Злой Сатурн - Леонид Федоров

— Охо-хо! — откликнулся ямщик. — Ежель я бы человека такими словами огорчил, был бы грех. А кони что? Души у них нет, одно слово — скотинка!

— А у тебя самого-то есть ли душа?

— А то нет? Раз я коней заместо кнута крепким словом понужаю, стал быть, жалею их, и значится, какая ни на есть, а душа у меня внутрях обретается.

Андрей толкнул локтем Бортникова и весело рассмеялся:

— Древний грек Аристотель посрамлен и унижен. Говоря о душе человека, сей философ преизрядно путал. А наш ямщик разглядел самый корень.

— Какой такой корень?

— Самый главный. Вот слушай. Демидов и Строганов жалости к людям не знают? Не знают! Стало быть, души у них нет? Нет! А коли так, кто же они?

— Кровососы! — бойко отозвался ямщик и, взмахнув над головой вожжами, гикнул, свистнул соловьем-разбойником. Кони понеслись, возок швыряло, било по ухабам. Иван, собравшийся возразить Андрею, чуть не прикусил язык и, вцепившись в сиденье, примолк.

Растес встретил путников тревожным гулом набата. Возле конторы рудника шумела толпа. Громко голосили бабы, надрывались в плаче грудные дети. Хмуро уставясь глазами в землю, кучкой стояли рудокопщики. Какая-то молодуха на вопрос: «Что случилось?» — кинула на Андрея дикий, обезумевший взгляд и зашлась в крике.

С трудом пробившись сквозь людскую стену, Татищев с Бортниковым вошли в контору.

За столом бледный, с трясущейся челюстью, сидел шихтмейстер Алферов. Возле него с растерянными лицами стояли водолив и несколько мастеров.

При виде вошедших Алферов вскочил и прерывающимся от страха голосом завопил:

— Батюшка! Андрей Артамонович! Лиха беда грянула: обвал в руднике.

— Где управитель? А штейгер что делает?

— Преставились оба! — Алферов истово перекрестился. — Кинулись спасать заваленных, да их же самих в штольне и придавило. Крепь-то гнилая, а порода сыпучая. С утра народ завал откапывает, крепит, а все без толку — потолок валится и валится.

— Давай план рудника! Тут где-то рядом были старые чудские копи. Прикинем, может, через них в заваленный штрек пробьемся!

— Вон он, план-то. Только я в ем не разбираюсь. Мое дело записи в книгах вести.

Смахнув со стола груду бумаг, Андрей разложил план и склонился над ним. С линейкой и циркулем долго измерял и прикидывал что-то. Наконец поднял голову, оглядел собравшихся и, читая в устремленных взглядах надежду, как можно уверенней заявил:

— Слева от входа в штольню есть лаз в чудскую копь. Старые рудокопщики провели ее по самой жиле. Вот один забой, он в сторону от штольни идет. А вот тут намечен красным цветом другой. Этот от заваленного штрека в пяти футах проходит. Будем пробивать проход. Иного средства не мыслю.

— Ежели кровля надежная, за полдень пробьем, — подхватил один из мастеров.

— Судя по залеганию породы, обвалов не должно быть. Кликни, кто своей охотой на помощь пойдет.

Желающих нашлось много. Андрей отобрал самых крепких. Захватив кайла, лопаты, моток веревок и фонари, люди двинулись к чудской копи. У торчащих, похожих на узкие ребра каменных плит Андрей сверился с планом.

— Лаз где-то здесь.

Найти вход в чудскую копь, однако, было не просто. Кругом — каменные осыпи, валежник и бурелом, густые заросли осинника. И когда все, даже Андрей, отчаялись после бесплодных поисков найти отверстие, Иван своими зоркими глазами рассмотрел его среди камней.

— Вот он! — обрадовался Бортников и принялся растаскивать камни. К нему на помощь кинулись остальные, и вскоре открылась небольшая, зияющая чернотой нора — вход в древнюю штольню, пробитую рудокопами загадочной белоглазой чуди.

Один из мастеров присел на корточки, глянул в отверстие, откуда несло холодком:

— Дай-кось фонарь! Разведаю, не обвалилась ли выработка.

— Ты, Федос, смотри, на рожон не лезь. Соблюдай береженье! — подал совет водолив и протянул зажженный фонарь.

Федос поднял на говорившего обросшее редкой бородкой лицо, подумал и медленно, словно процеживая каждое слово, молвил:

— Мы, почитай, каждодневно под землю спущались и не ведали о том, как и когда возвернемся, хотя и шибко блюли береженье. А теперича ково там блюсти? Братов выручать надобно. Ну, Христос с вами, оставайтесь! — и лег на землю, ползком скрылся в лазу.

Протекло полчаса. Оставшиеся с нетерпением заглядывали в нору. Наконец кто-то радостно выдохнул:

— Вобрат ползет!

Вскоре из лаза появилась рука, фонарь с оплывшей свечой и грязное, вспотевшее лицо Федоса.

Выбравшись наружу, мастер отер рукавом лицо, поморгал, ослепленный ярким дневным светом, и доложил:

— Осел потолок, сажени полторы ползти довелось, а далее повыше, в полный рост шел. Забоев много, видать, долго тут старые люди робили! — он стряхнул с колен налипшую землю и, нагнувшись, выбрал из кучи увесистую каелку. — Не меньше как впятером идти надобно. Пока двое кайлить будут, другие станут породу откидывать…

— А ты, ваше благородие, — обратился мастер к Андрею, — с планом иди да стрелку магнитную прихвати. А то, неровен час, не с того забоя пробиваться станем. Ну, ежели готовы, айда с богом! Пошли!

Он вставил в фонарь новую свечу, сунул в карман несколько огарков и, прихватив кайло, снова полез под землю. Следом отправились Андрей и трое рудокопщиков. Выждав, когда скрылся последний человек, Иван выбрал лопату и, перекрестившись, быстро пополз в отверстие копи.

Боясь, что его вернут обратно, Бортников держался подальше от идущих цепочкой людей. Шагать в сплошной темноте, приглядываясь к мелькающему впереди огоньку, было трудно. Несколько раз, споткнувшись о камни, Иван падал или ударялся головой о нависшую каменную глыбу.

Становилось душно, спина взмокла, и глаза заливал едкий пот. Парень уже выбился из сил, когда шедшие впереди люди свернули в сторону. Путеводный огонек сразу исчез, и Бортников растерялся.

Пытаясь догнать ушедших, он бросился бежать. Споткнулся и со всего маху растянулся, больно ударившись лицом о землю. Приподымаясь, оперся рукой обо что-то круглое и содрогнулся от страха: пальцы нащупали пустые глазницы человеческого черепа. Отшвырнув в сторону находку, Бортников вскочил и, потеряв последние остатки мужества, закричал. В низком извилистом лабиринте подземной выработки голос прозвучал глухо и тотчас замолк, наткнувшись на каменную преграду. Иван закричал снова, отчаянно и громко. И вдруг откуда-то из темноты мелькнул огонек.

— Кто кричит? — послышалось в ответ.

— Андрей Артамонович! — не помня себя от радости, бросился навстречу Татищеву Бортников.

— Иван? — в голосе Андрея звучали нотки удивления и гнева. — Ты как сюда попал?

— Пошел за вами!

— А тебе разрешение было дано? Пошто самовольничаешь?

— Сердце не выдержало. Не гоните. Думал, хоть чем-нибудь я сгожусь.

— Какая от тебя помощь? Мало у нас заботы, теперь еще и за тобой следить надо.

— Я вам мешать не буду. Хоть и не много у меня силы, а все, может статься, чем помогу… — Иван опустил голову и чуть слышно закончил: — Как бы я наверху высидел, когда вы тут…

— Вон оно что! — протянул Андрей и, смягчившись, разрешил: — Ладно. Не отсылать же тебя обратно. Держи фонарь и шагай рядом.

Узким сырым штреком, в котором под ногами хлюпала вода, они вошли в забой. Здесь их поджидали рудокопщики.

— А ты рисковый, паря, — осветив лицо Ивана фонарем, одобрил Федос. — В экую жуть без огня сунулся. А если б разминулись мы? Тлеть бы твоим косточкам здесь до второго пришествия.

Андрей внимательно осмотрел забой, сверился с планом и, установив магнитную стрелку, кивнул направо:

— Здесь пробивать надобно, шахта рядом проходит.

Один из мастеров ударил обушком кайла по стене. В ответ раздался глухой звук.

— Ишь как отзывается. Беспременно там пустое место имеется. Давай-ка, Федос, начнем!

Они взмахнули каелками, и куски руды с мягким шумом покатились к ногам. Вскоре в стене забоя появилось большое углубление. Стало жарко. Рудокопщики спешили. Сменяя друг друга, врубались в неподатливую породу, быстро отбрасывая в сторону вырытую землю. Одну за другой скидывали с себя одежонку, пока не остались в одних портках. В тусклом свете фонаря-бленды видно было, как у одного дюжего парня под блестящей от пота кожей переливались клубки мускулов.

— Зело силен мужик, — подивился Иван.

— Молод еще, не изробился! — откидывая лопатой землю, пояснил Федос. — До наших годков коли доживет, эким же убогим станет. Маркел, а Маркел! — окликнул он богатыря.

— Чаво? — басом отозвался Маркел, продолжая крушить породу.

— «Чаво», «чаво», — передразнил его Федос. — Ты лаз-то поуже пробивай. Гляди, сверху сыпаться начало. Завалит ишо!

Андрей подошел ближе, осветил фонарем потолок и почувствовал тревогу. Сверху при каждом ударе кайла струйкой сыпался песок и мелкие камни.