Тигрушка (сборник) - Анатолий Гладилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не согласен.
– Отлично. А если…
– Понял. Мне придется обратиться к главному металлургу.
– Спасибо за откровенность, Майоров. Значит, вы один принципиальный, вы один честный, а мы все сволочи, не так ли? А задумывались ли вы над тем, молодой человек, что наверху нашими руками жар загребают? У них все о’кей, блестящие рапорты, а нам расплачиваться. Они же нам установили нереальные сроки, согласны? Отлично. Теперь мы играем в честность. Результат? Цех лишают премии – кстати, люди старались, и лишняя копейка, вы знаете, дорога простому труженику. И все почему? Потому что старший технолог вдруг захотел быть принципиальным. Ради чего, спрашиваю? И потом не забудьте – ведь нам же дальше вместе работать. Между прочим, вы не хотите взять бюллетень на три дня?
«Слушайся умных людей, – подумал Ленька. – Мне отвечать не придется. Он опытный начальник, мыслит здорово».
Ленька раскрыл рот, но вдруг неожиданно для себя произнес:
– Не затем я приехал на Урал, чтобы скурвиться.
Павел Петрович потушил папиросу.
– Отлично, Майоров, – сказал он, – приятно было с вами пообщаться. А теперь слушайте сюда. Я сдаю брак на переплавку. Когда полетит квартальная премия – а она полетит обязательно, – всех заинтересованных лиц я буду посылать к вам. Надеюсь, они кое-что вам выскажут. Кстати, стоимость брака взыщут с ИТР, и с вас в том числе. Я был лучшего мнения о старшем технологе, но на всякий случай подсчитал. Лично с вас придется удержать полторы тысячи. Как, Майоров, будете сразу вносить или по частям?
– Привет, – сказал Ленька, – вычтите, как у всех, из зарплаты. А теперь, с вашего разрешения, пойду. Много работы. У вас ко мне все?
«Хамить ты, конечно, научился, – думал Ленька, возвращаясь в цех, – герой, а дальше что? Он тебе это припомнит. Уже выпустил когти. Полторы тысячи – это на полгода. Накрылось пальто. А еще ружье хотел купить. Ну и чудак ты, Майоров! Высоко летаешь, куда сядешь? Глупо, милый, очень глупо! Скоро тебе покажут небо в алмазах. Полторы тысячи! Сегодня какое, тринадцатое? Ничего себе неделя начинается!»
Днем Медведева вызвали на бюро райкома. Совещание секретарей комсомольских организаций некоторых предприятий. Очередное ЦУ – ценное указание: как проводить День советской молодежи. Мишка сидел, прилежно записывал, тихо зевал. Он быстро прикинул, что у них на ТЭЦ ограничатся обыкновенным субботним вечером. Ну, устроят викторину. Мероприятие. Галочка.
Он приехал домой. Но поспать не удалось. Деловые звонки. Потом какие-то женские голоса. Суета сует.
Вечером он вышел на ночное дежурство.
Часам к одиннадцати он проверил все, что можно было проверить. Системы работали нормально. Если никакой аварии не произойдет, а ее как будто не предвидится, то он может спокойно ложиться спать. Собственно, он нечто вроде ночного сторожа. На всякий случай. Вдруг что-нибудь.
Он раскрыл английскую книгу и некоторое время пытался читать. Но слова пролетали мимо. В словарь заглядывать не хотелось. Глаза слипались.
Подошел слесарь:
– Михаил Иванович, я того, можно?
– Иди кемарь!
Мишка знал, что сейчас слесарь спустится к самым машинам, там узкая скамейка, он подстелет тулуп и начнет давить сон, и грохот машин будет только убаюкивать его. Привычка!
Вообще делать этого не полагалось. По инструкции слесарям строжайше запрещалось спать во время дежурства. Но то инструкция. Лучше бы приготовили и для Медведева мягкий диван да в какой-нибудь тихой комнате. Теперь жди утра. Работа, называется! Посадите робота. А я живой человек. Хоть бы какое-нибудь ЧП для развлечения!.. Идиот, опомнись, о чем ты думаешь?! Не дай бог!
Мишка встал, прошелся, сделал несколько дыхательных упражнений. Элементы утренней гимнастики на ночь глядя. Почему глядя?
Час ночи. Мишка подошел к столику. Еще один день промелькнул. Сегодня какое? Он перевернул листок календаря. Уже четырнадцатое число, вторник.
3.– Нет, я пойду, – сказал Руслан. – У меня тут дружок есть.
– На третьей автобазе, что ли?
– В театре. Артист.
Руслану показалось, что шоферы посмотрели на него как-то более пристально.
– Оделся бы поприличнее, – сказал один, – пиджак найдем.
– Так сойдет, – сказал Руслан.
– Это что, – сказал другой, – я в Москве Крючкова видел. На улице. Из ресторана он выходил. Я еще подождал, обернулся. Точно. Крючков.
В проходной Руслана задержал бдительный вахтер.
– Юра Бутенко в театре? – спросил Руслан.
– Юрий Павлович сейчас заняты. – И, скептически осмотрев Руслана, вахтер поинтересовался – Контрамарку?
Руслан долго изучал афиши. В половине спектаклей Бутенко играл главные роли.
Прошли два каких-то типа, и вахтер сказал им:
– Передайте Юрию Павловичу, что его ждут. – И он указал на Руслана. – Говорит, что товарищ.
Минут через двадцать вышел незнакомый человек в костюме пирата, с перевязанным глазом и кривым носом. Он посмотрел на Руслана и спросил Юркиным голосом:
– А, это ты?
Руслан бросился к нему и начал быстро-быстро рассказывать, что вот, понимаешь, рейс в Ростов, повезло, дорога трудная, гололед, а завтра в Москву, и как хорошо, что он здесь и видит Бутенко.
– Ладно, – сказал Юра. – Сейчас мой последний выход. Подожди.
Потом он появился в сопровождении женщины и пожилого мужчины, кивнул Руслану, и Руслан пошел за ними и слушал, как женщина говорила, что Сазонов сволочь, а Петрова опять поплыла, и с задних рядов ее не слышно, никакой дикции, манная каша во рту, а пожилой мужчина все время повторял: «Юрий Павлович, надо поднять этот вопрос на собрании», – и Бутенко отвечал: «Обсудим», – а Руслан все шел сзади и слушал и в общем был доволен, что Бутенко его не знакомит с этими, уж очень они важные, но Юрка, вероятно, главнее, и Руслан радовался за товарища.
Когда они остались вдвоем, Руслан хотел сказать: «Почему ты их сразу не послал подальше? Видишь, я жду тебя два часа», – но сказал другое:
– Юра, что они на тебя навалились?
Бутенко выглядел утомленным. Но для полной убедительности он провел ладонью по лицу, чтобы теперь уж никто не мог усомниться, какой он вконец замученный, заезженный, изможденный, прямо хоть сейчас в могилу.
– Сбегу я отсюда к чертовой матери, – сказал он. – Надоело. Третий год. Отыграю этот сезон – и в Москву!
– Юрка, ты что, озверел? – удивился Руслан. – Ведь ты здесь почти всюду на первых ролях!
– Я здесь прима, – уточнил Бутенко, – и член худсовета, и председатель месткома, и прочее, но интриги, батюшка, интриги… Старик, хорошо, что приехал. Сейчас забежим в магазин, купим на ужин и потолкуем. Я соскучился по тебе. И вообще по всем ребятам. Помнишь фильм «Багдадский вор»? Там был всевидящий глаз. Иногда мне хочется его иметь, я посмотрел бы, что каждый из вас делает в данный момент.
– Юрка, – сказал Руслан, – а мы успеем? В общежитии в двенадцать закроют дверь.
– Брось, – сказал Бутенко. – Я же один. Переночуешь у меня.
Самолет начал заваливаться вправо. Сначала Яша подумал, что все нормально, просто вираж. Но поворот затягивался.
Звезды быстро смещались влево. Сбывались самые худшие предположения.
Яша отодвинулся от окна. В салоне по-прежнему сонное царство.
Тусклые матовые лампочки освещали пассажиров, застывших в неестественных позах.
Тихо, стараясь не разбудить Царева, который уткнулся в спинку кресла, Яша вылез в проход. Потянулся. Сделал несколько приседаний.
В проходе появилась стюардесса. Она направлялась к кабине пилота.
– Поворачиваем обратно? – спросил Яша.
Девушка буркнула что-то в ответ и прошла.
Яша давно заметил, что стюардессы любезны с пассажирами, которые делают все согласно правилам: пристегивают по команде ремни, курят и едят, когда положено, а в остальное время спят и не чирикают. К тем же индивидуалистам, которые не могут просидеть по шесть – восемь часов в кресле да еще бодрствуют по ночам, стюардессы относятся крайне подозрительно.
Вскоре девушка вернулась.
– Ну? – спросил Яша.
– Москва не принимает, – сказала стюардесса. – Идем в Новосибирск.
Яша присвистнул:
– Мы же почти долетели!
– Киев закрыт. Ленинград закрыт.
– А Свердловск?
– В Свердловске наша машина не сядет.
– И долго мы пробудем в Новосибирске?
– Что я вам, бюро погоды?
Девушка ушла.
«Скорость, комфорт, беспосадочный перелет, – подумал Яша, – сплошной обман. Теперь зазимуем в Новосибирске. А у меня три рубля на всю группу. Говорил ребятам – оставьте деньги на всякий случай. Нет, потянуло всех в ресторан: конец экспедиции, одна ночь – и Москва! Чем же я вас кормить буду? Раньше тридцать рублей выглядели как-то солидно. А теперь это всего три рубля. И везет же людям, которые могут спать сидя!»
– Меня никто не видел? – спросил он.
– Не знаю, – сказала она, – по-моему, нет. Соседи уже легли. И потом они привыкли, что у нас гости.
