На воле - Евгений Сухов

— Так что там насчет Аркаши? — неожиданно перевел разговор Иван. — Как бы нам его повидать?

Эдик помолчал. Поколебавшись секунду, он подцепил с тарелки последний ломтик малосольного огурца.

— Тебе, Ваня, повезло. Знаешь, где находится кабак «Семиозерье»?

— Еще бы, — усмехнулся Иван, — я в нем столько денег спустил, пока твою сестру обхаживал, что при одном воспоминании дух захватывает.

— Ну, что было, то прошло, — отмахнулся Эдик. — Теперь у Томки другой. Так вот, завтра там собирается очень серьезная компания. Будут только свои. Ресторан на это время, естественно, закроют. Такое сборище случается только раз в полгода. Будет гам, разумеется, и Аркаша. Конечно, он мог бы там и не появляться, хотя бы потому, что давно уже перерос всю эту публику, но он любит поиграть в демократию. Дескать, я, ребята, один из вас, а что я с прокурором водку жру, так это у меня просто работа такая.

Рука Степана слегка дрогнула, бокал, который он держал в руке, ударился о подсвечник и тонко зазвенел.

— А если он все-таки не придет? — как можно спокойнее спросил Иван.

—Что значит — «не придет»? Аркаша хоть с ментами дружбу и завел, но о понятиях тоже не забывает. Братва ведь может подумать, что он заносится, а таких не особенно жалуют. Так что придет обязательно. Я даже думаю, что он там останется на всю ночь и будет до утра пульку расписывать.

— И когда же он туда заявится?

— А кто его знает? — пожал плечами Эдик. — Он ведь хозяин! Когда хочет, тогда и приходит, хотя обычно появляется часам к шести.

—Ты не мог бы провести нас в тот кабак? — Иван поставил бокал с вином на стол.

—Если нальешь сто граммов, так обязательно проведу. Ха-ха-ха!

Степан не отрывал от подиума восторженных глаз. Зрелище захватило его всерьез. Иван поймал его взгляд и спросил:

— Эдик, послушай, а вот другая танцовщица, темненькая, она как, трахается?

Эдик брезгливо ответил:

— Вот эту ты можешь поиметь куда захочешь. Но хочу заранее предупредить — она пойдет с тобой только в том случае, если ты отвалишь ей солидные бабки. А в сексе она толк понимает, это тебе я говорю!

—Неужели у такой бабы никого нет? — удивился Иван.

Глаза его округлились, и он стал напоминать филина, выискивающего в темноте мышь.

— Почему нет? Еще как есть. Более того, она замужем. Только ведь Вероника у нас девушка самостоятельная и не оглядывается с опаской на мужа-инженера, у которого в кармане, кроме фиги, ничего не отыщешь Если хочешь, я могу договориться с ней. Если ты, конечно, при бабках…

— Ничего, я уж как-нибудь сам. С бабами-то я договариваться умею. Эй, человек, — подозвал он шмыгавшего между столиками официанта, — будь добр, передай эту сотенную во-он той темненькой танцовщице и скажи, что я бы хотел сказать ей пару слов наедине.

— Хорошо. Сделаем, — аккуратно взял купюру официант. Лицо его при этом приобрело заговорщицкое выражение.

—А вот эта бумажка тебе за хлопоты, — сунул Иван еще одну стодолларовую купюру официанту в карман рубашки.

Музыка умолкла, танец закончился, и девушки, похватав одежду и якобы стыдливо прикрываясь ею, сбежали со сцены. Сейчас они напоминали прелестных купальщиц, застигнутых врасплох дерзкими соблазнителями.

— Ну, я пойду, — поднялся Эдик. — Сейчас в соседней комнате крупная игра заваривается. Не хочу упустить свой кусок.

— Значит, завтра в шесть у «Семиозерья», — бросил ему вслед Иван.

— Договорились. Что передать Томке?

— Скажи, что я ее не забыл и очень сожалею о том, что мы расстались.

— Ей будет приятно это услышать, — голос Эдика потеплел. — Ну, будь!

Исчезновение с подиума девушек заставило посетителей углубиться в разговоры. Вместо музыки послышалось бренчание вилок о тарелки. Кто-то матюкнулся в самом углу зала, и эхо разнесло брань по всему залу.

Возле подиума томился Иван, сжимая в кулаке пачку стодолларовых бумажек. Он явно настроился на интимное свидание. Вышла Вероника, на ней было броское темно-зеленое вечернее платье. О прежней стриптизерше напоминали только оголенные плечи. Хмырь подошел к девице слегка поспешнее, чем следовало бы. Он наклонился, что-то сказал ей, и Степану почудилось, будто он поцеловал девушку в загорелое плечико.

Девок Иван и впрямь охмурял блестяще, этого никто не мог отрицать. Достаточно было ему открыть рот, показав два ряда безупречных зубов, тряхнуть грудой мускулов, и девушка уже готова упасть в объятия молодого Геркулеса. При этом Иван вовсе не обладал какой-то богатой палитрой приемов обольщения. Весь его речевой запас упирался в несколько фраз, среди которых «Как тебя зовут, киска?» и «Может, пообщаемся поближе, малышка» были наиболее изощренными.

Его беседа с танцовщицей Вероникой складывалась тоже весьма незатейливо.

Иван заявил:

— У тебя очень аппетитная попка, девочка! Я бы хотел узнать, как будет себя чувствовать в твоей норке мой дружок.

Девушка непринужденно засмеялась, словно это был самый изысканный комплимент, который она когда-либо слышала.

— А ты нахал, — давилась танцовщица смехом.

— Давай не будем терять времени и уединимся где-нибудь в кабинете, а то мой инструмент порвет штаны. Тогда знаешь какой переполох здесь поднимется.

— А ты хвастун!

— Я не хвастун, детка, а говорю то, что есть на самом деле. Если бабы увидят, какое оружие я ношу между ног, мне несдобровать. Мигом оторвут…

Заиграла музыка, и на подиум гибкими змейками выскользнули три новые танцовщицы. Хозяева бара щедро потчевали гостей зрелищем женской красоты.

Степан понял, что Ивану удалось договориться: он по-хозяйски обнял красавицу за талию и, на прощанье махнув Степану рукой, направился к выходу. Такой поступок являлся нарушением инструкций, за что Колян мог покарать весьма сурово. Степан с улыбкой подумал о том, что если бы он напомнил Хмырю об этом минут пять назад, то бедный парень потерял бы эрекцию на ближайшие полгода.

Пора было уходить. Степан допил остатки вина и, посмотрев последний раз на обнаженных див, направился к выходу. Громила в белой рубашке приветливо распахнул перед ним дверь, видимо, он не забыл о больших чаевых его приятеля. Степан в который раз подумал о том, что даже самого неотесанного болвана большие деньги способны научить правилам хорошего тона.

Комната гостиницы встретила его казенным неуютом. Степан запер дверь на ключ, вытащил из кармана «Глюк», передернул затвор и прицелился в угол. Приятная игрушка, ничего не скажешь.

Завтрашний день обещал быть тяжелым. В камере хранения на вокзале лежала еще парочка «пушек» с полными магазинами. Оружие было проверено, пристреляно и осечки дать не могло.

Под самое утро в комнату постучался Иван. Он не вошел, а прямо-таки перевалился через порог. Факт был налицо — баба его измочалила до последней стадии. Хмырь выглядел словно сдувшийся воздушный шарик.

— Ну и как? — вяло поинтересовался Степан.

— Ты мне можешь, конечно, не верить, но это было нечто потрясающее!

Сил у него хватило ровно настолько, чтобы сбросить дорогие кожаные ботинки и пробубнить что-то восторженное о бедрах танцовщицы. Потом Иван пьяно хрюкнул и завалился спать.

У «Семиозерья» Иван со Степаном появились без пятнадцати шесть. В кабак стекалась публика фартовая, на стоянке было тесно от иномарок. Крепенькая «семерка» Ивана среди импортной роскоши выглядела как жалкий драндулет. Игра обещала быть нешуточной.

Как бы ненароком Степан притронулся пальцами к поясу. Там, спрятанный под курткой, покоился «ствол». Оружие придавало большей уверенности и позволяло чувствовать себя настоящим мужчиной. С ним Степан как бы обретал власть над простыми смертными, не подозревавшими о том, какая смертельная угроза скрывается под курткой у обыкновенного с виду, хоть и широкоплечего парня. Подобные мысли блуждали, видимо, и в голове Хмыря — недаром его губы кривились в высокомерной улыбке.