Запечатанное письмо - Эмма Донохью

— «Во время нашего пребывания на Мальте Андерсон постоянно приходил к ней с визитами и поддерживал с ней упомянутую связь на протяжении 1862, 1863 и 1864 годов, — продолжал читать Фью, не отрывая глаз от документа. — Там же, на Мальте, некий лейтенант Герберт Александр Ст. Джон Милдмей часто навещал ее и поддерживал с ней упомянутую связь на протяжении 1860, 1861 и 1862 годов».

Фидо насторожилась. Что еще за лейтенант Милдмей?

Хелен отвела взгляд. И Фидо сама ответила на свой вопрос. Следовательно, белокурый полковник не был первым мужчиной, перед которым не смогла устоять Хелен? «Потом, потом я у нее все вызнаю!» Фидо негодовала.

— В отличие от Милдмея, — объяснил Фью, — Андерсон в прошении назван соответчиком, и адмирал имеет право потребовать у него удовлетворения, хотя на данный момент он этого еще не сделал. Адвокат Андерсона говорит, что в настоящее время его клиент находится в Шотландии и что он намерен сделать в суде заявление о своей невиновности.

— Как и я, — быстро проговорила Хелен. — Это… — она с отвращением указала на обвинительное заявление, — все это можно опровергнуть.

— Рад это слышать. — Голос старого адвоката так сух, что Фидо слышатся сардонические нотки. Он снова посмотрел на свою клиентку.

— Мистер Фью, в настоящее время я нахожусь в ужасном состоянии.

— Я понимаю и не хочу оказывать на леди давление. Но хотя бы какой-нибудь намек, чтобы начать…

Хелен взглянула в окно, словно ожидая вдохновения, затем тяжело вздохнула:

— За пределами этой страны абсолютно другая жизнь! Видите ли, я выросла в Индии. А во Флоренции, где я провела последние годы девичества, считается абсолютно приемлемым, чтобы замужняя дама имела постоянного спутника, так называемого чичисбея.[57]

Она лукавит, возмутилась в душе Фидо: это принято для синьоры, но не для английской леди.

— Иностранные нравы свободные, но вполне безобидные, — пробормотал Фью, записывая ее пояснение.

— Признаюсь, что, пожалуй, была весьма неосмотрительна и беспечна в выборе друзей, — с обезоруживающей улыбкой сказала Хелен. — Но, поверьте, я никогда бы не позволила ни Милдмею, ни Андерсону постоянно сопровождать меня, если бы только могла подумать, что это может стать основанием для пересудов!

Дерзкое бесстыдство подруги почти восхищает Фидо. Пожалуй, Хелен могла бы заняться каким-либо бизнесом: она обладает способностями, которых Фидо раньше в ней не замечала.

— Признает, что недостаточно соблюдала правила приличия, подобающие замужней леди, — пробормотал себе под нос Фью. — Следовательно, каких-либо неопровержимых доказательств вашей… кхм… измены супругу не имеется? — Он посмотрел на нее поверх очков.

Хелен помялась, затем еле слышно спросила:

— О каких именно доказательствах…

— Ну, это могут быть, — объяснил Фью, — показания слуг, друзей, ваши письма, а также письма, адресованные вам, записи в дневнике, который муж изъял из вашего письменного стола, показания кебменов…

Хелен побледнела и откинула голову на спинку кресла.

И вновь сердце Фидо тает от сочувствия, подобно тому, как морская волна, достигнув своего апогея, обрушивается и превращается в пену.

— Хелен, хочешь стакан воды? Мистер Фью, может быть…

Адвокат налил дамам воды из графина.

— Миссис Кодрингтон, мне хотелось бы знать, не желаете ли вы пересмотреть свое заявление? — спросил он.

— Мое мнение — пересмотреть, — твердо заявила Фидо.

В глазах Хелен страдание. Вместо ответа она вздохнула:

— Мои девочки…

Адвокат кивнул, изображая сочувствие:

— Не советую вам на них ссылаться. Я очень опасаюсь, что они в любом случае не вернутся к вам.

Хелен растерянно посмотрела на него. Ее глаза полны слез.

— Единственным законным опекуном детей считается их отец, — объяснил Фью, — если только он не признан психически ненормальным.

— Но должны же быть исключения! — взорвалась Хелен.

— Кое-какие исключения имеются, — с сомнением сказал Фью. — Любая мать, даже если ее измена доказана, может ходатайствовать об опекунстве или о разрешении видеться с детьми до достижения ими возраста шестнадцати лет… Но на практике суд отдает матери детей старше семи лет только в том случае, если ее репутация безупречна, а отец известен жестоким обращением, пьянством или… э-э… нездоровьем… вы понимаете, что я имею в виду, — смущенно сказал он. — А вот, например, поэта Шелли вынудили расстаться с детьми из-за его атеизма.

— Закон — тупой и жестокий истукан! — с возмущением прошипела Фидо.

Фью перевел на нее серьезный взгляд.

— Как только в парламенте начинают обсуждать это положение закона, мисс Фейтфул, раздается хор голосов в защиту священных прав отца, но большинство из нас подозревают, что истинная причина более прагматична. Существуют опасения, что если женщины смогут разводиться с мужьями, не боясь потерять своих детей, то количество разводов значительно увеличится.

Хелен по-прежнему молчит, ее бледное лицо непроницаемо.

— Скажите, мистер Фью, а если моя подруга изменит свое заявление и признает себя виновной, это может упростить процедуру, ускорить ее?

Адвокат торжественно поднял высохший палец:

— О, в законе от 1857 года имеется одно любопытное нововведение: жена может признать справедливыми предъявленные ей обвинения, но затем выдвинуть контробвинение. Если мы сможем доказать, что и адмирал повинен в адюльтере, то ему придется согласиться на раздельное жительство и выплачивать ей полное содержание.

Фидо нахмурилась:

— Но если вам не удастся доказать вину адмирала Кодрингтона, а моя подруга уже созналась…

— У вас очень острый ум, мисс Фейтфул, — заметил адвокат снисходительным тоном, который она часто слышала от мужчин, с которыми имела дело. — Я предлагаю использовать одну уловку: миссис Кодрингтон может отрицать все факты, но при этом заявить, что если что и было, то в этом виноват ее муж.

У Хелен вырвался истерический смех, затем она быстро зажала себе рот пухлой ладошкой:

— Простите. Но разве это не полный абсурд?

— С точки зрения логики возможно, но не в глазах закона.

Фидо растерянно потерла лоб. «Боже, мы словно в Зазеркалье!»

— Итак, миссис Кодрингтон, в чем вы можете обвинить вашего супруга? Было бы гораздо легче и проще, если бы вы со своей стороны тоже могли бы предъявить ему обвинение в адюльтере, — сухо подчеркнул мистер Фью. — Есть ли у вас основания полагать, что адмирал, как многие мужчины, особенно, увы, военные…

— Нет, — явно неохотно сказала Хелен.

— Служанки, письма от дам и все в этом роде?

Она покачала головой.

— В таком случае мы будем искать море.[58]

Фидо непонимающе смотрит на него.

— Мы, юристы, называем их пять «си», — объясняет старый джентльмен. — Способствовал ли адмирал вашей измене тем, что оставлял вас одну, без своей поддержки и защиты? Потворствовал ли он ей своей предполагаемой терпимостью?

— Определенно способствовал, и можно утверждать, что потворствовал терпеливостью, — не раздумывая заявила Хелен.

— Терпимостью, — машинально поправила ее Фидо, у которой голова идет кругом.

— Следовательно, миссис Кодрингтон, вы полагаете, что он обо всем знал?

Хелен колеблется, надув губки.

— Он должен был знать.

Но ведь она все время уверяла Фидо, что Гарри ни о чем не подозревает! А сейчас, кажется, ловит каждый намек адвоката и говорит ему то, что он хочет услышать.

Фью только кивнул.

— И чем больше доказательств вашей вины обнаружит его адвокат, тем больше оснований будет у нашей стороны настаивать, что любой супруг в здравом рассудке должен был осознавать, что происходит. Попустительствовал ли он вашим отношениям с Андерсоном или с Милдмеем, глядя на них сквозь пальцы? — спрашивает он. — Или даже намеренно не обращал на это внимания в тайной надежде без труда получить развод?

Хелен кривит губы.

От всего этого Фидо уже тошнит.

— А что за пятое «си»? — выпалила она, чтобы покончить с этим спектаклем.

— Жестокое обращение.

— И как его определяет закон? — поинтересовалась Хелен.

— У нас это понимается не так широко, как за Атлантикой, — американцы считают жестоким обращением все, что делает жену несчастной, — ответил Фью со своим мрачным юмором. — Но судья Уайлд обычно расширяет это понятие и включает в него любое поведение, ставшее причиной болезни жены.

— Миссис Кодрингтон отличается завидным здоровьем, — холодно заметила Фидо.

По дороге домой в кебе в душе Фидо боролись гнев и милосердие, наконец верх одержал гнев. Она откашлялась.

— Могу я спросить, кто такой лейтенант Милдмей?

Хелен сидела, забившись в самый угол.