В поисках деревянного слона. Облики Парижа - Василий Бетаки

Осёл по имени Лоло, принадлежавший гитаристу Фреду, хозяину кабаре "Ловкий кролик", сфотографирован сбоку, сзади и спереди. Он стоит, повёрнутый хвостом к мольберту. Между ним и мольбертом — несколько тазиков с красками. Хозяин кормит осла печеньем, тот от удовольствия машет хвостом, попадая то в краски, то на холст… Автор картины — осёл Лоло, автор мистификации — Ролан Доржеле, решивший "пошутить над бандой этого Пикассо". На эту мистификацию не попался только один-единственный зритель — поэт Гийом Аполлинер, прекрасно знавший всё, что делали его друзья, жившие на Монмартре в доме, прозванном "Корабль — посудомойня".

Пейзаж этот и несколько фотографий осла с его хозяином — один из самых знаменитых экспонатов Музея Монмартра.

—----

От музея спускается одна из живописнейших улиц Монмартра — улица Монт-Сени. На ней, на углу улицы Св. Винцента, жил в середине прошлого века композитор Гектор Берлиоз (не путать с булгаковским Берлиозом — именно композитор!). Тут написал он "Бенвенуто Челлини" и "Реквием", тут бывали у него Лист и Шопен, и, конечно, близкий друг его Александр Дюма. Тут же рядом, на крохотном кладбище Св. Винцента, Берлиоза и похоронили. Композитор грандиозного размаха, он любил тесноту монмартрских переулков.

Не только на самом верху, близ площади Тертр, но практически на всех улицах, спускающихся по разным сторонам холма, расположено множество кабачков и кабаре.

Но самое знаменитое из кабаре — уже упомянутый "Ловкий Кролик". Находится он недалеко от Музея и Виноградника на Ивовой улице (rue des Saules). Тут тоже сохраняется память обо всех, кто создал Монмартру его славу. Названием своим кабаре обязано художнику Андре Жилю, нарисовавшему вывеску: кролик с украденной бутылкой удирает из кипящей кастрюли. Тут — игра слов: "кролик Жиля" — le lapin а Gilles — превратился в "ловкого кролика" — le lapin agile.

В 1902 г. знаменитый певец Аристид Брюан (портрет его — не менее знаменитая афиша работы Тулуз-Лотрека) купил кабаре и поручил управлять им гитаристу Фреду, который сделал кабаре местом встреч писателей, живших на Монмартре. Впрочем, и художники тут бывали нередко. В числе завсегдатаев "Ловкого Кролика" числится, в частности, и Пабло Пикассо, приходивший сюда обычно с двумя из своих ближайших друзей-поэтов — Максом Жакобом и Гийомом Аполлинером. Не раз к их компании присоединялся живший в то время недалеко от Монмартра совсем молодой Илья Эренбург.

Кабаре это и поныне сохраняет традицию — в концертах участвуют посетители, подпевая певцам и музыкантам, ибо исполняемые тут песенки чаще всего знакомы завсегдатаям "Кролика".

Несмотря на всемирную известность этого крохотного заведения, где за столами в тесноте помещается не более шестидесяти человек, оно настолько выглядит домашним, что я видел там даже старух в халатах и домашних туфлях — это те, кто живёт по соседству…

Да и вообще Монмартр так и остался деревней по духу, если не всегда по облику, и можно надеяться, что этот дух не исчезнет, несмотря ни на что, а главное, несмотря на несметные толпы туристов.

Однажды к "Кролику" зашла группа из 10–15 японских туристов. Посидели, послушали с полчаса и гуськом вышли. Как будто и вовсе не было их. А бабушки в халатах продолжали подпевать и хохотать в тысячный, наверное, раз за свою монмартрскую жизнь, всё над теми же, с их детства, а то и ранее звучащими тут куплетами…

—--

Художники конца Х1Х — начала ХХ века большей частью собирались на углу улиц Ивовой и Св. Рустика в ресторанчике, существующем до сих пор. Тут бывали Сислей, Сезанн, Писарро, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Ренуар, Монэ…

Так продолжалось почти до первой мировой войны, когда художественная жизнь Парижа стала перемещаться в район Монпарнаса.

На площади Шарля Дюлена находится театр Ателье, созданный тремя знаменитыми актерами и режиссёрами — самим Дюленом, создателем новой театральной школы, и его друзьями Жюве и Питоевым. Здесь в день первого открытия этого нового театра был показан знаменитый спектакль Дюлена по не менее знаменитой пьесе Э. Ростана "Сирано де Бержерак". Вскоре после премьеры именем Бержерака была названа маленькая улица, отходящая от площади.

На самом почти верху улицы Лепик (если чуть спуститься с площади Тертр) расположена Галетная мельница (Moulin de la Galette), одна из немногих уцелевших. Было их в Х1Х веке более тридцати. Место это увековечено на одной из самых знаменитых картин Ренуара — "Бал на Галетной мельнице". Картина находится в музее Орсэ.

Если, спускаясь, повернуть направо — буквально через несколько шагов откроется небольшая площадка Марселя Эме. На ней находится забавная скульптура "Проходящий сквозь стену", выполненная по одной из повестей Эме и подаренная Монмартру знаменитым киноактёром Жаном Марэ. Лицо статуи напоминает лицо поэта и художника Жана Кокто — ближайшего друга Жана Марэ.

Тут же находится упомянутый Нервалем "Замок Туманов" (прямо над Галетной мельницей). Ниже — маленькое кладбище Св. Винцента, где похоронен, как уже упоминалось, композитор Берлиоз, а также художники Стейнлейн (1923 г.), Утрилло (1955 г.), и писатель Марсель Эме (1967 г.).

С площадки Марселя Эме можно спуститься с Монмартра как по проспекту Жюно, так и по улице Лепик. Несколько ниже по этой улице, в переулке Толозе, в бывшем помещении маленького театрика "Фиакр", разместился в 1928 году первый в мире кинотеатр, "Студия 28", специально предназначенный для просмотра художественных фильмов. Кинотеатр продолжает функционировать и поныне.

Лепик — самая длинная улица Монмартра. По ней можно спуститься с холма до площади Бланш, где находится самое знаменитое кабаре Парижа — "Красная мельница" (Moulin rouge). Над зданием действительно вращает красными крыльями одна из уцелевших ветряных мельниц Монмартра…

Тут родился французский канкан.

Кабаре основано антрепренёрами Зидлером и Олье в 1889 г. (Фильм "Французский канкан" с Жаном Габеном в роли Зидлера относится к классике французского кино).

Тут на площади Бланш Тулуз-Лотрек часто рисовал людей из толпы. А сама "Красная мельница" часто фигурирует на пейзажах самых разных художников: от Тулуз-Лотрека до русского художника Оскара Рабина, изобразившего всё ту же мельницу в 1986 г.

Париж "Прекрасной эпохи"

Само понятие "Belle Иpoque" — "Прекрасная эпоха" — обязано своим именем прежде всего неожиданному и странному расцвету в начале ХХ столетия искусства и культуры во всех возможных проявлениях. Видную роль в создании неповторимого образа этого короткого и блестящего периода в Европейской истории сыграло так называемое Новое Искусство ("Art Nouveau") — фантастически быстрый и разнообразный поток, в котором неслись и вращались все виды декоративного и прикладного искусства (особенно витражи и мозаики), новая архитектура, скульптура, французская уличная песня, роскошно поставленная оперетта, театр Дюлена с постановкой пьес Ростана, русские балеты Дягилева… Искусство бунтующее, весёлое, экстравагантное, эпатирующее — неотделимо от жизни тех десятилетий, от жизни кружащейся, пляшущей, философствующей вроде бы между забавами… И вот так, в танце, куплетиках, буйстве красок и возникла "Прекрасная эпоха", трагически прерванная, но не вовсе оборванная, Первой Мировой войной…

Впрочем, трудно сказать — жизнь ли тех лет породила это плещущее искусство, или, наоборот — оно само "пробудило к жизни" ту странную и романтическую жизнь.

Архитектурный же стиль "Прекрасной эпохи" — по-русски "стиль модерн" (хотя ему, этому "модерну", уже перевалило за сто лет), родился из эклектики середины Х1Х столетия, то есть из того периода, когда в архитектуре, казалось, навсегда исчезла цельность образа, улетучились какие бы то ни было концепции, осмысленность и обязательная согласованность частей здания или нескольких задний между собой. А без этого принципиально невозможен никакой архитектурный ансамбль.

Кроме того, крайний прагматизм, как дух времени той же второй половины XIX века, сам факт строительства бесчисленных, в основе своей одинаковых, многоквартирных (так наз. доходных) домов не требовал заботиться об общем облике той или иной улицы.

Однако, постройки всё же как-то украшались. Скорее по привычке, и потому, что облик постройки определялся прежде всего тщеславием и толщиной кошелька нувориша. Естественное для этих заказчиков отсутствие вкуса не было, как правило, безвредно-нейтральным явлением, а становилось агрессивно-отрицательной величиной.

Отсюда, собственно, и происходит та несогласованность отделки с требованиями конструктивности, та случайность, то "украшательство", которое, при безразличии к происхождению того или иного декоративного приёма, перегружает фасады второй половины того столетия конструктивно неоправданными ненужными деталями.