Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дагерротип[34] представлял собой адаптированную камеру-обскуру – закрытый ящик с объективом на одном конце. С другого конца оператор вставлял медную пластину, покрытую йодом и экспонированную. Направленный на сцену, «свет делал все остальное». Когда пластину убирали и подвергали воздействию паров ртути, получался потрясающе подробный, реалистичный отпечаток сцены «самой чудесной красоты». Франсуа Араго добился пожизненной пенсии для изобретателей и предвидел применение этого метода в естественной истории, археологии и астрономии. Бейч объяснил процесс достаточно подробно, чтобы читатели могли сами попробовать создать «рисунок, в котором действительно представлены свет и тень, и который можно без изменений подвергать действию света».
При поддержке Бейча несколько коллег в Филадельфии приступили к работе над этим процессом. Джозеф Сакстон, работавший в Лондоне ассистентом Майкла Фарадея, а теперь в Институте Франклина и на Монетном дворе Филадельфии, объединился с Робертом Корнелиусом[35], искусным металлистом, который мог изготавливать медные пластины с серебряным покрытием. Первый снимок был сделан из окна офиса Сакстона на Филадельфийском монетном дворе и запечатлел купол Центральной средней школы и часть здания Государственной Оружейной палаты.
Сакстон и Корнелиус, работая с профессором университета Полом Беком Годдардом, внесли химические усовершенствования, которые сократили время выдержки с минут до секунд, сделав возможным быстрое создание портретов. Используя йодид брома в качестве ускорителя, а также более сильный свет, увеличенный фокусирующими зеркалами, Корнелиус сделал первое в мире селфи.
В результате дагерротип превратился в машину, соперничающую с работой художников. Редактор газеты The Knickerbocker Льюис Гейлорд Кларк увидел первые дагерротипы в Нью-Йорке, привезенные туда учеником Дагера. Он отметил призрачные изображения Сены, включая набережную, где стиральщицы «развешивали свою одежду, которая почти развевалась на ветру». Изображения напоминали панорамы библейских сцен британского художника Джона Мартина и видение ада в «Потерянном рае» Джона Мильтона: «Зримая тьма, потоки света, безбрежность пространства и далекая перспектива в тусклом, неясном проявлении». Джон Гершель обмолвился о ранних дагерротипах, увиденных в Париже: «Градация света и тени передана с мягкостью и точностью, отбрасывая живопись на неизмеримое расстояние». Однако художник Томас Коул, работавший в то время над своей аллегорической серией «Путешествие жизни», пренебрежительно заметил: «Если верить всему, что пишут в газетах (что, кстати, требует огромной доли усилий), то можно предположить, что бедное ремесло живописи разбито новой машиной, заставляющей природу принимать собственное подобие».
Кому-то фотография казалась идеальной точкой встречи эмпиризма и технологии – воплощением двойной веры эпохи в наблюдаемые факты и машины. Это был автоматический метод, казалось бы, свободный от человеческой интерпретации или субъективности, который выявлял и воспроизводил видимую поверхность мира. Статья в Blackwood’s восторженно восклицала: «Телескоп – довольно ненадежный рассказчик, но зато теперь каждая вещь и каждое тело могут столкнуться со своим двойником!»
Одна из первых фотографий, снятых в помещении, сделана в Академии естественных наук Филадельфии, вероятно, Годдардом: на ней изображены трое мужчин в окружении скелетов животных и витрин. Мужчина в цилиндре, скорее всего, Сэмюэл Мортон, коллекционер черепов, а молодой человек в кепке – его ученик Джозеф Лейди, ставший крупным палеонтологом. Историки утверждают, что сидящая справа фигура со скрещенными ногами и в полосатых брюках – это Эдгар Аллан По.
По действительно носил бакенбарды. Он общался с членами академии и знал Мортона достаточно хорошо, чтобы высмеять его в одном из более поздних рассказов. Независимо от того, изображен ли на снимке По или, что более вероятно, это какой-то другой нарядно одетый энтузиаст науки, он, несомненно, находился в центре американской «дагерротипомании».
В январе 1840 года он написал одну из самых ранних американских благодарностей. Он назвал дагерротип «самым важным и, возможно, самым выдающимся триумфом современной науки». Однако его описание выходило за рамки представления фотографии как верного инструмента для запечатления эмпирической поверхности природы: он подчеркивал ее возвышенные, сверхнормальные эффекты.
По считал, что мерцающие, жутко реалистичные качества изображения указывали на более глубокую архитектуру реальности:
«По правде говоря, дагерротипированная пластина (мы используем этот термин с осторожностью) бесконечно более точна в своем изображении, чем любая картина, написанная руками человека. Если мы рассмотрим произведение художественного искусства при помощи мощного микроскопа, все следы сходства с натурой исчезнут, при этом самое пристальное изучение фотогеничного рисунка раскрывает лишь более абсолютную истину, более совершенное тождество аспекта с изображаемой вещью. Вариации оттенков, градации линейной и воздушной перспективы – это вариации самой истины в превосходстве ее совершенства».
Видимое изображение предполагает уровень восприятия ниже того, что обычно видит человеческий глаз. Если применить к изображению микроскоп, то можно обнаружить скрытый слой истины. Еще более мощная линза раскрывает следующий, и так до бесконечности. Занавес поднимается, но за ним еще один занавес, загадка скрывает еще одну загадку.
По также намекнул, что действие дагерротипа – использование света для создания изображений, которые были «бесконечно более точными», чем человеческое искусство – оказалось ничем иным, как божественным: «Сам источник зрения выступил творцом». В финале он предсказал, что в конце концов результаты превзойдут «самые смелые ожидания самых богатых воображением людей», что эти результаты «невозможно даже отдаленно увидеть». Как бы в подтверждение предсказания По, в том же году Джон У. Дрейпер, переехавший из Вирджинии в Нью-Йоркский университет, где он экспериментировал с фотографией вместе с Сэмюэлом Морзе, сделал дагерротип Луны[36], на котором запечатлены тени и кратеры с захватывающим дух рельефом.
По превратил дагерротип – технологию, используемую учеными для фиксации и замораживания видимой поверхности мира – в магический коридор, открывающий невообразимую (и на тот момент невидимую) череду дальнейших возможностей. Эта машина показывала, что видимая реальность – лишь первый экран, начальная точка на пути к «более абсолютной истине». В руках По механическая и материальная структура начала превращаться в мистическую.
Загадка
По мере того как в Филадельфии и Нью-Йорке открывались портретные студии, а странствующие «дагерротиписты» предлагали более дешевые варианты, фотография стала популярным искусством. Таким образом, как и многие технические и научные инновации, она перемещалась между общественными, коммерческими целями и более контролируемыми, научными задачами. Аналогичным образом По, хотя он писал в популярной прессе, понимал проекты реформаторов науки изнутри. Его опыт работы в армии, обучение в Вест-Пойнте и постоянное чтение научных трудов позволили ему пропагандировать, защищать и перенимать их методы.
По даже поддержал идею Бейча и Генри «покончить с шарлатанством». Подрабатывая в семейной газете Alexander’s Weekly Messenger, он разоблачил местного «пророка погоды, гадателя по звездам и предсказателя судьбы». Под пронзительным заголовком «Шарлатан!» он осудил книгу пророка как «мусорную
