Белинда - Энн Райс

Установив камеру на треноге в ногах кровати, я положил на покрывало новые вещи, белый молитвенник и жемчужные четки. Потом внимательно оглядел плоды своих трудов. Обнаружив маленькое упущение, спустился вниз, достал из буфета бутылку хорошего бургундского, два бокала, отнес в спальню и поставил на прикроватный столик.

Роскошное, сказочное зрелище. И тут меня словно громом поразила мысль о безумности всей этой затеи.

Замысел предыдущих картин возник совершенно спонтанно, и все необходимые атрибуты были под рукой. Идея же написать портрет обнаженной наездницы принадлежала Белинде.

Но сейчас я задумал нечто сумасшедшее, выходящее за границы нормы.

И вот я стоял, смотрел на цветы, на горящие свечи, бросавшие отблески на белый атласный полог — скорее, балдахин, как мы привыкли его называть, — и думал, не напугает ли это Белинду. А вдруг я жестоко заблуждаюсь и неправильно оцениваю ситуацию? И вообще, не извращение ли то, что я делаю? Похоже, что так. И венки на черных проволочных стойках были погребальными венками. Ни одному нормальному человеку даже в голову не придет поставить у себя дома подобные венки! Но мне они были нужны совсем для другого.

Хотя человек, который способен зайти так далеко, чтобы увидеть ее в новом образе, вполне способен обидеть ее.

Могу себе представить свою реакцию, если бы Белинда сообщила мне, что делала подобные вещи с мужчиной!

«А потом он купил белую свадебную вуаль, и белые туфли, и…»

Я, естественно, объяснил бы ей, что он извращенец и от него следует держаться подальше. И вообще нельзя доверять человеку, который такое вытворяет.

И дело не только во всевозможных ухищрениях. Нет, вся моя затея была откровенным богохульством. Молитвенник, четки…

Я чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Чтобы не упасть, я на секунду прислонился к стене, сложив руки на груди. Мне нравилось!

Тогда я спустился вниз, налил себе чашечку кофе и прошел на заднюю веранду. «Одно я знаю наверняка, — пронеслось у меня в голове. — Я никогда не обижу ее». Было бы полным безумием считать, что я на такое способен. Я ведь не причиню ей боли тем, что попрошу надеть на себя вещи, купленные мною сегодня утром! Это всего лишь картина. И наверное, они будут прекрасно смотреться на ней!

А потом картины могут войти в книгу: три с карусельной лошадкой, портрет наездницы, а теперь и Святое причастие.

Услышав, как хлопнула входная дверь, я даже не пошевелился. Через несколько минут она увидит те вещи. А потом спустится вниз и скажет мне все, что думает. Мне оставалось только ждать.

Я услышал, как наверху включили воду. Вода весело журчала по трубам. Наверное, Белинда принимает душ. Я представил себе, как она — вся такая восхитительно розовая — стоит под горячей струей…

Наконец вода перестала литься. Я чувствовал буквально каждое движение Белинды.

Я осторожно вернулся на кухню, поставил чашку на стол.

Ни звука кругом.

— Белинда!

Ответа не последовало.

Я поднялся по лестнице. Везде, кроме спальни, было темно. В спальне же горела свеча, отбрасывавшая причудливые тени на старые бумажные обои и белый потолок.

Я открыл дверь и вошел в комнату. Белинда, одетая именно так, как я того хотел, стояла в ногах кровати. На голове — белый венок, лицо закрыто вуалью. В руках — молитвенник и четки. Белинда стояла в балетной позе: пятки белых туфелек вместе, носки врозь. В короткой ночной рубашке, едва прикрывавшей колени, Белинда походила на маленькую девочку в старинном платье для первого причастия. Она нежно улыбалась мне из-под вуали. Ее руки, открытые благодаря коротким рукавам фонариком, были упругими и округлыми, но пальцы, перебиравшие четки, — удлиненными, тонкими и изящными.

От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Из-под вуали на меня смотрели ее мрачные голубые глаза, уголки похожего на бутон рта были слегка изогнуты в полуулыбке. Но руки выглядели уже не детскими, а скорее женскими, так же как и розовые соски, просвечивавшие из-под тонкого льна.

У меня тут же возникла неконтролируемая эрекция. Волна страсти накрыла меня с головой.

Я подошел к Белинде. Поднял вуаль и откинул ее назад, поверх венка из белых цветов. Теперь правильно. Маленькие девочки в мое время носили вуаль именно так. В ее глазах играли огоньки свечей.

Я сжал ее в объятиях, почувствовав сквозь тонкую ткань аккуратную попку. Потом поднял и повалил на кровать. Тихонько подталкивая, заставил облокотиться на подушки. Она легла, вытянув ноги вперед и положив молитвенник и четки на колени. Я поцеловал ее круглые колени и нежно погладил длинные ноги.

— Иди сюда, — прошептала Белинда, поманив меня рукой.

Я лег на кровать, а Белинда откинулась на подушки.

— Иди сюда, — повторила она и, прикрыв веки, стала жадно целовать меня полуоткрытым ртом. Ее тело слегка пульсировало под моей тяжестью.

Я понял, что пропал и вот-вот кончу, еще не успев войти в нее. Я снял брюки и рубашку, а потом одним резким движением стянул с нее кружевные чулки.

Под ворохом смятого белья я нащупал ее нежные половые губы, стыдливо прячущиеся под пепельными волосами между ног. Притягательная полоска темно-розовой персиковой плоти.

Лицо Белинды пылало. Она резко притянула меня к себе, а потом легла на спину и, задрав рубашку, обнажила грудь. Я прижался лицом к ее животу, затем подтянулся на руках и начал осыпать поцелуями ее грудь. Соски у нее были маленькие и твердые как камень. Она лежала, широко раскинув ноги, и тихонько стонала.

Я потянулся за бокалом красного вина, который предусмотрительно поставил на тумбочку. Я капнул буквально несколько капель вина на ее клитор и стал смотреть, как рубиновая жидкость проникает в самые сокровенные уголки ее тела. Я нежно вытер капельки вина пальцами и почувствовал, как она открывается мне навстречу, непроизвольно приподнимая бедра. И тогда я, вконец испортив белое покрывало, налил немного вина прямо в нее и стал смотреть, как она трепещет от наслаждения.

И вот так, обвив руками ее бедра, я пил вино из ее тела. Я слизывал пряные капли с влагалища, чувствуя, как сжимают язык ее напрягшиеся мускулы. Она сомкнула горячие бедра на моем лице, заставив меня задохнуться от наслаждения.

— Ну давай же! — простонала Белинда.

Лицо ее раскраснелось, спутанные волосы упали на глаза. Вуаль уже давно слетела с ее головы и лежала на скомканных простынях.

— Ну давай же, Джереми, — снова прошептала Белинда.

И тогда я вошел в нее, почувствовав, как ее ноги взяли меня в замок. Но чтобы вонзиться в нее, я должен был освободиться, а потому она меня отпустила и упала на спину, сминая затылком белые шелковые цветы и остатки вуали.