Призрак с Кейтер-стрит - Энн Перри

Следующий день был не лучше, а еще через вечер Доминик решил остаться и поужинать в клубе. Раньше или позже Сара перестанет дуться на него, а пока что она просто невыносима. Он совершенно не понимал ее поведения. Доминик никогда не относился к Шарлотте иначе, чем по-дружески. Сара должна была знать об этом. Женщины часто совершают странные, необъяснимые поступки. Обычно это непонятный способ привлечения внимания, и после небольшой лести они возвращаются к своему обычному состоянию. Однако Сара на этот раз переборщила. От всего этого он заскучал и разозлился.

Через два вечера Доминик снова ужинал в клубе. Когда он остался в клубе в третий раз, то присоединился к разговору четверых мужчин, которые жили на расстоянии одной или двух миль от Кейтер-стрит. Сначала он просто прислушивался к разговору, но когда они начали обсуждать убийства, он заинтересовался.

— …эта жалкая полиция повсюду, и они, кажется, не продвинулись ни на шаг! — пожаловался один из мужчин.

— Бедняги так же растеряны, как и мы, — возразил кто-то.

— Они растеряны больше! Они даже не принадлежат к нашему обществу, совершенно другой социальный статус. Они понимают нас не больше, чем мы их.

— Ты же не можешь предположить, что этот безумец — джентльмен? — В голосе второго звучала насмешка, неверие и даже гнев.

— Почему нет?

— О боже! — Мужчина был ошеломлен.

— Хорошо, мы должны согласиться с тем, что, если бы это был незнакомец, к настоящему времени он был бы замечен. — Мужчина подался вперед. — Боже милостивый, неужели вы полагаете, что при том состоянии, в котором мы все находимся, чужак оставался бы незамеченным? Каждый все время оглядывается по сторонам, женщины не ходят поодиночке даже в соседний дом, мужчины наблюдают и ждут. Мальчики-разносчики отмечают время ухода и прихода; они хотят, чтобы всегда было отмечено, где они были и когда. Даже извозчики не желают ездить в район Кейтер-стрит. На прошлой неделе двое были задержаны констеблями, потому что они оказались незнакомцами из другого района.

— Вы знаете, — мужчина напротив него нахмурился, — до меня только что дошло, о чем этот старый дурень Бленкинсон говорил мне недавно! В то время я подумал, что он просто бормочет какую-то чепуху, но теперь я понял: он намекал на то, что подозревает меня!

— Не смешно! Это самая ужасная вещь, которая может произойти. Люди начинают на тебя странно смотреть, не говорят ничего конкретного, но ты чертовски хорошо знаешь, что происходит в их умах. Даже мальчишки на побегушках много начали себе позволять. Тоже подозревают…

— Вы не один, старина! Я тут отдал свой экипаж жене, а сам остался допоздна. Должен был взять другой экипаж, чтобы ехать домой. Этот гнусный извозчик спросил меня, куда ехать. Я сказал, и паршивый мужик имел наглость отказать мне. «Не поеду на Кейтер-стрит», — сказал он. Каково?

Один из мужчин заметил Доминика в своем поле зрения:

— А, Кордэ! Вы, конечно, знаете, о чем мы говорим. Ужасные дела, не так ли? Вся округа перевернулась вверх тормашками. Эта тварь, должно быть, сумасшедший.

— К сожалению, это не очевидно, — ответил Доминик, садясь в предложенное кресло.

— Не очевидно? О чем вы говорите? Я бы спросил, что может быть более очевидным, чем бегать по улицам и душить беспомощных женщин?

— Я имею в виду, что это незаметно в его поведении в другое время, — объяснил Доминик. — В его лице, его поступках или в чем-нибудь еще. Он выглядит точно так, как любой другой большую часть времени. — Он вспомнил слова Шарлотты. — Судя по тому, что мы знаем о нем, он мог бы быть теперь здесь, — любой из этих чрезвычайно уважаемых джентльменов.

— Мне не нравится ваше чувство юмора, Кордэ. Неправильное место для этого. Плохой вкус, я бы так сказал.

— Шутить об убийстве — действительно плохой вкус. Но я не шучу, я абсолютно серьезен. Даже если вы не верите в умственные способности полиции, при всеобщей бдительности любой из нас с явно странным поведением был бы давно замечен.

Мужчина внимательно посмотрел на него, его лицо покраснело, затем побледнело.

— Боже праведный! Шокирующая мысль. Не очень приятно, если сосед думает…

— Ваш ум никогда не посещала мысль о ком-то еще?

— Я признаю, это случалось со мной. Гатлинг вел себя немного странно. Я поймал его, когда он приставал на днях к моей жене. Держал руки там, где не следовало. Помогал ей надеть шаль. Я сказал ему что-то тогда. Никогда не думал об этом раньше… Может быть, поэтому он так оскорбился… Подумал, что я имею в виду… Ну хорошо, теперь это все в прошлом.

— Хотя и дьявольски неприятно. Чувствуешь себя так, словно никто не говорит тебе, что он имеет в виду. Разгадываешь один смысл внутри другого. Вы понимаете меня?

— Вещь, которую я не понимаю, — это когда служанки смотрят на тебя, как будто бы ты…

И все в таком же духе. Доминик слушал одни и те же разговоры, снова и снова. Смущение, замешательство, гнев… и, хуже того, почти неизбежное чувство, что где-то близко с кем-то, кого они хорошо знали, это случится опять.

Он хотел забыть об этом, вернуться назад — хотя бы на несколько часов, — к тому состоянию, которое было до первого убийства.

Несколько недель спустя Доминик обрадовался, когда встретил Джорджа Эшворда, одетого очень официально, очевидно, готового провести вечер в ресторане.

— А, Кордэ! — Эшворд хлопнул его ладонью по спине. — Пойдешь на ночное развлечение? Ты не скажешь Саре! — Он засмеялся, подразумевая это как шутку. Конечно, немыслимо, чтобы Доминик рассказал об этом кому бы то ни было. Никто не упоминает о таких вещах при женщине — при любой женщине, за исключением проститутки.

Доминик согласился мгновенно:

— Точно! То, что нужно. Конечно, я пойду. Куда мы направляемся?

Эшворд широко улыбнулся:

— Мы закончим у Бесси Мулане. А перед этим еще одно или два места. Ты уже ел?

— Нет.

— Чудесненько. Я знаю местечко, тебе понравится. Оно маленькое, но там великолепная пища и самая развлекательная группа.

Так оно и оказалось. Конечно, это был маленький бордель, но Доминик никогда не ел такого чудесного, вкусно приготовленного мясного блюда и не ублажал себя таким прекрасным вином. Постепенно он забыл о Кейтер-стрит и обо всех тех, кто жил там… и кто умер там. Даже глупое поведение Сары перестало занимать его голову, уступив место отличному настроению и веселью.

Заведение Бесси Мулане оказалось чрезвычайно комфортабельным публичным домом, где их радушно приветствовали. Эшворд был здесь не только известен, но и по-настоящему любим. Не прошло и получаса их пребывания там, как к ним присоединился молодой человек, шикарно и экстравагантно одетый, слегка пьяный, но пока еще не вызывающий возражений.

— Джордж! — воскликнул он с очевидным удовольствием. — Не видел вас уже несколько недель! — Он скользнул в мягкое кресло позади него. — Добрый вечер, сэр, — наклонил он голову по направлению к Доминику. — Вы не видели Джервиса? Думал отвлечь его немного. Но не могу найти его…

— Что с ним случилось? — светским тоном спросил Эшворд. — Кстати, — он указал на Доминика, — Доминик Кордэ, Чарльз Дэнли.

Дэнли кивнул.

— Дурень проигрался в карты. Проиграл довольно много.

— Не должно проигрывать больше, чем можешь себе позволить, — сказал Эшворд без всякого сочувствия. — Играй с игроками своего уровня.

— Я думал, он так и делал. — Дэнли скривил губы, выказывая недовольство. — Один из игроков жульничал. Я мог бы сказать заранее, что так и будет.

— Мне казалось, Джервис достаточно состоятелен? — Эшворд широко открыл глаза, чтобы показать, что это был вопрос. — Он это легко переживет. Должен успокоиться и прекратить подобные развлечения на время.

— Не в этом дело! По своей глупости он начал обвинять подонка в жульничестве.

Эшворд ухмыльнулся:

— Что случилось? Он вызвал шулера на дуэль? Он должен был бы подумать. После этого скандала пятилетней давности между лордом Черчиллем и принцем Уэльским ему следовало бы держаться в стороне от подобных дел.[6]

— Нет, конечно, он не вызвал! Вероятно, жульничество было столь явным, что он без особых усилий показал это всем… и это было абсолютно идиотским мероприятием.

— Почему идиотским? — Доминик прервал его из простого любопытства. — Я бы подумал, что, если мужчина жульничает в картах и делает это плохо, он заслуживает того, чтобы об этом знали все.

— Естественно! Но этот парень с исключительно скверным характером и в некотором роде довольно влиятельный. Его репутация будет разрушена, конечно. Самый тяжкий грех — плохо мошенничать! Показывает, что вы настолько не уважаете своих партнеров, чтобы делать это хорошо. Но он чертовски уверен, что сможет обвинить в том же Джервиса.

Эшворд нахмурился: