Несекретные материалы - Дарья Донцова

– Конечно, дедушка Фима, – отозвался Кеша, – Манечка очень приветливая девочка, вы, как всегда, правы. Вам положить котлет? Впрочем, извините, забыл. В прошлый раз вы говорили, что после девяностолетия перестали есть мясо.

Ефим побагровел. Еще не так давно он безнаказанно подшучивал над детьми, но теперь они выросли и превратились в достойных соперников.

– А я думал, – снова пошел в атаку старик, – Дарья совсем очумела и опять под венец собралась. Хотя ясно, что ничего хорошего не выйдет, вековать ей век жалмеркой.

– Зачем Даше муж? – изумилась Зайка. – Дети есть, любовников навалом, а денег у самой столько, что на десять жизней хватит. При таком раскладе лучше одной – сама себе хозяйка!

При упоминании о моем богатстве Ефим Иванович поскучнел. У него есть несколько страстишек, в частности, карты и бега. Но, говорят, если везет в любви, то не жди удачи в игре. Поэтому дедуля постоянно проигрывается и явно хочет сейчас попросить у меня тысчонку-другую.

Дедок принялся улыбаться, обнажая безупречно сделанные съемные протезы, и тут заметил тихо сидящую Галю.

– Позвольте представиться, дорогая, Фима, киноактер.

Он и впрямь снялся в трех-четырех лентах, не имевших особого успеха. Всю жизнь в основном озвучивал роли за кадром.

Галочка порозовела. Казанова взял ее за руку и поцеловал у запястья.

– Какие чудесные духи, – закатил глаза старик.

– Я не душусь, – пролепетала окончательно смутившаяся женщина.

– Значит, ваша кожа изумительно пахнет, невероятно сексуально!

Галя сделалась цвета свеклы. Ефим галантно усмехался, Миша принялся нервно накручивать волосы на палец, Аркашка сжал зубы так, что на щеках заходили желваки. Зайка быстренько выскользнула из столовой, я за ней. Кажется, в ближайшее время дома станет жарко.

Сон убегает от меня всякий раз, когда голова заполняется мыслями. И сегодня я просто извертелась в кровати, скидывая одеяло и без конца переворачивая подушку. Наконец закурила и попыталась разложить все по полочкам.

Труп Никитина, почему-то оказавшийся в моем багажнике. Базиль Корзинкин, связанный с Алексеем Ивановичем деловыми узами, исчез бесследно. Майя Колосова убита, таинственная Вера Ивановна и внезапно разбогатевшая Ниночка… Что делала Самохвалова вместе с Базилем в заброшенной Горловке? Искала клад? Он такой дурак, что взял с собой чужую женщину? Хотя почему чужую? Может, Ниночка и есть та таинственная любовница, ради которой престарелый идиот бросил Сюзетту? Интересно, нашли ли они «хованку»? И еще – если Алексей Иванович и Вера Ивановна на самом деле дети Трофима, значит, они родственники Корзинкина. Знал ли об этом Базиль? Куда он, в конце концов, подевался? Может, отправился с Ниночкой в Птичий?

Я решительно выбросила окурок в сад и глянула на будильник – два часа. В Париже полночь, скорей всего Сюзетта не спит, она редко укладывается раньше часа.

Сюзи и впрямь сразу схватила трубку.

– Дашка! Где Базиль?

– Послушай, супруг говорил что-нибудь о московских родственниках?

– Нет у него никаких родичей, – закричала подруга, – только дед и был. Ищи Базиля, умоляю, – и она заплакала.

Кое-как успокоив бедняжку, я дала отбой. Значит, Базиль ничего не знал! Ладно, завтра смотаюсь в Птичий, потом попробую выяснить правду о Никитиных.

К Птичьему ведет Рижское шоссе, а название он получил, наверное, от находящейся неподалеку птицефабрики. Маленький, сонный городок с парой ларьков на вокзальной площади. Я притормозила возле замерзшего торговца и спросила:

– Тут где-то колония, лагерь заключенных.

– Езжай по трамвайным путям до круга, – сообщил мужик.

Минут через десять я подкатила к небольшому облупившемуся кирпичному зданию. За тяжелой дверью оказалась решетка и табличка: «Больше двух не входить». Рядом звонок. Он отозвался на нажатие противным дребезжащим звуком. Послышался щелчок, вход открыт.

Я оказалась в небольшом тамбурчике. Впереди еще одна запертая дверь, справа железная клетка с дежурным.

– Чего вам? – осведомился круглощекий паренек.

Я тщательно подготовилась к встрече с отцом Ниночки, поэтому вытащила красивое темно-бордовое удостоверение с надписью «Телевидение» и сунула в маленькое окошечко. Дежурный повертел документ и робко спросил:

– А чего надо-то?

– Вашего начальника, господина Самохвалова.

Парнишка ушел в соседнее помещение, и я услышала тихое шуршание диска. Буквально через секунду в тамбурчик вошел рослый мужик, настоящий красавец. Все при нем – рост под два метра, широкие плечи, узкая талия.

Возраст определить трудно, около пятидесяти, а цвет лица изумительный. Конечно, живет на свежем воздухе, и забот, наверное, никаких. Начальник приветливо улыбнулся, и я с завистью отметила, какие у него отличные белые, крепкие зубы, такими только орехи колоть. Не то что мои – сплошь пломбы да штифты.

– Кто тут у нас с телевидения?

Я улыбнулась в ответ.

– Программа «Герой дня», вот хотим побеседовать.

По чисто выметенной лестнице поднялись на второй этаж, и начальник галантно пропустил даму вперед. Кабинет поражал великолепием. На полу яркий ковер, в углу большой телевизор с видиком. На письменном столе подставка для ручек, напоминающая надгробный камень, и отличная лампа, гнущаяся в разные стороны. У окна примостился двухкамерный «Бош», на нем большой моноблок с СД-плейером. Да, а еще говорят, что колонии бедствуют!

– Люблю вашу передачу, – продолжал мужик, – но к нам зачем?

– Да вот, – развела я руками, – решила показать не только знаменитостей, но и простых людей. К тому же сейчас перед средствами массовой информации поставлена благородная задача – сформировать у зрителя положительный образ сотрудника МВД, поэтому и выбрали вас. Не скрою, начальство присоветовало.

– Вроде программу другая ведет, – пробормотал милиционер, – такая болтливая, с длинными волосами.

– Правильно, – успокоила я подозрительного дядьку, – Зайцева. Только она выезжает непосредственно на передачу, а мы делаем черновую работу. Осматриваем место съемки, готовим героя, узнаем интересные подробности. Давайте сразу и начнем. Представьтесь, пожалуйста.

– Если вас мое начальство послало, небось сообщило имя и фамилию, – резонно заметил собеседник.

– Конечно, господин Самохвалов, но вам же придется представиться зрителям.

– Феликс Михайлович, – сказал вконец замороченный начальник и пояснил: – Отец в органах служил и дал мне имя в честь Дзержинского.

– Чудесно, – пришла я в восторг, – а теперь о себе поподробней.

– Наша колония… – завел начальник.

– Нет, нет, – тут же прервала «журналистка», – пожалуйста, только о личном.

Феликс Михайлович вздохнул и принялся излагать биографию. Я сосредоточенно черкала ручкой в блокноте, изображая корреспондентку. Наконец Самохвалов произнес:

– Имею дочь-студентку.

– Чудненько, еще и с ней хорошо бы поговорить.

– Ниночка учится в Москве, домой приезжает только на каникулы, – пояснил любящий папа, – хотите адрес дам?

– Совсем редко показывается? – решила я уточнить.

– Скучно ей у нас после столицы, – радостно улыбнулся Самохвалов, – ни театров, ни развлечений. Да я и не против. Дело молодое, не в нашем же с вами возрасте гулять!

Проглотив хамство, я продолжала расспросы. Правда оказалась неутешительной. Ниночка посещала отца редко. Только звонила ему, отчитываясь об успехах в учебе.

– На четвертом курсе дочка, – не скрывал гордости папенька, – вот только все одна да одна. Я уж прямо ей говорил: «Ищи, детка, мужа в Москве, чтоб в Птичьем век не коротать». А Ниночка только отмахивается, гордая слишком, вся в мать.

Следующие полтора часа прошли бесцельно.

Пообещав Феликсу Михайловичу известить его о дате приезда телевизионной бригады, я стала пробираться к выходу. Самохвалов галантно подвел меня к «Вольво» и с уважением отметил:

– Хорошо зарабатываете, такой автомобиль, мой попроще будет. – И он ткнул пальцем в стоящий чуть поодаль сверкающий «БМВ».

Небось дерет взятки с родственников заключенных, на милицейскую зарплату подобный кабриолет не приобрести. Мы начали прощаться и раскланиваться, и тут у проходной затормозил «воронок». Конвойный позвонил у ворот. Решетки раздвинулись, «зек» медленно вкатил на охраняемую территорию. Спустя минут пять, когда я уже заводила мотор, в воротах распахнулась калитка, и пожилой милиционер крикнул:

– Феликс Михайлович!

Улыбнувшись на прощание, начальник пошел на зов. В открытую калитку стало видно, как от грузовика отходят несколько только что привезенных заключенных. Последний двигался как-то боком, неловко размахивая левой рукой. Калитка захлопнулась. Я поехала в Москву. Кто из моих знакомых ходит точно так же, словно его попа пытается обогнать ноги? Что-то знакомое было в этом уголовнике.