Одинокий белый вампир - Линси Сэндс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
телефон. Люцерн слышал его, но это был далекий звук, не интересовавший его, а только
надоедающий. Кейт заполнила его разум. Она была все, что он видел и слышал, ее вздохи и
мягкие выдохи, ее запах, ее прикосновения. Она поглотила его. Мир может катиться к
чертям, его это не заботило. Кейт была с ним, и он хотел ее здесь навсегда. Намного дольше, чем навсегда.
Отрываясь от ее рта, Люцерн передвинулся к ее шее, нашел ее пульс и погрузил зубы в ее
плоть. Она вскрикнула, выгибая шею, и Люцерн закрыл глаза, прижимаясь своей нижней
частью тела к ее. Ее жизненная сила наполнила рот. Вкус сладкий, несмотря на ее стройное
тело. Люцерн всегда предпочитал больших женщин, находя их кровь густой и богатой и
приносящей наибольшее удовлетворение. Хотя кровь Кейт была другой, она была
пьянящий. Он почувствовал прилив сил, наполняющий его.
- "Эй, Люцерн! Парень по имени Бастьен ... О! Э-э, извините".
Люцерн резко выпрямился, поднимаясь на коленях на кровати. Обернувшись он увидел
Криса быстро удаляющегося от открытой двери. Он смотрел в изумлении, не веря, что он
настолько увлёкся, что забыл закрыть дверь, и был еще более поражен, что он потерял
контроль до такой степени, что выпустил разум редактора из-под контроля. Хуже всего, что
он позволил Крису поймать себя и Кейт вместе. Он не боялся, что человек узнал бы, что он
кормился, но другие предположения Криса были бы так же плохи. Кейт, конечно, не будет
рада этому. А у Люцерна не было желания доставить ей дискомфорт в отношениях со
своими коллегами.
Потом до Люцерна дошло, что сказал мужчина, и он вспомнил звонок телефона. Бастьен
перезванивал! Вскакивая с кровати, Люцерн бросился к двери как раз вовремя, чтобы
увидеть Криса вешающего трубку.
-"Ах"-, сказал редактор, наблюдая его в дверях.- "Я сказал ему, что ты занят."
Люцерн выругался. Открыв было рот, чтобы огрызнуться на молодого человека, он
остановился, когда понял, что редактор избегает смотреть на него. Кейс яростно краснел.
Люцерн посмотрел на себя, скривился, когда увидел, что Кейт не только справилась с его
рубашкой, ей удалось приняться за его брюки. Пояса нет, пуговица расстёгнута, и его брюки
спущены наполовину.
Он сомневался, что то, что увидел Крис расстроило его. Без сомнения, человеку было
дискомфортно, найти Кейт на месте преступления с одним из ее авторов.
Люцерн пытался решить, что делать, когда его внезапно оттолкнули в сторону. отходя, он
увидел Кейт выбегающую из комнаты мимо него. Ее рубашка была застёгнута, а шляпа
вернулась на голову, взглянув на ее лицо он увидел, что оно вишнево-красное от смущения.
Люцерн попытался схватить ее за руку, но она уже была вне досягаемости. Кейт сказала что-
то невнятное, что-то вроде "кровать", а затем исчезла в своей комнате. Дверь закрылась с
хлопком, а затем щёлкнул замок. Она определенно захотела побыть одна.
Люцерн несчастно вздохнул и провёл рукой по волосам. Он во всем сделал беспорядок.
- "Ну, я думаю, что я ... э ... тоже пойду спать "-, объявил Крис. Затем он исчез.
Качая головой, Люцерн подошел к бару. Он налил себе, а затем отнес напиток к себе
комнату, закрыв за собой дверь.
- "Теперь это не имеет значения,"- пробормотал он про себя, пока подходил к кровати. Он
запутал все и знал это.
Что он мог сделать сейчас? Он не имел понятия, что думает Кейт. Поняла ли она, что он
укусил ее? Обычно люди не помнят, но он обычно контролирует их разум, делая это,
получая удовольствие и отдавая его обратно, пока кормится. Это, обычно, очень эротичный
опыт для них. Для женщин, в любом случае. Он не стал бы делать этого с мужчинами, а
всего лишь отчистил бы их разум так, чтобы они не помнили, что случилось. Они просто
оставались с двумя маленькими ранками на шее и не знали откуда они взялись. Люцерн
открыл свой разум Кейт, когда укусил ее, но он не был уверен, почувствовала ли она его
удовольствие, как и ее собственное. Почувствовала ли она его укус? Было ли это
больно? Или же она чувствовала удовольствие и ликование?
Если она почувствовала боль от укуса, Кейт, вероятно, подумает, что он какой-то
ненормальный. Она подумает, что он написал про вампиров, потому что он ошибочно
считает себя одним из них. Или, что еще хуже, она узнает правду. Но Люцерн подозревал, что она выберет вариант про ненормального. Разумная современная женщина, как Кейт
никогда не поверит в вампиров.
Глава девятая
Кейт проснулась, чувствуя себя ужасно. Сначала она не понимала, почему, но потом
воспоминания ударили ее, как кувалда: Возвращение и нахождение Люцерна, нависшего над
Крисом. Его уход в спальню, чтобы ответить на звонок. Ее поход вслед за ним, ярость
переполняющая её. Как он смеет быть геем? она думала. Как он смеет ? Сама идея
ошеломляла ее. Он привлек её к нему. У неё были эротические сны о нем. Он не может быть
геем!
И оказалось, он не был. Она все еще чувствовала его губы на своих.
Ее первая реакция на его чувственное нападение была шоком, а затем ее гнев превратился в
расслабленность, и так же быстро, в желание.
Мужчина поцеловал её. Она вспомнила, его поцелуй, потом оттолкнула одеяло и
выскользнула из своей постели. Он смог поцеловать её, как никто никогда прежде. Его
поцелуи затронули ее душу и вытащили каждое желание, каждую каплю похоти,
находящиеся внутри нее, и вынули их на поверхность. Она хотела его. Она до сих пор хотела
его. Ее соски были напряжены прямо как в воспоминаниях. И он тоже был определенно
возбужден. Казалось, как будто в его штанах был большой стальной стержень, когда она
положила туда руку.
Всё было потрясающе. Не считая того, что она была его редактором, и не имело никакого
значения знание, насколько велик был его стальной стержень. А ее коллега поймал их,
собирающихся сделать это!
Кряхтя, она пошла в ванную, включила холодную воду в душе и вошла под неё. Она не
знала, как она собирается снова посмотреть в лицо этому мужчине. Но как-то
придётся. Следует ли ей действовать, как будто ничего не случилось? Следует ли поговорить
с Крисом по этому поводу? Следует ли ей поговорить с ними обоими? А если она поговорит
с одним из них, что она скажет? Она знала, что должна сказать Люцерну. Она должна
сказать, что это была ошибка и никогда не может повториться. Но она не хотела говорить