Аэций. Клятва Аттилы (СИ) - Тавжар Алекс

Хрисафий действительно был доволен собой. Точнее той гениальной мыслью, которая родилась у него в голове и расставила все по своим местам. Он сейчас же пойдет к Аспару и назовет такую причину сговора с Эдиконом, что могущественный влиятельный полководец безусловно окажется на его стороне.

— Следуй за мной, — велел он Оресту. — Только набрось вот эту накидку… Да не изнанкой. Каймою наружу. Иначе вышивку будет не видно. Вот так. Теперь ты похож на Ахилла.

— Которого поразили в пятку? — припомнил Орест без какой-либо задней мысли.

— Опять он болтает, колтун ему в лохмы, — беззлобно выругался Хрисафий. — Предупредил же, помалкивай, что бы тебе ни сказали. Только кивай, если спросят, правду ли я говорю.

*

Аспара они встретили в главном коридоре дворца, сиявшем идеально ровными мраморными полами и золотыми филёнками на дверях. Здесь все было величественным и древним: мозаики, фрески на стенах, бронзовые чаши для огня.

Аспар разговаривал с каким-то военным. Вид у него был суровый, как у человека, которому каждый день приходится доказывать соответствие должности. Хрисафий и видом своим, и возрастом казался моложе на добрый десяток лет, и его положение при императоре было куда прочнее. Обычно Аспар смотрел на него подчеркнуто вежливо, но сегодня, уставился так, что у евнуха затряслись поджилки. Свирепое выражение было и у второго военного, стоявшего рядом с Аспаром. Почуяв опасность, Хрисафий уже не шел, а тёк по холодному мрамору на ослабевших ногах.

— Полимарх Аспар, — произнес он тревожным голосом. — Прошу уделить нам немого времени. Иначе случится непоправимое.

— Охотно верю, — с неприязнью ответил Аспар. — Благодаря посольству, которое вы отправили к гуннам времени у меня в обрез.

Сказав это, он подошел к двери, видневшейся под золотыми сводами арки, возле которой стоял. Охранники тут же её открыли. За ней начиналась самая мрачная часть дворца. Сюда в потайную комнату приводили узников для допроса. Войти в неё можно было легко, а вот выйти…

Хрисафию понадобилось все его мужество, чтобы следовать за Аспаром.

В комнате вместо узника находился какой-то всклокоченный человек, довольно жалкий, не походивший ни на римлянина, ни на скифа. Хрисафий притворился, что видит его впервые, в надежде, что так же поступит Орест, но Орест поступил по-другому.

— Вигила?! — воскликнул он вопреки приказу молчать. — А ты тут какими путями?

— Да теми же, что и ты, — отозвался тот с нагловатым оскалом.

— Поздороваетесь потом, — оборвал их Аспар и посмотрел на Хрисафия. — Вигила был вашим лазутчиком при посольстве, не так ли? Аттила его раскусил и требует выдать причастных. Нельзя ли узнать поподробнее о том, что случилось. Из первых уст, так сказать?

— Разумеется, — бодро ответил Хрисафий, «уж если и лгать, то лгать откровенно», как говорили во времена его юности. — Когда к императору приезжал Эдикон, наверное, вы его помните, он всячески выражал восхищение нашей жизнью, богатствами и достатком. И я намекнул ему, что у того, кто избавит нас от аттилы, будет такая же жизнь. Эдикон обещал это сделать, и мы с ним расстались.

— А посольство? А золото?

— Таково было условие Эдикона. И такова цена. Он поклялся, что выполнит свое обещание. А вместо этого, даже страшно подумать… Но об этом я расскажу вам только наедине.

Аспар нетерпеливо взмахнул рукой, и комната моментально очистилась от лишних свидетелей.

— Прошу вас понять мое рвение. Я хотел избавить Империю от врага, — трагическим голосом произнес Хрисафий, как только другие ушли. — Эдикон меня обманул. Выманил золото и устроил представление с самозванцем. Аттила узнал об этом, и теперь я могу пострадать…

— Ну-ну. Перестаньте, — внезапно расчувствовался Аспар. — Никто вас ему не выдаст. Но я понимаю ваше отчаяние. У меня самого опускаются руки. Аттила требует выдать Себа́стьена, а я не знаю, где нам его искать.

С Хрисафия тут же слетела маска страдания.

— Вы не ошиблись? Быть может, того человека звали Севастий? Я не хочу настаивать, но, по-моему, имя звучало именно так.

— Нет-нет. Не ошибся. Это один человек, — ответил Аспар. — Себа́стьен — это его настоящее имя. По крайней мере, так мне сказал Аэций.

— Ах, вот кто. Аэций… Как же я раньше не догадался, — воскликнул евнух.

— О чем вы? — не понял Аспар.

Хрисафий надменно вытянул губы.

— Несколько лет назад, точнее, довольно давно, ко мне обратился Петроний Максимус и попросил предоставить убежище родственнику Бонифатия. Помните, был такой полководец в Равенне? Войска Аэция проиграли ему битву при Аримине. А потом он скончался от ран.

— Помню. А как же, — кивнул Аспар.

— Так вот, — продолжил Хрисафий. — В этой битве участвовал зять Бонифатия, Себа́стьен. Многие прочили его новым магистром армии, но Аэций вернулся в Равенну, и Себа́стьену пришлось удалиться. Петроний Максимус уверял, что бедняге некуда скрыться, и попросил его спрятать. А теперь аттила под предлогом, что мы его прячем, требует дань на содержание гуннских вояк. В итоге здесь на востоке они неизменно воюют с нами, а на западе в Галлии выступают на стороне Аэция, то есть не против него, а — за. Каково?!

— Вы хотите сказать, что Аэций нарочно стравил нас с аттилой?

— Именно так, — снисходительно улыбнулся Хрисафий. — А вы ожидали другого? Я предлагаю вот что. Отправим к гуннам послом Анатолия. Поручим сказать, что Севастий находится в Галлии, и посмотрим, что будет.

— А где он на самом деле?

— Севастий? Скрывается в Африке и пиратствует там со своими людьми. Если приманка сработает и аттила направится в Галлию, это поссорит его с Аэцием навсегда. У гуннского зверя появится новый враг, а нас он оставит в покое.

— Что ж… попробуем сделать, как вы говорите, — сказал Аспар. — В успехе я не уверен, но попытка не пытка. А что касается золота, отправленного подставному аттиле, рекомендую составить отчет. Изложите события в выгодном свете. Их все равно никто не проверит.

— О, благодарю вас за ценный совет, — любезно ответил Хрисафий. — Я поручу сочинение Приску. А Вигила с Орестом подправят его ошибки.

Кийгород. Некоторое время спустя

Весть о приезде аттилы прилетела в Кийгород белой зимой. А сам он приехал, когда зазвенела капель. Весна была ранней, реки питались подтаявшим снегом и выходили из берегов. Зачем тащиться по слякоти, удивлялась Ильдика. А сердце тихонько билось в груди: «Ко мне он едет. Ко мне».

Встречать его вышли всем городом. Ильдика стояла у открытых ворот, прижимая к себе подросшего сына. Одела его тепло. А сама была налегке. Оставила голову непокрытой, чтобы не прятаться под безликим платком. Подрисовала почернее брови, надела серебряное налобье с большими височными кольцами, а золотистые волосы распустила волнами.

За спинами тех, кто стоял впереди, она не увидела, как появились гости. К воротам их провожала толпа. Со всех сторон выкрикивали приветствия, и особенно выделялись женские голоса. Слушая их, Ильдика с волнением думала, как сделать так, чтобы её приветствие отличалось от остальных. Взглянуть аттиле в глаза. Улыбнуться особой улыбкой. Будь на то её воля, она без раздумий кинулась бы ему на шею, ведь соскучилась, дожидаясь, когда приедет. Вспоминала о нем постоянно. Особенно ночью, когда оставалась одна и лежала в холодной постели, вспоминая его поцелуи и ласки. Но так ли ведет себя мать правителя города? Не должна ли вести себя строго?

«Ах, наплевать», — отмахнулась от этих мыслей Ильдика, все больше окутываясь радостным ожиданием.

И вот стоявшие впереди расступились. Ильдика затаила дыхание. Среди тех, кто приближался к воротам, она увидела только высокого длинноволосого воина, затянутого в броню из кожи и меха. Лицо его было сурово, брови нахмурены. Выслушал, как Ильдика бормочет привествие, и, бросив ей что-то вроде: «Ты изменилась», подхватил её сына на руки и двинулся дальше. С мальчиком он держался совсем по-другому, был приветлив и ласков, а Ильдику будто не видел. Пришлось ей плестись позади несолоно хлебавши.