Джек и Джилл - Олкотт Луиза Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в следующей картине под названием «Вашингтон в Трентоне» [67] она действительно наступила. Зрелище получилось яркое, красочное. На сцене появилась арка из цветов с надписью на ленте: «Защитник матерей станет заступником дочерей». [68] И когда из-за кулис величественной поступью вышел Джордж Вашингтон в окружении своих генералов, им навстречу поспешили девушки в старомодных муслиновых платьях. Разбрасывая перед ним охапки цветов, они хором запели песню тех давних времен:
Принес свободу мудрый вождь На наши берега. Остановил свинцовый дождь Пуль лютого врага. Прими ж от девушек поклон За славные дела, И от преклонных лет матрон Тебе, наш вождь, хвала. Твоя борьба — бесценный вклад В жизнь жен и матерей. Пусть без тревог теперь растят Они своих детей. И устилаем путь мы твой Покровом свежих роз За то, что ты своей борьбой Свободу нам принес. [69]Именно так эти девушки и поступали. Под громкую песню к ногам Вашингтона ложились все новые порции искусственных роз и лилий, а он в ответ милостиво кланялся восторженным своим почитательницам. Джек, которому в этой сцене досталась роль хромого генерала Лафайета, подхватил один из букетиков и умудрился с изяществом, доступным одним лишь французам, так элегантно прижать его к груди, что толпа поклонниц наградила его восхищенными возгласами. Когда же Джордж Вашингтон подхватил на руки самую маленькую из девочек, одарив ее поцелуем, восторг приветствовавших его достиг своего апогея. Это была кульминация, и Гас настолько естественно сыграл свою роль, что стены Птичьей комнаты завибрировали от аплодисментов.
За этой живой картиной последовала еще одна. Она называлась «Семья Вашингтона», и Ральф поставил ее по весьма известному одноименному живописному полотну. [70] Аннет в изящном чепчике, который ей очень шел, изображала серьезную и здравомыслящую жену героя — Марту. Сам генерал оставался все в той же военной форме, ибо у Гаса не было времени переодеться после предыдущей сцены, однако играл он по-прежнему великолепно. Сын и дочь четы Вашингтон тоже выглядели весьма эффектно. Девочка — в платье с широким поясом, мальчик — в рубашке с плоеным воротником, — всё в соответствии с модой той эпохи. Оркестр заиграл марш «Домой» — весьма удачный выбор, тут же встретивший одобрение публики.
— Даже не знаю, что еще они могли бы показать. Осталось разве только изобразить Вашингтона на смертном одре. Но пожалуй, это было бы не совсем уместно на таком торжественном и веселом представлении, — обратился к мистеру Бартону пожилой джентльмен, вытирая большим носовым платком разгоряченное лицо, ибо до того активно стучал тростью по полу в такт звучавшим маршам, что от нее чуть не отвалился набалдашник.
— Нет, от картины смерти они отказались совсем по другой причине, — ответил мистер Бартон. — Дело в том, что мой Гас не захотел явиться публике в ночной рубашке. Не стану раскрывать их секреты, но для первой части представления они придумали весьма эффектный финал. Это, так сказать, справедливая дань одному человеку и в то же время приятный сюрприз для нас всех, — добавил достойный отец большого семейства. Настроение у него было великолепное. Он и вообще-то любил театр, а сегодня мог еще с полным правом гордиться всеми своими детьми, потому что не только его сын пожинал заслуженные лавры славы, но и три его дочери с успехом исполнили свои роли в сцене приветствия Джорджа Вашингтона в Трентоне. Малышка, которую Гас, изображавший Джорджа Вашингтона, поднял на руки и одарил высочайшим поцелуем, была на самом деле его младшей сестренкой Нелли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Сюрприз не заставил себя ждать. Как только открылся занавес, по залу пронеслось изумленное «о-о-ох!». Живая картина до чрезвычайности точно повторяла поставленный в Хармони-Виллидж памятник минитмену, [71] или ополченцу времен Войны за независимость. В роли ополченца выступил Фрэнк. Ральф великолепно поработал над его позой. Фрэнк был великолепен. Его сжатые до бела губы и сверкающие под сенью треуголки глаза свидетельствовали о крайней степени решимости. На обнаженной до локтя руке, сжимавшей ружье, выступили рельефные мышцы. И даже блеск пуговиц на его гетрах будто бросал вызов врагу, с которым этот герой был готов вступить в бой. Фрэнк не сделал ни одного движения, но вся его напряженная поза свидетельствовала о том, что молодой фермер вот-вот устремится в атаку и прогремит выстрел, «звук которого, — как написал один репортер, освещавший открытие памятника, — отзовется во всем мире».
— Великолепно! — прошептал один из зрителей.
— Он так похож на оригинал! Просто потрясающе! — воскликнул другой.
— Ну до чего ж неподвижно стоит! — восхитился третий.
— Наступит время — и он тут же кинется в бой и падет смертью героя! — весьма громко произнес четвертый.
— Тише! — немедленно осадили его. — Ты вогнал статую в краску.
После услышанных похвал лицо Фрэнка и впрямь стало пунцовым. Тем более что восторг публики разделяла и его мама. Она скромно устроилась на боковом месте в самом заднем ряду, и от всего ее облика веяло таким восхищением, что сын, взглянув на нее, окончательно убедился: сложная роль ему удалась. Подобный успех хоть кому вскружит голову, и Фрэнк, вероятно, тоже возгордился бы собой, но тут среди гула похвал послышался резкий свист, крайне напоминавший предупредительный сигнал паровоза, а затем громкий голос Грифа:
— Чух-чух-чух! Все на борт!
— «Номер Одиннадцатый»! — тут же подхватил кто-то.
Зал сотряс взрыв громового хохота, под который занавес и закрылся.
Шуточка Грифа привела Фрэнка в ярость, и в сердцах он заявил, что больше на сцену не выйдет. К счастью, доводы остальных исполнителей убедили его сменить гнев на милость, к тому же он решил, что повторение героической сцены заставит зрителей позабыть о неуместном веселье. Как бы там ни было, роль ему на сей раз удалась даже лучше. Глаза его сверкали стальным блеском, и сама поза свидетельствовала о непреклонной решимости сразиться с врагами свободы. И сейчас он на сцене стоял не один: его пьедестал плотным кольцом окружали Вашингтон со своими генералами, дети и женщины всех возрастов, от юных девушек до пожилых матрон, а также почетный караул бравых солдат. В числе последних были Гриф и Джо, которые проделывали со своими мушкетами столь рискованные маневры, что нескольким из великих героев Войны за независимость весьма ощутимо досталось по мужественным спинам. Эд постучал дирижерской палочкой по пульту. Оркестр собрался с силами и вдохновенно заиграл песню «Да здравствует Колумбия», заслышав первые звуки которой публика хором начала ее петь. Стены звенели от громких торжественных звуков, и вскоре наступил момент, когда подхваченные единым порывом люди под пронзительный фальцет флейты, призывный голос рожка и звонкий бой барабана разом поднялись на ноги, чтобы таким образом отдать дань великому событию, произошедшему в их стране сто лет назад. Это был грандиозный апофеоз первого отделения.
Только что представленные живые картины подняли патриотический дух всех присутствовавших, и каждый из зрителей сейчас испытывал особую гордость за родную страну, которая, пройдя через революцию и войну, не только обрела собственную независимость, но и предоставила гражданам возможность проявить свои мужество, энергию и достоинство. В ней, конечно же, можно было найти еще множество недостатков, но каждый из ныне живущих был готов отдать своему отечеству столько сил и способностей, сколько необходимо ради его благополучия, точно так же как тысячи храбрых мужчин и женщин сделали это сто лет назад.