Страус – птица русская (сборник) - Татьяна Москвина

Они остались девочками и мальчиками, очень ненадежно укрытыми их стареющими лицами. В ходе жизни, правда, кое-что выяснилось четко и определенно – например, что несомненной и огромной ценностью для человека является не хроническое душевно-любовное смятение, а преданная жена. Фантасмагорическая «Оза» Вознесенского оказалась, слава Богу, надежной и верной женщиной, Зоей Богуславской. Она и провела поэта за руку через меняющиеся времена. А испытание миража «нового мира» на прочность было, как водится, по-русски беспощадным: потрескался пафос, пожелтели призывные плакаты, устарела языковая смелость и яростное хватание мира за хвост. Куда-то в рекордные сроки исчез космос – космос как мечта и надежда. Померкли идеи социального обновления, чтоб еще раз вспыхнуть на прощание в середине 80-х, совсем уж прощальным фейерверком. И что осталось поэту?

Остались простые чистые звуки. Наивная, любящая душа. Трогательная нелепая надежда уж совсем непонятно на что. Смутная вера. Друзья. Деревянный домик в Переделкине. Воображаемое море вдали и кораблик по имени «Авось»…

«Ты меня на рассвете разбудишь, провожать необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь».

Нет нужды над гробом поэта непременно выяснять с точностью до карата ценность его поэзии. Куда спешить? Всё выяснится само собой, уверяю вас.

Наше дело – попрощаться с человеком и поблагодарить его за компанию.

Артист в чистом виде

14 октября исполнилось 75 лет народному артисту России Михаилу Михайловичу Козакову. Наши поздравления!

Михаил Козаков мне бесконечно симпатичен – не только своими многочисленными талантами, великолепным артистизмом и огромной любовью к русской литературе, но и неподражаемой, просто фантастической безалаберностью.

Он какой-то чемпион по неумению «набирать вес»: делать карьеру, обвешиваться наградами и важничать напоказ. (Это тем более забавно, что Козаков из-за своей экзотической фактуры сыграл немало циников и карьеристов-подлецов!)

Полвека в театре. Работал с лучшими – с Охлопковым, с Ефремовым, с Эфросом. В оглушительной славе театра «Современник» – его немалая заслуга. Первые же шаги в кино – и «Убийство на улице Данте», «Человек-амфибия». Классик искусства телевизионного фильма (было такое искусство!) – «Безымянная звезда», «Покровские ворота», «Визит дамы»… Десятки сольных поэтических программ, несколько автобиографических книг, да что говорить – это подозрительно красивое лицо с детства знают миллионы людей. Аристократию у нас в свое время извели, а неистребимая потребность в элитарном типе людей осталась, так что Козаков – это в некотором роде наш граф. Или барон?

Но все, что есть у Михаила Козакова, – это чистая, трудом заработанная слава. Никаких поместий, рент или высочайше пожалованных орденов. И сам он – артист в чистом виде, без примесей. И вся жизнь его – бегство от застоя, от регламента и рутины, от накатанных дорожек. Даже в Израиль метнулся! Наверное, чтоб понять всю правоту того горемыки из анекдота, который после раздумий, куда ехать, попросил другой глобус.

Выходил бы сейчас себе преспокойно на сцену какого-нибудь мертвого академического театра и величаво пережидал положенные ему овации – так нет. Где Михаил Михайлович? А где-нибудь в поезде, едет читать Пушкина и Бродского на Волгу или в Сибирь, где еще остались образованные люди…

Мне как зрителю Козаков доставил тысячи «сладостных секунд» (помните шутку из «Покровских ворот»?). Умный скептик Джек Берден в одном из первых советских телефильмов «Вся королевская рать», Адуев-старший в «Обыкновенной истории», все роли у Эфроса и так далее – смотрела по многу раз, знала наизусть. Козаков – в высшей мере гибкий артист, способный и на крутой фарс, и на тонкую игру нюансов, его природа подвижна, она вмиг загорается и кипит от настоящей творческой задачи. И Шекспира, и легкокрылый водевиль он играет с идеальным чувством стиля, и его образованность вовсе не помеха темпераменту. Актерский ум ведь не в занудстве и тяжеловесных рассуждениях состоит. Актерский ум – это способность так размять и «расщелкать» роль, что она начинает сверкать сотнями скрытых блесток. Это Козаков умеет!

Когда он занялся режиссурой, то, как мне кажется, перенес на актеров всю собственную жажду режиссерской любви. Козаков буквально купал своих артистов в обожании и внимании, и они в его картинах удивительно счастливые, забалованные, свободные и радостные. Вспомните уникальный ансамбль «Покровских ворот». Многие актеры сыграли в этом фильме свои лучшие роли, а ведь чудесные ритмы их существования – лихие, звонкие, словно взрывающиеся, как фейерверк, – это ритмы души Козакова.

Праздничной, легкой, веселой души, которая пытается хоть как-то заглушить, преодолеть ужасную грусть жизни. Отсюда – хроническая козаковская ирония, скептические умные глаза, которые все равно вечно способны надеяться и увлекаться. Нет, никакой спасительной – отвратительной солидности не нажил Михаил Козаков и, пока в силах двигаться, всегда готов побежать куда-то за обещанием радости и призраком счастья.

Но что бы такое ему сыграть сейчас? Гамлета он сыграл полвека назад, Шейлока и короля Лира совсем недавно – остался из шекспировского репертуара разве что мудрец-волшебник Просперо из «Бури».

Тот самый, что сказал: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны. И сном окружена вся наша маленькая жизнь…»

За ваше здоровье, Михаил Михайлович!

Старушка не спеша

(кабаре Людмилы Петрушевской? что такое – кабаре Людмилы Петрушевской? вот вы не знаете, а я знаю!)

Вот привязалось… Напеваю про себя целыми днями.

Старушка не спешаДорожку перешла.Ее остановил патруль ги-бэ-дэ-дэ…

А чуть примолкнет это, другое что вылезет, смешное, милое…

Блю-блю-блю-канаре,Гру-гру-грустная канарейка.

Да и ладно. Пусть эти маленькие музыкальные вирусы бегают в голове и вытесняют другие, тупые, агрессивные, явно вредные. Попадают ведь, черти, ничего не сделаешь, какой-нибудь «ммм-данон» или «просто ты мне нравишься просто» из рекламы засядет в башку и ну губить ценную информацию.

А «старушка не спеша» – это совсем другое.

Я вспоминаю и улыбаюсь. Это поет Людмила Петрушевская. Она вам не старушка. Она вам… Бог весть что такое.

Какой-то неприлично, немыслимо, непозволительно талантливый человек. Женщина, которая умудрилась посмотреть со стороны на женскую природу и долю, владея чуть не всеми известными формами словесности – драматургией, поэзией, рассказом. Причем обнаружила их тайное родство «по музыке», которая, конечно, жанров и форм не разбирает, раз уж зазвучала. Петрушевскую читают дети и, скажем, те же старушки одномоментно, и не потому, что она такая ловчила и оборотень слова, – ну что делать, такой вот идеальный слух на слово. И на понимание мира. Что детям можно говорить, а что взрослые вынесут – знает распрекрасно.

Многие ее вещи я перечитывала по многу раз – «Время ночь», «Черное пальто», «Новый Гулливер», «Бифем», другие рассказы и пьесы. Удивительная история: в Петрушевской совпали предельно аналитический взгляд на современную ей жизнь (уже четырех десятилетий) и легкий, светлый, искристый дух сочинительства. Она умеет и видеть то, что есть, и выдумывать то, чего не было и быть не может.

Настоящая работница – а вид легкомысленный: чистый эльф. Типа Дюймовочка, выбившаяся (за каким-то чертом) в люди. Что-то сказочное есть во всем облике Людмилы Петрушевской, вечно детское и женственное, но не бабье. Удивленными голубыми глазами она смотрит на «житейскую мреть» и вроде бы там, внутри, со всеми корчится, ан нет: вот и взлетела, вот и, отряхивая поруганные перышки, опять запела о чем-то своем.

Боже, какой глупый, жирный, тяжелый вздор о ней, бывало, писали раньше эти мужские Тарантулы, грезившие, что они литературные критики или там патриоты.

Один начирикал: мрачный, злобный, беспросветный мир Петрушевской заставляет пожалеть несчастного автора, который во всем видит грязь. Он имел в виду пьесы Людмилы Петрушевской 70-х годов – «Любовь», «Чинзано», «Лестничная клетка», «Три девушки в голубом».

Это мы понимаем – как сидели эти совписы за пишмашинкой, а вокруг на цыпочках бродили жёны и шептали: «Тише! Папа работает!». Им, конечно, было сподручнее видеть светлое будущее и светлое настоящее, пока жена терла полы и варганила борщи.

А вот пришел человек ОТТУДА, где бабы убирают грязь, из женской России, и написал, как ТАМ живут – замученные, замороченные женские рабы, которые еще, оказывается, должны всё это любить и прозревать повсюду свет.

В конце концов, так и есть – свет никуда не делся, и даже только там, может быть, он и был и есть, в смиренной женской России. Только он, свет, обретается с муками, на тяжелой дороге, а не имитируется с помощью демагогии, ведь так? Что ж, наша героиня и шла по дороге – много писала, троих детей вырастила, стала рисовать – замечательно, а теперь запела.