моменты наиболее плодотворного

мышления целые длинные ряды мыслей развиваются как бы сами собой".

Нередко поэты сами описывают процесс своего творчества как что-то

"данное", что-то такое, в чем они играют лишь роль зрителя, восприемника.

Еще более определенно говорит об этом мыслитель-поэт С. Н. Булгаков. По

его словам, "направляет художественное внимание стихия таланта...

Человек-художник невольно становится придатком своего таланта" /36/.

Н. Бердяев в своей книге "Смысл творчества" полагает творчество главной

отличительной чертой человека, "позволяющей ему прорываться через этот мир к

миру иному". Это подтверждается тем, что нередко творцы бывают неспособны

охватить во всей полноте свое создание.

"Иногда, - пишет французский психолог Г. Жоли, - даже сам великий

человек, взирая на горизонты, которые открывает перед ним его же собственная

идея, повергается в изумление и восхищение перед нею и полагает, что она

снизошла к нему свыше от какой-то незримой верховной силы". Примеров этого

мы имеем бесчисленное множество. Так, Микеланджело, работая над своими

фресками, видел в этом труде священнодействие, которым руководит Дух Божий.

По словам Г. Флобера, художники являются "органами Бога, посредством

которых Он Сам открывает Свою сущность"; Мицкевич в своем творчестве

чувствовал "силу, не от людей идущую". Бетховен свидетельствовал, что в

моменты музыкальных озарений "Сам Бог говорил над его ухом". Красота, по

словам В. А. Жуковского, есть "ощущение и слышание душою Бога в созидании".

"У меня были времена, - пишет в своем Завещании Лев Толстой, - когда я

чувствовал, что я становлюсь проводником воли Божией".

Такие свидетельства можно было бы продолжать без конца. Они говорят о

том, что в процессе творчества человек приобщается к мировому духовному

бытию и тут с необычайной силой проявляется его богоподобная сущность.

Ценность всякого художественного произведения заключена прежде всего в

том, что автор его создает некий новый, свой собственный мир. Краски и

формы, звуки и слова становятся языком духа.

Не случайно творчество для христианства имеет значение космическое: в

нем человек как бы продолжает божественное дело созидания. Это уже не

"Земля" или "Вода" с их темной стихийной жизнью, а сознательное существо,

творящее свой "второй космос" и тем самым соучаствующее в творчестве Бога.

Именно поэтому созидательный процесс открыт беспредельному

совершенствованию. Именно поэтому каждый мастер, закончив свой труд,

испытывает неудовлетворенность, которая побуждает его к новым творческим

поискам.

Давно замечено, что персонажи у многих писателей - лишь перевоплощения

одного героя, который ищет и не находит своей окончательной формы. Этим же

объясняются и лейтмотивы в произведениях художников: чувствуя несовершенство

созданного, они не могут остановиться и успокоиться на достигнутом.

В конечном счете все наше земное творчество есть радость, переплетенная

с глубокой тоской по совершенству и идеалу. Мы ощущаем в себе огромные

возможности, осуществить которые полностью нам не дано. Горизонт и

устремления безграничны, а человеческая жизнь коротка, как мгновение. Это

касается не только творчества, но и свободы, и разума.

Откуда же такое несоответствие? Является ли оно неустранимой трагедией

духа? Если бы наше тяготение к истине, добру и творчеству имело бы лишь

призрачную основу, оно не владело бы человеком с такой силой. Поскольку эти

порывы вложены в нас, они должны иметь возможность для реализации. Только в

перспективе бесконечного развития человеческой личности, далеко за пределами

ее нынешних условий бытия, обретает она подлинный простор. Только тогда

разум, совесть, свобода, творчество не остаются бесполезным авансом, а

приводят ее к вершинам подлинного богоуподобления. Иными словами, вопрос о

возможностях человека есть вопрос о его бессмертии.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава шестая

ОБРАЗ И ПОДОБИЕ

/1/. В. Грегори. Эволюция лица от рыбы до человека/Пер. с англ. М.,

1934. С. 66. Аналогичное высказывание можно найти в антирелигиозных статьях

о родословной человека ("Наука и жизнь". 1964. Ном. 9. С. 25).

/2/. См. М. Г. Ярошевский. История психологии. М., 1985. С. 159.

/3/. Там же. С. 186.

/4/. Г. Ф. Лейбниц. Соч. Т. 1. М. С. 78 сл.

/5/. Вл. Соловьев. Чтения о Богочеловечестве. Собр. соч. Т. III. С. 29

/6/. Е. В. Шорохова. Проблема сознания и философии в естествознании.

М., 1961. С. 195.

/7/. Ch. Sherrington. The Brain and its Mechanism. Cambridge, 1934.

/8/. P. Bailey. The Seat of the Soul. - "Perspectives in Biology and

Medecine". 1959. 2, no 4. P. 417.

/9/. В. И. Ленин. Соч. Т. XVIII. С. 259.

/10/. Е. В. Шорохова. Проблема сознания... С. 33.

/11/. К. Маркс. Из ранних произведений. С. 593.

/12/. Л. Васильев. Таинственные явления человеческой психики. М., 1964.

С. 102.

/13/. Г. И. Челпанов. Мозг и душа. М., 1918. С. 125.

/14/. См.: Основы марксистско-ленинской философии. М., 1974.

/15/. См.: Л. Бюхнер. Сила и материя. Пб., 1907. С. 162; Э. Геккель.

Лекции по естествознанию и философии. СПб., 1913. С. 38 сл.

/16/. Материя, по словам Ленина, "копируется, фотографируется,

отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них". (Полн. собр.

соч. Т. 18. С. 131.).

/17/. Н. А. Бернштейн. Новые линии развития в физиологии и их

соотношение с кибернетикой. - В кн.: Философские вопросы высшей нервной