Тузы и шестерки - Михаил Черненок

Как и телохранитель Шерстобоев, Лисичкина искренне сожалела о смерти Ярыгина и озабочена была тем, кто же теперь станет президентом «Феникса». По ее убеждению, если банк возглавит Исаева, то сохранятся наработанные традиции и стабильность банка. Если же Аза Ильинична откажется от президентства или акционеры пригласят на этот пост человека со стороны, то организованное Ярыгиным дело может рухнуть очень быстро, так как новая метла наверняка начнет мести по-новому.

От разговора с Лисичкиной на душе Бирюкова остался тяжелый осадок. Судя по сумрачным лицам, тягостное настроение было и у остальных участников оперативной группы. Следователь Щепин сосредоточенно перечитывал завещание. Затянувшуюся молчаливую паузу нарушил Костя Веселкин.

– Что, Андрюша, хочешь выучить наизусть? – с невеселой иронией спросил он Щепина.

– Хочу лишний раз убедиться, что с головой у Ярыгина было все в порядке, – ответил тот. – Первый раз встречаю человека, который, задумав самоубийство, не забыл своих обещаний. Сказать бы сейчас секретарше Ире, какой подарок Михаил Арнольдович ей оставил, девочка мигом бы перестала беречь косметику и расплакалась бы навзрыд.

– Что ж не сказал?

– Повременим до полной ясности.

– Отстаиваешь свою версию?

– Для меня, Костик, версия – не догма. Поглядим, какой сюрприз подкинет нам грядущее завтра…

Дома Антон Бирюков появился за полночь, а на другой день рано утром вновь выехал в Новосибирск. На этот раз с Голубевым и Лимакиным.

Глава XXII

В рекламно-издательском агентстве «Фортуна» Славе Голубеву доводилось бывать два года назад. Тогда фирма располагалась в небольшой обычной квартире жилой пятиэтажки. Теперь же офис агентства полностью занимал двухэтажный кирпичный особняк со светлыми окнами и вытянувшейся узким клином готической крышей. По случаю раннего утра, кроме зевающего охранника, в офисе никого не было. Чтобы не бездельничать в ожидании начала рабочего дня, Голубев отправился на улицу Трудовую, рассчитывая побеседовать с соседями Глеба Вараксина.

Многоквартирный старый дом с большими серыми пятнами отвалившейся штукатурки на когда-то розово покрашенных стенах располагался в самом начале улицы. В замусоренном импортными обертками дворике зеленели кустистые клены с причудливо изогнутыми стволами. У подъезда, в котором находилась вараксинская квартира, на небольшой скамейке под тенью клена сидели трое подростков лет по пятнадцати. Средний, стриженный под рэкетира, залихватски наигрывал на звонкоголосой, похожей на концертино, гармонике. Двое других, тоже коротко стриженные, в открытую дымили сигаретами. Голубев не стал перебивать увлеченное занятие мужающих парней и вошел в затхлый обшарпанный подъезд.

Квартира Вараксина оказалась на первом этаже. Кроме нее на лестничной площадке было еще три квартиры. Слава поочередно обзвонил их настойчивыми звонками, но ни из одной не дождался ответа. Огорченно почесав затылок, он подошел к двери Глеба и решительно надавил кнопку электрозвонка. За дверью тотчас послышались шаркающие шаги, щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину запорной цепочки. Высокий с окладистой бородой старик, озорно прищурясь, спросил:

– Кого тут Бог принес?

Голубев показал служебное удостоверение. Старик, чуть склонив седую, как и борода, голову, заглянул в развернутые корочки:

– В уголовном розыске служишь?

– Так точно, – ответил Слава.

– И зовут тебя Вячеславом Дмитриевичем?

– Совершенно верно.

– Ну что ж, будем знакомы. Окушко Афанасий Иванович, ветеран войны и доблестного труда, – старик снял запорную цепочку и широко распахнул дверь. – Проходи, Дмитрич, желанным моим гостем станешь. Люблю, грешный, поговорить, а последнее время словечком перекинуться не с кем.

– Что-то из ваших соседей никто мне не откликнулся, – входя в длинный коридор, сказал Голубев.

– Так я ж про то и толкую, что все мои соседи съехали на новые квартиры. Только я с внуком остался да на самом верхнем этаже нерасторопная семья последние деньки доживает. Скоро и мы отсюда удочки смотаем. Видишь ли, Дмитрич, в чем дело. Пришедший от времени в негодность наш дом со всеми потрохами купила богатая коммерческая фирма. Планирует разбомбить его до основания и на этом месте воздвигнуть железобетонный небоскреб для своего офиса. По-русски говоря, для конторы. Представляешь, какой размах! Ну, а жильцам коммерсанты предоставляют квартиры в других домах. Кто половчее, те уже новоселье справили. Только мы вот замешкались…

– В этой квартире раньше Вараксин жил? – воспользовавшись паузой, спросил Слава.

– На подселении. Вот эта его комната была. – Окушко указал пальцем правую дверь от входа. – Наши с внуком две комнаты – дальше. Общая кухня – напротив. Был у нас и общий телефон в коридоре. В связи с переселением связисты сняли. Скоро электрики начнут снимать электрическое оборудование. Жильцам категорически запретили это делать из опасения, чтоб не учинили пожар от короткого замыкания. Потому пустые квартиры все до одной замкнуты…

Старик, будто истосковавшись по живой речи, говорил не умолкая. Он провел Голубева в большую комнату, хаотично заваленную коробками и тюками приготовленных для перевозки вещей. Усадив Славу за кухонный столик возле распахнутого настежь окна, сам сел напротив, прислушался краем уха к доносившимся с улицы виртуозным переливам гармоники и восторженно хлопнул ладонью по коленке:

– Ишь, как ловко наяривает диск-жокей! Мой внук Венька играет. Шестнадцатый год парню, а мастеровой до удивления. Любое дело на лету схватывает. Не поверишь, цветные телевизоры ремонтирует не хуже классного мастера. Разберет ящик, покумекает над схемой. Потом отверткой круть-верть, паяльником тык-пык, и телек начинает казать лучше нового. А, скажем, магнитофон или радиоприемник починить – это для него вообще не проблема. Когда телефон висел на стенке в коридоре, присобачил к нему какую-то премудрость. Я, допустим, с кем-то разговариваю, а Венька, если хочешь, спустя время может дословно пересказать мой разговор, хотя при этом не присутствовал. Ну, а что касаемо бизнеса – ухо с глазом! Хочешь верь, хочешь нет, но после дождливой погоды на мытье автомашин огребает до двухсот тысяч за день. Если сухо и машины мыть не надо, кует деньгу на пустых бутылках. Скупает по сто рублей за «Чебурашку», а пиввинкомбинату продает их по тысяче. Усекаешь, какой навар имеет? Девятьсот целковых с каждой бутылочки! В деньгах шкет, можно сказать, купается. Уговорил меня открыть ему счет в Сбербанке. Теперь копит деньжата на японскую автомашину. И все у него ладом выходит, все мигом. Лишь на прошлой неделе купил гармошку и уже, слышишь, какие рулады на ней выкомаривает?..

– Афанасий Иванович, я пришел поговорить о Вараксине, – еле вклинился Слава.

– Наговоримся и о нем! – ободряюще воскликнул Окушко. – Потерпи минуту, дай, доскажу про внука. Очень развитой и энергичный парень. Словом, новое поколение. Атомное! Денег имеет море, но спиртное не пьет, табак не курит и дурманящую гадость, как другие, не употребляет. Живет со светлой головой. Потому, видать, и в школе не на плохом счету. Восьмой класс отщелкал на «четыре» и «пять», без единой троечки. Иностранные языки охотно штудирует. На школьных занятиях немецкий изучает, а от себя по-английски лопочет: окей, вери-гуд, Голливуд и так далее…

– Родителей у него нету, что ли? – стараясь перехватить инициативу разговора, спросил Голубев.

– Есть! Живут в доме за оперным театром. Богато живут, коммерцией занимаются, а вот сыну этой вольности не позволяют. Потому шкет из родительского дома эмигрировал ко мне. Со мной у него лучше получается, чем с родителями. Но я тоже в его воспитании мух не ловлю. Контролирую, чтобы не сбился с пути и не закосил в дурную сторону, где лишением свободы пахнет; Постоянно жучу наглядными примерами, за которыми, как говорится, далеко ходить не надо. До Глеба Вараксина в той комнате жила легкомысленная бабенка Капитолина Шутова. Капой обычно ее называли. И вот эта преподобная Капа имела невесть от кого прижитого сынишку Степу. Сообразительный был мальчуган до той поры, пока не перенял пример от мамы. Сначала табачок стал покуривать, потом винцо попивать и докатился до наркотиков. Если б ты знал, какой притон тут организовался!.. Жить с подобными соседями стало невозможно. К нашему облегчению, вскоре Степа засыпался на грабеже и получил три года колонии. Едва освободившись, схлопотал новый срок. И пошло-поехало! Парень до такой степени привык к зэковской житухе, что больше двух-трех месяцев на воле жить уже не мог. При последнем его освобождении Капа оставила сыну комнату и с каким-то черномазым хахалем укатила в город Грозный, где, как известно, не прекращаются военные действия. По дошедшим слухам, там загульная женщина вскоре погибла. Степа продержался один недолго. Нынче в январе за компанию с китайскими спекулянтами опиумом сел на пять лет. Вот в это время его комнату нахрапом захватил Глеб Вараксин…