Миг власти московского князя - Алла Панова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В изнеможении посадник опустил руку, сжимавшую меч, явственно ощутив, что поднять ее больше не в силах. Василий Алексич сразу понял, что об этом догадался и его противник, и стал с каким‑то безразличием ждать развязки. И все же судьба на этот раз была милостива к нему: щербатый уже занес саблю, но невесть откуда взявшийся широкий клинок, бесшумно пролетев мимо окаменевшего посадника, воткнулся в прикрытую одной лишь грязной рубахой грудь. Выронив саблю, щербатый двумя руками судорожно попытался вытащить клинок, но лишь чуть–чуть сдвинул его с места, кровь заструилась между скрюченными пальцами, последним усилием умирающий еще немного вытянул клинок и испустил дух. Посадник оглянулся в ту сторону, откуда пришла к нему помощь, и увидел угрюмое лицо Потапа.
Василько со своими людьми подоспел вовремя. Михаил Ярославич, отправив на тот свет напавших на него разбойников, заметил, что часть бродней, больше не ввязываясь в сечу, пытается скрыться. Людей, чтобы перекрыть им пути отхода, не было, но тут, на его счастье, как раз с той стороны, куда потянулись беглецы, появились дружинники, шедшие к месту боя кружным путем. Подмога была как нельзя кстати, и вскоре пошло на убыль ожесточенное сопротивление, которого князь не ожидал встретить от ватаги босяков, татей и бродней, шатающихся без дела по лесам и грабящих слабых и убогих.
Михаил Ярославич оглядывал поле боя, отказываясь верить своим глазам. На грязном снегу остались лежать без малого два десятка мертвых тел, в стороне, согнанные к опушке и окруженные со всех сторон княжескими дружинниками, тихо переговаривались безобидные с виду мужики, сражавшиеся только что как заправские ратники.
«Вот тебе и тихий удел. Слава Богу, никто из моих не пострадал, — подумал князь и, потерев натруженное плечо, стал рассматривать лица людей, оказавшихся по своей ли воле или воле случая в рядах воинства Кузьки Косого. — Но где же сам Кузька? Неужели он сейчас среди этих чумазых, вонючих бродней? А вдруг ему удалось уйти?» Князь огляделся, увидел поблизости сотника, который о чем‑то говорил с посадником, и, подозвав их обоих к себе, спросил негромко:
— Кто ж из них Кузька Косой? Мне почему‑то кажется, что его среди этой толпы нет!
— Пожалуй, что так, — кивнул посадник.
— Ну‑ка живо проверьте, не остался ли кто, случаем, в тех избушках кособоких, — глянув на сотника, приказал князь, и не успел он договорить, как тот, прихватив по дороге пятерых дружинников, широким шагом направился к серым покосившимся избам.
— Уйти кто навряд ли смог, мы же сразу все их логовище кольцом опоясали, — рассуждал вслух посадник, с любопытством ожидая результатов поиска, и потом задумчиво добавил: — Правда, и сеча сильная была…
— Да, не слабо дрались, — подтвердил князь. — Ишь, сколько людей в бродни подалось, чуть не сотня целая под носом у нас промышляла.
— Я и то думаю, не попадись им обоз, сколько бы они еще дел натворили, душ сколько безвинных загубили! — вздохнул посадник. — Надо же, дань надумали собирать! — произнес он с возмущением, вспомнив о разговоре с Захаром.
Тем временем дружинники, осмотрев две избы, направились к третьей, самой дальней.
— Видать, не великий мастер избы ставил, если, свой век не отслужив, к земле клонятся, того и гляди, набок завалятся, — с издевкой заметил Потап, — руки бы тому умельцу оторвать, только лес зазря перевел.
— Может, это они для себя и поставили? Место здесь укромное, — поддержал разговор посадник и кивнул в сторону бродней. — Им что? Пересидеть непогоду есть где, а большего и не надобно. Видишь, ни колодца не вырыли, ни живностью не обзавелись. Только загадили все вокруг…
Разговор прервал громкий возглас дружинника:
— Тут ктой‑то хоронится!
Сотник спешно подошел к открытой двери и весело крикнул в темноту:
— Ей, Кузьма, вылезай на свет Божий!
На зов никто из избы не вышел, и Василько, не став медлить, отстранил дружинника, пригнулся и шагнул за порог. Почти сразу же из темноты послышался шум борьбы, кряхтенье, глухие удары, и вскоре в дверном проеме показалось лицо, искаженное злобой и изуродованное шрамом. На мгновение человек задержался на пороге, но, получив сильный пинок, оказался снаружи, при этом споткнулся и, сделав на полусогнутых ногах пару неуверенных шагов, упал лицом в грязный снег.
Следом за Кузькой Косым, который надеялся дождаться ухода невесть откуда появившегося отряда и потом под покровом ночной темноты уйти подальше от несчастливого места, в дверном проеме показался сотник. Он со злостью сплюнул в сторону и, потирая руки, пошел к остановившемуся в стороне князю, сильно пнув по дороге поднимавшегося с колен противника, отчего Кузька снова ткнулся лицом в снег. Стоявший за спиной Кузьки дружинник, у которого на щеке красовалась свежая кровоточащая ссадина, тоже с удовольствием пнул бы поверженного противника, но, в отличие от сотника, позволить себе этого не мог.
— Вижу, взял зверя, — спокойно сказал князь, когда сотник подошел к нему.
— В углу притаился. Под соломой гнилой. Думал, не замечу, — возбужденно проговорил сотник и сплюнул в сторону сгусток крови.
— Что, досталось? — уважительно поинтересовался князь.
— Я солому сапогом‑то пошевелил, а он на меня с ножом кинулся, хорошо клинок блеснул, а то бы у сотни другой сотник был.
— Ну уж, скажешь, другой! Ты‑то куда бы делся? А Василек? — понимая, что пережил сотник и стараясь снять напряжение, хорошо самому знакомое, сказал Михаил Ярославич.
— Куда, куда? Я бы вон там лежал с пропоротым брюхом, — кивнул он в ту сторону, куда снесли мертвых.
— Это в кольчуге‑то и с пропоротым брюхом? — заметил удивленно посадник.
— Ну–у, если не в брюхо, так все равно куда‑нибудь угодил, — обиженно ответил сотник на замечание.
— Ладно уж тебе сказки‑то рассказывать, — махнул рукой князь, — никогда я в то не поверю. Скорее бы ты его на этот ножик насадил, чем он тебя им достал. Что ж я, не знаю, каков ты в бою молодец.
— Молодец‑то молодец, а вишь — не увернулся! Съездил ирод мне по роже, чуть зуба я не лишился, — сказал, почти совсем успокоившись, сотник и снова сплюнул.
— Что ж, это со всяким может случиться, но и ты его, видно, тоже неплохо отделал, если он на ноги никак подняться не может, — довольно ухмыльнулся князь.
— Знамо дело! — важно выпятив грудь, ответил сотник, свысока глянул на посадника и стоящего молча Потапа, а потом, отвернувшись, снова сплюнул.
— Как думаешь, Василий Алексич, здесь допрос Кузьке чинить начнем или в Москве суд устроим? — поинтересовался князь у посадника.
— Это как твоей душе угодно будет, Михаил Ярославич, — ответил тот не задумываясь, — но я бы здесь все же допрос учинил, пока он от испуга не опомнился. Вишь, жалкий какой! Уж такого ханом никто не назовет, а пока до Москвы доберемся, мало ли что он удумает.
— Дело говоришь, — поблагодарил князь и обратился к сотнику: — Ну‑ка, Василек, тащи сюда своего обидчика.
Побитого Кузьку провели мимо остатков ватаги. Соратники молча смотрели на своего грозного повелителя, которому еще сегодня утром беспрекословно подчинялись и которого до смерти боялись, зная его вспыльчивый нрав. Теперь он казался не таким страшным, и они, понимая, что его наверняка ожидает более суровая кара, чем их самих, уже жалели бедолагу.
Под неусыпной охраной двух дюжих молодцов Кузька двигался навстречу человеку, который должен был решить его судьбу, и, проходя мимо сбившихся в кучу бродней, так злобно глянул на них одним своим глазом, что они еще плотнее прижались друг к дружке.
Отвечать на вопросы он стал неохотно, не молил о пощаде — на что втайне рассчитывал князь, — смотрел на всех вызывающе, словно буравил насквозь своим темным глазом. Михаилу Ярославичу, восседавшему в седле, порой казалось, что Кузьма и на него смотрит свысока. Предводитель разбойников был выше многих его дружинников, хоть в дружине у князя были все воины как на подбор — статные, высокие, и силой никто из них тоже не был обижен.
Разговор явно не клеился, допроса не получилось. Это стало ясно и посаднику, а потому он предложил:
— Раз упорствует, нечего с ним тут время зря терять, довезем до Москвы, а там мастера язык ему быстро развяжут, а ежели и там упорствовать будет, как ты и собирался, на кол ирода посадим, чтобы другим неповадно было.
Князь еще раз исподлобья посмотрел на Кузьку, повернувшего косматую голову в сторону леса, и сказал твердо:
— Так тому и быть! Собирай, сотник, людей, выступаем!
Однако прежде чем во главе отряда отправиться в обратный путь, князь остановил вороного у разношерстной группы.
— Я, князь московский, в город свой вас веду, там разбираться будем, кто в чем виновен. Каждый по заслугам своим получит, — оглядев притихших бродней, сказал он громко, — ежели на ком крови нет и кого грех невелик, тот вину сможет работой искупить. Строится Москва. Есть где руки делом занять!