Семейные тайны - Чингиз Гусейнов

Не объемлешь всю семью разом.

- Ну что, гуляем всем семейством? - Соседи на Колодезной высыпали на улицу, сидят на вынесенных из дома табуретках, тыквенные семечки грызут. То Айна в центре, а чаще Айша, слева и справа Лейла и Зулейха, и кто-то из старших сестер ведет за руку Алию, она спокойная и послушная.

(А Бахадур в коляске.)

- Еще одной сестры нет,- говорит Зулейха.

- Как нет? Все! - удивляется Айна (еще не замужем, потом Бахадур ножками топать будет, а в его коляске - Агил).

- Асии нет.- Это Алия.

- Ну да, нет Асии.

А она или отстала и скоро догонит, или вперед ушла, редко, чтоб рядом, И так будет всегда: то срывает плод, пока не созрел, а то упустит момент, и ни к чему уже не пригоден плод. Нет, иначе, как на плакате - спички от нее подальше: сожжет ненароком дом, а потом над пеплом слезы лить будет,- вся в деда, который готов был бросить в огонь мирового пожара (революции?) все и всех, такая вот батрацкая доля.

Впрочем, Асия не в счет: чуткость или, вернее, предчувствие перемен, как кажется сестрам, развиты почти у всех Аббасовых; так думалось и их отцу Муртузу, и он не почуял опасности. Да, очевидно, излишняя уверенность принимается порой за чутье предвидения, и сестры (но все ли?) идут напролом.

При легендарном деде как не добиться своего. Имя Кудрата - заветный ключ (или пароль?). Но и каждый из,Аббасовых умел работать. На защите кандидатской, будет и докторская, Айна была беременна, и Аскер, не зря придумавший себе псевдоним Никбин, или

Оптимист, был убежден, что родится сын-наследник… Адамсон, не вставая, пять часов, пока шла защита, сидел в президиуме, уже почти слепой, но цепкий взгляд и ясная голова.

Дошла очередь и до Лейлы,- уже готов портрет деда, и рама заказана, вроде приданого, каждая сестра увозит к себе домой и непременно вешает на видном месте. И Айна, и Лейла, и в каждом доме портрет смотрится по-разному, то ли искусство пересъемки обретает опыт, то ли еще какие причины, или Асие так кажется, что деду уютно у Аскера, благодарен, что увековечил, и что не очень он рад ей, когда она приходит к Лейле и Расулу, укор во взгляде, а это просто оттого, что рядом они висят: отец Расула (как же звали его? Салам, кажется. Да, Салам Саламов) и дед Лейлы. Мать Расула Месме-ханум стерпела, знала, что Лейла, когда они с Расулом уедут, заберет портрет деда с собой (а когда дома никого не будет, Месме-ханум разведет алебастр, влезет на табуретку и заделает дыру в стене, кисточкой аккуратно покрасит. И снова будет смотреть на нее только Салам). Неуютно им было, на фото старше Салам, а молод Кудрат-киши, и ощущение чего-то неестественного, ибо разные поколения, хотя делали одно дело (и песню одну пели, призывая разрушить до основания мир насилия): Кудрат-киши начинал, а он, как и Муртуз, закреплял,- завоевать народу свободу, чтоб дети, сами ставшие взрослыми, жили счастливо, уверенные в завтрашнем дне (эти лозунги всюду, и тревоги обошли Аббасовых стороной).

Так и не повисит дед у Лейлы. Она потом обрезала портрет по краям, чтоб вместился на книжную полку, за стеклом, и загородил книжный ряд, кажется, хронику семейной жизни пророка Мухаммеда, Расул привез, это на английском, с ходу не одолеешь, изучал Расул, иногда со словарем страницу-другую прочтет, всякие подробности, как мусульманский мир не взбунтовался?

"Послушай, Лейла, я тебе с листа переведу, как издали такое?! "Ты был простым арабским пастухом,- говорит Мухаммеду Хадиджа,- я отдала тебе все деньги моего первого покойного мужа, чтобы ты мог проповедовать веру, как только показывалась пыль от стада и я издали видела тебя, я была уже готова, ибо ^женщина не имеет права задерживать хоть на миг мужа. А ты развлекаешься теперь в раю с гуриями…" Толстенные два тома, в свой приезд к сестре и Бахадур перелистает их, восхищаясь смелостью автора, а это псевдоним: аль-Нур.

Рядом со спокойным, чуть грустным Саламом в наступательном взгляде Кудрата-киши чудился Асие укор, осуждение вроде бы, а у Асии лишь детское чувство любви к Расулу, не более, вернее, ревность, как приоткрылась ей чуть тайная жизнь Расул а, и холод сестры. Но что смыслит Асия в семейной жизни? Так и не изведает (а кто изведал?). Ну да, полюбила, а как иначе назвать это чувство? Сердце учащенно бьется, как Расул появится, и обида жжет, и она выбегает за ним, куда ж он пойдет?.. И выследила! Как хорошо, что Расул с Лейлой сейчас далеко, лишь наезды (а потом и она замуж выйдет).

А как уедут, и Айша станет работать в городе-гиганте (спутник столицы), и он рос не по дням, как и под стать богатырю, а по часам, и опустеет, осиротеет на время дом: отец прежде часто отлучался, эти нескончаемые инспекции, и его приезды были праздником, а теперь Айша работает рядом, но подолгу не видятся, заскочит в воскресенье, и то не с ночевкой: отлучаться ни на миг нельзя, внимание всего края приковано к юному гиганту, особая огнеопасная зона, глаз да глаз нужен.

Однажды Асия заметила, что Айша часто с Зулейхой шепчется, а потом Зулейха уехала к ней. Но еще на прошлой неделе Асия пожалела Айшу, ей показалось, что была несправедлива к ней и за "потому что некрасива", и за Аскера, и за Расула с Лейлой. Как-то остались они вдвоем, Айша и Асия, а старшая в младшей видит себя, улыбнулась ей, потом прижала к груди, и в Асие вдруг это раскаяние: "Ты прости меня, Айша!" "Ну что ты, Асия?" "Я обидела как-то тебя".

"Меня? Глупышка, мы же родные! И разве я захочу, чтоб вам было плохо?"

"Мне показалось…" - И умолкла. "Ну говори".

"Надо ли, чтоб всем нам как на блюдечке? Пусть каждый ,сам".

Айша отстранилась, и лицо ее сразу постарело: "Ты потом поймешь, что ничего само по себе не делается".

"Нужны… связи, да?" - Это липкое слово, которое она слышала не раз, передернулась вся (как по книжке). "Разве Айна сама не смогла бы?" - Не то говорит, а как иначе сказать? "Найти Аскера?"

"Нет, я о защите! - У Асии и в мыслях нет, что Айне повезло: это Аскеру повезло, такая красивая у него жена!..- Ведь Адамсон…"

Айша усмехнулась: "Дело не в Адамсоне. Надо, чтобы лично сам ректор дал ход". "Но он бы дал!" "Да, но сколько ждать!" "Ведь кто-то и ждет".

"И будет еще долго ждать!.. Ну, чего ты,- снова обняла Асию,- мучаешься? Разве плохо, что есть я и я могу всем вам помочь? Вот Зулейха…- Но не докончила: вошли Зулейха и Алия. Алия одета во что попало, какое-то серое платье в выцветших цветочках, а Зулейха нарядна - множество кружевных оборочек на платье,- ее очередь подоспела. Худа, но высокая грудь, и узкая талия, и стройные легкие ноги.- Мы с тобой потом продолжим, хорошо?"

Мать, как выкроится время, вяжет или шьет, это она любит, удовольствие Марьям подолгу разглядывать рисунки в ярких журналах, которые не редкость теперь. Айша их приносит: Зулейху наряжает - на ней платье из голубого шифона на кокетке, и рукава фонариком. И Алие, как подойдет время, сошьет: розовое, из муслина, с пуговичками и кармашками, едва заметными серебряными нитками.

Асия пожалела, что затеяла с Айшой разговор. И что высказалась не до конца. А о Лейле с Расулом ни слова: что сказать? Бегала за ним?.. Сама не знает, как вырвалось у нее, почти пропела:

"Пришел черед Зулейхи!.." - И выскочила, мельком взглянув на Айшу. Та недовольно поджала губы. И скоро вернулась. Захотелось сказать что-то приятное Зулейхе, будто осудила свою вредность: "Ты такая сегодня красивая!.."Проскочила в комнату к маме. Спросить? Любопытство: кто же он, который породнится с ними?

И невдомек Асие, что новому их зятю сначала сама Айша приглянулась, но она - начальство, и он ходил вокруг нее, молодой изобретатель Махмуд, да еще журналистикой увлекся: печатное слово заворожило, как дали интервью с ним, с портретом, изображен на трибуне, рука поднята над головой, врезал по поводу нашумевших споров: так ли уж нужна в век техницизма… короче, пустился в размышления о новой поэзии, которая-де помогла ему (но как?) изобрести простенькую муфту, и она получит широкое применение в нефтедобыче,- "мне был нужен всплеск, чтоб чувства мои переворошить, и тогда возникает импульс, взрыв эмоций, и вдруг пробивается луч как мысль и озаряет формулу идей, она была проста, а шел к ней долго, и мучился, не верил, что она родится…" - не думал Махмуд, что породнится с автором любимых стихов, Аскером Никбином,- слова-то его, "и озаряет формулу идей…". А еще с, Расулом Саламовым. Но главное Айша, с чьей легкой руки Махмуд начинает (слегка подтолкнуть?) двигаться, и такая в Нем вдруг неуемная энергия, горы книг, о системе связи, воздействии слова на массы,- многажды было до него, и он тут скромный ученик,- устное слово, печатное, на слух, на взгляд (когда в глаза бросается, аршинными буквами). И прежде, с муфтой, и ныне, с сетью,- нечто родственное натуре Махмуда: да, труба ввинчивается в трубу и датчик-показатель; и здесь тоже: как соединить (личность и массы) и регулировать, исследуя (?!) напор народного пласта. И приписка была, не заметили и пропустили, за всеми письменами разве уследишь? хоть и не клинопись, а кириллица (и то хорошо, что не латиница, а уж тем более не арабская вязь и не Маштоцовы орнаменты),- как прорвет все слои-заграждения, дамбы и прочее (и стены тоже!), как хлынет поток, заполнив площади, и всякие лозунги, один занятнее другого, и никого не пугает "Смерть!,.", а тем более "Долой!.." - долго были шифры, которые щекотали воображение, стали банальной расхожестью, и рухнет что-кто-когда, ибо невмоготу, закруглить бы фразу, но как?!