Цареградский оборотень. Книга первая - Сергей Смирнов

Как только женщины скрывались в лесу, так начинали собираться княжьи малые. Они делали друг другу тайные знаки, доставали из кустов припрятанные загодя веревки и проносили их под рубашонками в кремник.

Дневные вылазки к Дружинному Дому были не страшны и кончались у тына, где можно было подсмотреть в щелку и послушать, что говорят и делают воины во дворе. К ночному же походу готовились целую седьмицу, протаптывали для этого в лесу отдельную тропу, рядом с большой, дружинной. Из века в век малые в большой тайне на краю леса готовили отвар на маковых зернах и потом с приговорами подливали его в то молоко, которое пили под вечер мамки. Оттого засыпали все мамки, будто мертвые. Дождавшись тягучего бабьего храпа, малые потихоньку спускались с полатей и выбирались из княжьих хором.

Всеми братьями и братнами верховодил Коломир. В ту осень, когда последышу надлежало покинуть свой род, он впервые взял его в ночной поход к Дружинному Дому. Последышу тогда еще не доставало одного года, чтобы пойти наравне со всеми, но Коломир знал, что брата вот-вот отправят в чужую землю, в ромейское ученье. Он решил посвятить последыша в мужчины по своему обычаю. Ведь их отец, князь-воевода Хорог, захотел, чтобы его третий сын от княгини Лады овладел в совершенстве всей хитрой ромейской премудростью, и по такой причине даже отказал последышу во вступлении в Дружинный Дом и посвящении в северские воины. Князь-воевода полагал, будто две мудрости, своя и чужая, в нем не уместятся. «В Царьграде охота иная, и охотники с иной смекалкой», — думал князь, в роде своем полагаясь на Коломира и других сыновей.

И вот ночью, накинув на бревно тына веревку с петлей и пропустив наверх Уврата, Тема и Ратшу, старший из Туровых, Коломир. крепко взял последыша рукой за шею, как любил делать, и, подтянув к себе, сказал на ухо:

— Твой черед. Полезай!

Сердце у последыша заколотилось от радости: брат наконец-то взял его с собой.

Он подпрыгнул, ухватился за конец веревки и побежал по стене прямо в полное звезд небо. Добравшись до петли, умело накинутой на острие бревна, он, как делали старшие, осторожно уселся на стену, между заостренных бревен, верхом и повертел головой.

Ночная тишина, молчание богов, стояла по всему окоему земель. С лучинным треском опадали, сыпались с небосвода осенние звезды и гасли низко, опаляя последышу волосы на темени. Летели безо всякого ветра по своим воздушным тропам тонкие паутинки, касаясь его щек и тихонько щекоча кожу. Под небом, на земной черноте, кое-где мерцали красные зрачки охотничьих костров, а вокруг костров, поодаль от них, поблескивали и неторопливо кружились ожерелья звериных глаз. По черной глади реки мерцали, текли отблески-чешуйки, и никто не ведал, что так, перед наступлением зим, безлунными осенними ночами спускается к теплому морю, к бескрайней воде погреться великий северный змей.

Последыш нащупал рукой вторую веревку, внешнюю, крепко ухватил ее пониже петли и свесился вниз. Веревка оказалась перекрученной, и малого развернуло спиной к бревнам тына. Под лопатками у него громко зашуршало. Испугавшись, что теперь наделает шума, последыш оттолкнулся от стены пятками и отпустил веревку совсем. Он полетел вниз, во тьму, как во Влесову яму, поджал ноги, угодил боком на насыпь перед тыном и скатился с нее, едва не сшибив кого-то из братьев с обрыва в реку.

— Тебя звали? — надвинулся из тьмы Уврат.

— Коломир позволил, — прошептал последыш ни жив ни мертв.

Старший брат уже спускался со стены. Став на землю, он заложил конец веревки дерном под самую стену, а потом взялся за молодшего брата и поставил его на ноги.

— Убился никак? — грозно вопросил он.

— Живой… — робко ответил последыш, испугавшись больше всего того, как бы брат не прогнал его обратно и не заставил вернуться на теплые полати, к храпящим коровам-мамкам.

Коломир потыкал молодшего пальцем в бока:

— Весь ли живой? Где болит, говори.

— Нигде, — обрадовался последыш.

— Попрыгай, — велел брат.

Последыш повиновался. В правом боку у него несильно заломило, но он смолчал.

— Держись за мной, — сказал Коломир и повел братьев по новой, ночной тропе.

Только по дыханию малых, еще с утра застывшему над землей от их крепких заговоров, можно было теперь различить эту тропу в кромешной безлунной тьме. Она вела в черные щели посада, к овинам, а дальше — к черной, грузно дышащей стене леса, где с приближением малых быстро скопилось так много человечьего страха, что страх этот уже начинал моросить вокруг по листве, как обложной дождь.

Там, у края леса, Коломир заставил всех вытянуться цепочкой и взяться за веревку, передний конец которой опоясывал его самого, в эту ночь самого старшего из Туровых.

Как только братья взялись, веревка сразу крепко натянулась и потащила всех в лесной мрак, как в яму. Коломир заставил братьев спускаться бегом, не оглядываясь по сторонам.

Последыш загородил свободной рукой лицо, чтобы в лесу не хлестнула по глазам ветка. Так бы он сказал братьям, если бы его стали укорять за трусость. На самом деле он прятал глаза от страхов, шумевшим по листьям и ветвям вокруг. Неисчислимые лесные глаза мерцали везде, видели братьев отовсюду из тьмы, неслись вместе с ними то рядом, то поодаль, стремительно просачиваясь сквозь ветви и листву. Живые облака неведомой силы расходились впереди от крепких слов Коломира и смыкались позади, за спинами у его младших братьев. Черные комья сов косо падали с вершин леса, и когтистые лоскутья летучих мышей со свистом проскальзывали мимо, цепляясь за волосы и царапая кожу на темени.

Вдруг веревка провалилась, и последыш ударился лбом в спину старшего брата.

— Близко уже! — прошептал Коломир через плечо. — Чуете? Наш дух тут.

Братья дружно потянули носами. Пахло угольной горечью, и этот дух близкого огня и жилища уже отгонял страхи в сторону, как отгоняет ветер дождевую тучу.

От того места Коломир повел братьев прочь с тропы, через густой кустарник. Он сказал, что лесной ветер тянет прямо на дружинную конюшню. Все братья уже знали, что будет хуже всего, если их почует конь. Тогда уж прячься-не прячься, а выловят воины в лесу всех без труда и день-другой придется отлеживаться на полатях от березовой каши.

Собравшись с духом, последыш выглянул из-за спины брата. Впереди, за черными зубьями тына, стояло зарево. До самого неба, до самых высоких звезд взлетали снопы искр. Доносился треск большого пламени.

Красные отблески огня трепетали вверху на листьях.

И внезапно из клубившейся за тыном красноты, поднялся сильный голос отца.