Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост

к ее врагам добавились и врачеватели-неучи, девушка стала вдвойне осторожней. Конечно, про себя она благодарила и почившую мать, привившую ей, несмотря на все невзгоды и лишения, любовь и сострадание ко всему живущему, и двух старух, научившие ее своим тайнам и премудростям, в том числе и знахарским, но иногда Анифа ловила себя на мысли, что она сама поступает не самым разумным образом, делая то, что по статусу, вроде как, ей совершенно не положено.

А однажды к ней обратился даже один из степняков — молодой и нахрапистый Ману, которого не взяли в поход из-за того, что тот был искусным охотником и рыбаком и должен был стать одним из тех, кто обеспечивал бы стойбище свежей дичью и рыбой. Обычно очень развязный и нахальный, он хромая подошел к Анифе, непривычно бледный и сутулый. Девушка в этот момент сидела за палаткой около костра, неторопливо и методично растирая в каменной ступке сушеные травы и одновременно помешивая какое-то варево в маленьком котелке. Несмотря на осенний холод, около огня и пара было жарко, и обычно мерзлявая Анифа даже скинула с плеч подбитый мехом плащ, оставшись в платье и стеганой куртке, рукава которой подкатала, чтобы те ей не мешали.

Раньше, чем Ману обратился к ней, Анифа заметила приближение парня и насторожилась. Как, впрочем, и ее сегодняшний сопровождающий, который, несмотря на кажущуюся вальяжность (он сидел на корточках, курил трубку и рассеянно глядел перед собой), незаметно подобрался, готовый отразить любую, даже малейшую угрозу его подопечной.

— Девушка! — тихо и почти жалобно проскулил Ману, удивив ее и своим голосом, и интонациями в нем, — Помоги!

Ошеломленно вскинувшись, Анифа быстро оглядела охотника и мгновенно оценила его состояние. Выглядел он и правда плохо. И потому не смогла проигнорировать просьбу. Кивнув, она тут же отложила ступку в сторону, готовая принять и выслушать своего неожиданного пациента.

Тушуясь и неожиданно смущаясь, молодой мужчина скинул куртку и рубаху, обнажая поджарый и жилистый торс, сейчас перевязанный в районе живота не самой, даже на вид, чистой тряпкой. Сбоку виднелось обширное пятно от пропитавшей ткань крови и, видимо, какой-то смеси. Не вставая со своего места, девушка размотала тряпицу, а после аккуратно и бережно сняла толстый слой вымоченной в забродившем молоке травы, которая служила компрессом

В нос тут же ударил запах гниения. Стоило ей прикоснуться к порезу, вокруг которого уже потемнела кожа, Ману болезненно поморщился, но Анифе надо было все прощупать. Рана была зашита грубо и неаккуратно. И, судя по всему, не обеззаражена, иначе не было бы такого воспаления.

— Это Кизар меня заштопал, — по-детски пожаловался Ману, — Думал, нормально все, а вчера — вот… Кизар сказал, чтоб ждал и надеялся на милость богов, но ведь это…,- парень показал на воспаление, — дурно, ведь так?

"Дурно — не то слово" — подумала Анифа. Но удивляться тому, почему лекарь так плохо выполнил свою работу, она решила потом. Сначала надо было облегчить страдания бледного и подрагивающего от озноба парня.

В первую очередь она сбегала за водой, чтобы омыть рану. Ману стоически перетерпел болезненную процедуру и молчал, сильно стискивая зубы. Но нет-нет, а шумно выдыхал от неприятных ощущений. Избавившись от кровоподтеков и остатков зеленой-коричневой смеси, Анифа непроизвольно выдохнула благодарность богам, потому что не все оказалось так плохо, как она подумала сначала. Да, заражение пошло, да, придется хорошенько постараться и помучить Ману, снимая швы и вычищая изнутри зараженные участки, но шансы у них были приличные.

Придется, разумеется, отрезать и приличную часть мышечной ткани, и каким бы закаленным и смелым не был перед ней человек, Анифе загодя стало его жалко.

Снова оставив парня, девушка подошла к своему охраннику. Быстро рассказав о состоянии степняка, она попросила помочь ей. Парня придется держать, пока она будет проводить операцию, и не давать ему дергаться, ведь, кроме как драгоценной бутылки водки, никакого анестезирующего средства у нее не было. К ее удивлению, воин лишь кивнул, предложив позвать еще одного человека.

Пока охранник ходил за помощью, Анифа быстро сбегала в палатку, где собрала все необходимое — чистые отрезы ткани, иголки и нитки, специальные скребки и плошки, мешочки с незамысловатыми лекарственными травами и порошками.

Для начала она налила кочевнику полную чашу алкоголя и заставила того выпить. Как правило, степняки не пили ничего крепче вина и пива, и от водки он тут же закашлялся и покраснел. Но быстро захмелел и откинулся на спину, позволяя Анифе снова заняться раной.

Но даже в таком состоянии он стонал, скулил и дергался, когда Анифа, сняв швы и щедро облив водкой, раздвинула края гниющей плоти. Ее пальчики порхали быстро, но уверенно, а двое мужчин крепко и надежно держали Ману за руки и за ноги, не давая тому шевелиться.

Убрав гной и срезав воспаленную плоть, Анифа влила в своего пациента горячего и дурно пахнущего отвара. И снова обработала глубокий порез очередной порцией водки, из-за чего Ману содрогнулся и жалобно застонал.

Да, это было больно. Но не так, если бы девушке пришлось прижигать рану, что, впрочем, и сделал Кираз, ко всему прочему еще и щедро присыпав пеплом.

После Анифа быстро соединила края раны крупными, но аккуратными стежками и наложила компресс, используя чистый отрез выбеленного полотна. И достаточно туго перебинтовала.

Окончательно выбившийся из сил парень потерял сознание. Анифа снова испытала жалость к нему — но чисто женскую, материнскую — и попросила своих охранников не переносить степняка, а поставить маленькую палатку, чтобы в течение нескольких дней ей было удобно следить за его состоянием.

И хотя мужчины недовольно поджимали губы, явно раздосадованные ненужным, по их мнению, вниманием девушки к обычному охотнику, однако все равно послушались. И даже помогли соорудить для Ману постель и перенесли его незамысловатый скарб — сменную одежду и одеяла.

Пережив критические три дня, парень быстро пошел на поправку. Не обходя вниманием и другие свои заботы, Анифа исправно ухаживала за своим больным, регулярно меняла повязку и чутко следили за состоянием раны. Не позволяла молодому мужчине лишний раз двигаться и самостоятельно кормила и поила, чем страшно возмущала свидетелей этого действа. Но у Ману не было ни жены, ни невесты, ни матери, которые бы позаботились о нем, и хотя степняк злился и нервничал из-за того, что с ним обращались, как с ребенком, пару раз попадая в горячечный бред, он все равно доверчиво прижимался с маленькой танцовщице, будто та и была его матерью.

Анифа чувствовала облегчение и удовлетворение от того, что ее