Страшный суд - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но политически окрашенный термин «враг народа» пошел гулять по стране и теперь стал палочкой выручалочкой для сыновей и внуков элементарных жуликов, выдавших себя во времена хрущевской окаянной оттепели за жертв пресловутого культа личности.
Кстати говоря, культ личности вовсе не плохая штука, если это на самом деле Личность, а не забулдыжный клоун-петрушка, которого в мешке бросают со сцены, по-хозяйски пинают под зад, укладывают под локомобиль на рельсы, заставляют кривляться перед зрителями с тупой ухмылкой на опухшей от беспробудного пьянства физиономии.
Какая же это личность? Обыкновенная морда лица из широко известного анекдота.
Раз уж мы заговорили о Сталине, то перечитайте беседу со мной, она называется «Сталин в Смутном Времени» и опубликована в «Советской России» за 8 мая 1993 года.
А еще лучше познакомьтесь с беседой со знаменитым диссидентом и ученым, антисталинистом и писателем Александром Александровичем Зиновьевым. С этим незаурядным человеком разговаривал Евгений Аверин, главный редактор «Книжного обозрения», лихо, скажем так, разговаривал.
— Когда она была опубликована, Станислав Семенович?
— В девятнадцатом номере, за 14 мая 1993 года. А 22 мая беседу перепечатал главный редактор «Советской России» Валентин Чикин, редактор самой порядочной газеты России, как назвал его читатель газеты в том же номере.
«В нашем районе, где я жил, — рассказывает Александр Зиновьев, — много народу было арестовано… Арестованы были жулики и преступники, уголовные элементы. А все они проходили по политической статье как враги народа. Это были просто пьяницы, которые пропивали колхозное добро, я сам в колхозе тогда работал.
Не отрицаю, репрессии были. Но пресловутая солженицынская концепция сталинского периода является ложной. Это фальсификация истории.
Сталинская эпоха одновременно и великая эпоха была, грандиозная совершенно!»
Извините, что увлекся, но последние слова Александра Зиновьева, которого никак не заподозришь в симпатии к тем властям, которые выслали его из страны; надо собственноручно переписать каждому соотечественнику и носить на груди рядом с партбилетом, если он еще сохранился… Одни слова писателя о том, что Сталин как военный стратег был на высочайшем уровне, чего стоят…
— Мы перепечатаем эту беседу у себя, Станислав Семенович.
— И правильно сделаете. Парадоксально, но факт: необходимо заново учить русских людей любить Родину, уважать великое прошлое, которое по указке советников из ЦРУ оплевали доморощенные проституты в штанах и в юбках. После революции бытовал еще один политический термин — буржуазные перерожденцы. Вот все они, уже ненавистные народу дерьмократы — круто их обозвал народ, не правда ли?! — и есть это самое слово. Я бы несколько иначе сказал — мелкобуржуазные перерожденцы, местечкового масштаба. Но с аппетитами просто вселенскими… так воровать еще никому в России не удавалось!
И даже если сумеют убежать за кордон, заграница не поможет, за шифрами бронированных сейфов иностранных банков награбленные народные миллиарды им не сохранить. Кое-кого выдадут — ссориться с Новой Россией будет себе дороже! — а остальных разработают парни из спецслужбы, которые примутся собирать наворованное у Отечества по всему свету. И все-таки придется вернуть! Это же как дважды два!
Эти страницы я перечитывал и слегка правил перед тем как вставить в роман уже во дворе на врытом под яблоней симпатичном деревянном столике. Где-то по шоссе пробегали машины, за высоким забором оставался другой мир, а здесь было тихо и безмятежно. Я оторвался от бумаг, бездумно посмотрел на заходящее солнце, солнце было еще достаточно ярким, и перед глазами возникли разноцветные пятна.
Я отвел глаза от доброго светила, поблагодарил его за тот отличный урожай, который оно помогло вырастить Юсову-старшему, в душе моей воцарилась некая умиротворенность, и в это время товарищ Сталин сказал:
— Насчет парней из спецслужбы вы хорошо заметили, понимаешь… Так оно и будет! Другого не дано, товарищ сочинитель!
— Где вы, Иосиф Виссарионович? — мысленно спросил я.
Сталин хмыкнул.
— Везде, понимаешь… И в вас самом тоже. Здравствуйте, молодой человек! Я к вам вроде как на минутку… Давно не виделись, понимаешь… Завтра наговоримся. Прочитайте еще раз, как Эрих Фромм защищает учение Маркса. Любопытная аргументация, я вам доложу… Адольф с карандашом в руке ее читал…
— Он тоже появится завтра?
— Пока неясно… Осложнения в Эстонии. Зодчие Мира полагают, что только Гитлеру под силу уладить там обстановку.
— А что с Памиром? — спросил я. — Моя миссия в Таджикистане?
— Она в параллельном мире, дружище. Об этом — завтра.
Сталин исчез. Я вздохнул и вернулся к интервью.
— Ведь нынешние взяточники и казнокрады самые настоящие враги народа, Станислав Семенович! — воскликнул Владимир Кожевников.
— Давайте называть их просто ворами в масштабе, чтобы неповадно было правозаступным шайкам-лейкам набрасывать на их уголовные морды вуаль политически обиженных овечек.
Вопрос на засыпку: что сделал бы Сталин, если бы в руки вождя попал доклад Руцкого на сессии Верховного Совета плюс его одиннадцать чемоданов разоблачительных документов?
Прикинули? То-то… А что сделал «всенародно любимый»? Отстранил Руцкого от дальнейшего расследования. Какие еще аргументы нужны нашему замороченному телевизионными сороками и киселемитковичами, голубыми стервятниками народу?
Про хохму с ценами на бензин я уже и не говорю…
Вы знаете, я начинаю подумывать, что экраны телевизоров излучают некие секретные лучи, которые превращают людей в нерассуждающих кретинов. Какой чудовищный и зловещий обман! Кого бы я не спрашивал, все говорят: на референдуме по первому вопросу я ответил: «НЕТ!» Но тогда, скажите мне, кто проголосовал «ДА!»?
— В любом случае утвердительно ответила только треть взрослого населения России, Станислав Семенович. Это оглушительное поражение президента и его антинародной рати, это убедительный разгром, который, тем не менее, тщатся выдать за победу. И долго, увы, будут спекулировать этим…
— Что же касается судьбы жуликов, Владимир Николаевич, приведу только один пример. Широко известно, что при содействии свердловского земляка президента, госсекретаря Бурбулиса некое уральское предприятие отстегнуло иностранной фирме огромное количество тонн стратегических редкоземельных металлов, идущих на Западе на вес золота.
Материалы эти, категорически запрещенные к вывозу, пошли, разумеется, за бесценок.
Преступление? Безусловно! Надо брать бывшего преподавателя научного коммунизма за шкирку? Конечно… В качестве посредника, а может быть, и вовсе небескорыстного соучастника.
Представим себе, что взяли-таки Бурбулиса за ушко и потащили под следственное солнышко… Что будем тогда иметь? Заполошные вопли и самого бывшего жреца марксизма-ленинизма, и его подельщиков, а также своры международных амнистий. Хором заскулят о том, что бедный Геннадий Эдуардович — жертва политических происков бывшей оппозиции, призванной и возвращенной, докумекавшим что к чему народом, к власти.
И пока в Кремле сидят Отрепьевы и шуйские, подобное будет с любым заворовавшимся членом правительства, защитники у них и внутри страны, и за бугром найдутся… Только нам не надо обращать на это внимания, а называть вора вором, взяточника корыстолюбцем, перекупщика спекулянтом, а не коммерсантом.
Почему, скажите, рэкетиров именуют не бандитами, не применяют к ним жесткую статью Уголовного кодекса, а проводят их преступления как невинное вымогательство?
После войны в стране полно было бандитов, и хорошо вооруженных, между прочим, по Союзу оружия тогда гуляло вдоволь. И что же? Созданы были особые отделы ББ — борьбы с бандитизмом, и довольно скоро опасность дестабилизации общества была ликвидирована.
Кто мешает использовать этот опыт Ерину и Баранникову?
Примечание автора: Когда 7 августа 1993 года я считывал эту главу с машинки, министр безопасности России Баранников был отставлен президентом именно потому, что попытался кое-что сделать.
А еще через два месяца, 7 октября 1993 года, я вновь читал эти строки, готовя роман «Страшный суд» к сдаче в набор. То, что произошло в последние дни вообще не укладывается в рамки здравого смысла.
Абсурд и беззаконие превзошли вымышленные великим сатириком фантастические несуразности города Глупова.
Роман этот мною еще не дописан, все, как говорится, впереди. Сочинительские пророчества мои жутким образом тут же воплощаются в жизнь.