Зомби в Якутске - Шимун Врочек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ты!
Лева отвлекся от дробовика и недоуменно уставился на мужчину. Тот начал наступать к нему.
— Ты, тот самый тип, который надругался над моей дочерью! Животное!
— Эй, мужик! Ты что-то попутал! — отозвался Лева. — Убери ствол!
Аркадий и Христа сделали шаг назад.
— Стойте! Что вы делаете!?
— Откуда вы его знаете? — спросил у них мужчина, не отводя глаз с Левы. — Вы знаете кто он такой!? Он зверь! Я убью его!
И тут Христа одним прыжком очутился возле него и схватил его за руку, которая держала пистолет. Они начали бороться. Хоть мужчина и был слаб, но он не сдавался.
Тут пистолет выстрелил и Христа мертвый ухнулся на пол. Аркадий в шоке прижался к стене. Мужчина с секунду посмотрел на тело доктора, потом перевел взгляд на Леву.
Тот стоял, направив на него дробовик.
— Брось ствол!
Несмотря, на предостережение, мужчина начал поднимать пистолет. И Лева нажал на курок. Мужчину выстрелом немножко отбросило назад, и он упал на пол.
Аркадий сидел уставившись на трупы перед собой. Он смотрел, как их кровь начинает заливать пол.
Лева заглянул в кабинет.
— Ты идешь? Твари уже на подходе.
Аркадий молчал. Он не слышал вопроса.
— Ну ладно. Если хочешь, оставайся. — сказал качек и прикрыв дверь удалился.
Аркадий никак не мог оторвать глаза от трупов. Его мозг опять не хотел ничего понимать.
Он пришел сюда вместе с другими, чтобы помочь человеку выбраться из капкана, но в конце он сам угодил в этот капкан.
Зомби уже подходили к двери кабинета. Аркадий встал и подвинул стол к двери, чтобы она не распахнулась от первого толчка. Сломанная дверь долго не выдержит, рано или поздно она раскроется. И сюда завалится десятки зомби. При всем желании он не сможет от них отстрелятся.
Аркадий поднял свое ружье и присел к креслу у стола. Он стал ждать.
Георгий Герасимов
ЯКУТСК ОТМОРОЖЕННЫЙ. ИСХОД
Мороз ласкает мою кожу. Неспешными движениями я стряхиваю со своих рук иней. Любуюсь самым ярким солнцем, наслаждаюсь самым свежим воздухом за три месяца.
Я свободен.
Меня зовут Артем. Точнее, меня звали Артемом. Сейчас у таких, как я, нет имен. Да мы на них и не отзываемся. Я — отморозок. Так нас сейчас называют — кажется, вполне официально.
«Отморозкам по трое не собираться!», «К сведению отморозков: во вторник и в среду в связи с проведением праздничных мероприятий территория, ограниченная улицами Курашова, Орджоникидзе, Ярославского, Октябрьской считается полностью свободной от вашего присутствия».
Началось все в первые дни нового года. Мне вдруг стало плохо. Если вы подумали, что я перебрал, то это не так. Я пил немного и, в силу возраста, недолго — в те дни, правда, поднял и за успехи, и за здоровье, и за все хорошее, но иные осиливают в разы большие дозы.
В самом деле, недомогание возникло на ровном месте. Вскоре я уже лежал в постели с сильнейшим жаром, но лежать не моглось и не хотелось — зато почему-то очень сильно хотелось на свежий воздух. Я встал, оделся и вышел на улицу. Обратно я уже не зашел.
Показалось, что на улице я был не один такой. Народу было немного, и тех, кто передвигался очень медленно, ссутулившись и шатаясь, было заметно издалека.
Этой своей нетрезво-стариковской походкой я привлек внимание ментов. Они стали задавать какие-то вопросы; я им отвечал невпопад — и тогда они решили отвезти меня в отделение. До того мне вроде бы полегчало, однако в «воронке» вновь стало плохо.
Привезли, однако, меня быстро. Когда я выгрузился из машины, один из задержавших меня ментов спросил: «Че с твоей рожей?» И тут же — своего напарника: «Ты его отоварил, что ли?» Тот ответил: «На фиг мне это надо? Сам, поди, мордой постучался».
С этими словами мы подошли к двери отделения. Но только один из них протянул к ней руку, как она слетела с петель. Всех нас откинуло прочь: из здания с криком, с воем вынеслась толпа. Я лишь успел заметить, что стена напротив были залита кровью — так, будто по ней плеснули из ведра. Затем дверь захлопнулась, и я обнаружил, что нахожусь во дворе один. Ментов толпа унесла с собой, оставив кровавый след на снегу.
Постояв немного, я направился к воротам. Один из ментов сидел прямо за ними на дороге: он хрипел, судорожно хватая воздух. Поодаль бродили те, кто выбежал из отделения. Мент похрипел еще немного, хрип перешел в сипение, затем он вообще затих, и пар, до того шедший клубами из его рта, перестал выходить. Он встал и пошел.
И я тоже пошел — не зная, куда и зачем.
В городе было шумно. Слышались крики, бились окна, где-то стреляли. Через стеклянную стену одного торгового центра мне предстала такая сцена: из-под кассового аппарата показалась голова — это прятавшаяся кассирша решила оценить обстановку. Результат проверки оказался неутешительным для нее: какой-то парень, прыгнув метров на пять, выбил ее наружу, врезался вместе с ней в стену и впился зубами в горло — кровь брызнула к потолку.
А я шел по улице, и мне было все равно.
Заражение — если это было заражение, — как я понял, произошло практически одновременно. Точной информации не было ни у кого. Новостей извне больше не поступало, Интернет остался только местный: внешка работала еще пару дней, но не обновлялась — разве что какие-то урывочные сведения поступали из северных регионов. Впрочем, сомнений не оставалось: это случилось во всем мире, с разбросом в считанные минуты — может быть, часы. Лишь на некоторых информационных порталах успела проскочить информация о начавшихся где-то беспорядках.
Поговаривали, сработал какой-то экспериментальный вирус — и иммунитет на него выявился у значительно меньшей части населения. Я в эту часть не попал. Так я стал зомби.
Правда, я сейчас пребываю в пассивной фазе. Причина этому — холод. При минус двадцати и ниже с нами не происходит никаких изменений, при комнатной же температуре мы становимся быстрыми, сильными и агрессивными. По состоянию кожного покрова даже можно определить, сколько времени его обладатель провел в активной фазе. Впрочем, зомби — или отморозки, как нас вскоре стали называть — могли и не иметь видимых изменений кожи, если не считать таковыми ее бледность и застывший на ней иней.
Было еще два дня войны. Оставшиеся в живых принялись рьяно истреблять нас. Чтобы обезвредить зомби, достаточно размозжить ему череп — иные нарочно отказывались от огнестрельного оружия и вовсю орудовали ломами, топорами, молотками, кирками, арматурой.
Да, мы были медленнее. Чем холоднее, тем заторможеннее наша реакция и скованнее наши движения. Однако очень вовремя для нас — в первой декаде января — случилось потепление. Нам стало удаваться обезвреживать неприятелей. Однако потери росли. И тогда кто-то додумался бить стекла. Люди отстреливались из окон, но мы размораживали их дома один за другим. Мы раскурочивали трубы, обрывали провода, кабели — вот тогда граждане узнали, что такое настоящие проблемы в сфере ЖКХ!
Часть наших поступила иначе. Хоть пребывание на холоде и является для нас желанным, они пошли к ним, в тепло. И кое-кому пришлось туго.
В общем, вскоре было заключено перемирие. По городу проехало несколько машин с громкоговорителями, и противостояние действительно закончилось. Одни были изнеможены и напуганы, другим просто не хотелось воевать.
Хоть многие дома были выведены из строя, пригодной жилплощади все равно оставалось достаточно. Оставшиеся в живых съехались в менее пострадавшие от войны кварталы — всего их оказалось 16. Соответственно, всю остальную территорию города вскоре прозвали 17-м кварталом.
Нам, обитателям этого 17-го квартала, в места проживания людей вход оказался закрыт — повсюду развесили таблички с надписями «Только для людей», «Отморозкам вход строго воспрещен!» Вооруженные патрули круглосуточно следили за тем, чтобы мы не появлялись возле котельных, прочих важных объектов и вообще не совались в их дворы.
Еще нам запретили ходить в верхней одежде — чтобы отличать нас издалека. Так моей повседневной формой сделалась старая, еще при жизни до дыр заношенная футболка с надписью COME ON BABY, LIGHT MY FIRE. Сейчас дыр на ней прибавилось, благодаря забаве детишек — расстреливать нас из рогаток и воздушек. Были и те, кому проказнички серьезно подправили внешность.
Но объектами развлечения мы сделались не только у малолетних жестоких детей. С Пояркова нам была видна спортивная площадка между домами, в центре которой в землю был воткнут обломок фонарного столба — к нему цепями прикрутили девушку-зомби. И сверху прикрепили табличку «Отморозки, вам тут не рады». Она висела там молча, иногда мотая головой — возле «городской достопримечательности» собирались праздношатающиеся: куражились, фотографировались в разных позах, тыкали в нее палками.