Пламя страсти - Сьюзен Джонсон

— Тебе, — подтвердил он.

Венеция вскочила с легкого стула, на котором сидела, и Хэзард невольно залюбовался ее стройной фигурой, обрисованной пламенем камина. Интересно, как долго ему удастся сопротивляться своему желанию снова овладеть ею?..

Возглас восхищения, сорвавшийся с губ Венеции, оторвал его от размышлений, и Хэзард широко улыбнулся: ее радость была такой заразительной.

— Я решил, что это тебе понравится.

— Как ты только додумался? Где ты это нашел? — она ласково коснулась края сияющей медной ванны.

— Раз тебе не понравилось купаться в моем пруду, я решил, что придется искать выход из сложившегося положения, и попросил Джимми помочь мне. После долгих и тайных расспросов — а Джимми знаком со всеми мальчиками, работающими в местных магазинах, — он нашел одну ванну в магазине Кляйна. Судя по всему, ему удалось убедить приятеля, что одна из девушек… гм… работающих в городе, заказала ее.

— Так вот что увидела мать Джимми, — с улыбкой воскликнула Венеция. — Теперь мне все ясно. Это же модель для куртизанки, верно?

Рисунки на ванне действительно привлекали ее внимание. Там были изображены мифологические, но весьма чувственные сцены.

— Боюсь, что так… Но, думаю, она заметила не только это.

— Есть что-то еще? — Венеция с трудом удержалась от смеха.

— Всего пара мелочей. Загляни под эту льняную простыню.

Приподняв материю, Венеция взглянула, повернулась к Хэзарду и насмешливо спросила:

— Неужели ты мог заказать такое? Или эти вещи прилагались к ванне?

Хэзард тяжело вздохнул.

— Я просто попросил Джимми купить для тебя пару платьев: мне казалось, что ты будешь рада сменить свой наряд. Но мне и в голову не пришло, что те платья, которые продаются в магазинах Кляйна и Бейли, предназначены для… вполне определенных женщин. А «порядочные женщины», как их ни мало в нашем Даймонд-сити, наверное, сами шьют себе платья.

— Мать Джимми наверняка решила, что ты открываешь здесь бордель! — весело заметила Венеция, потрясая невероятно вызывающим одеянием из красного атласа и перьев. — Кстати, если я это надену, может быть, мне больше не придется готовить? — Она бросила на Хэзарда многозначительный взгляд.

Хэзард едва удержался от ответа, который так и просился на язык.

— Ты не обязана это надевать, — холодно сказал он. — Я думал, Джимми привезет этакое, с маленькими цветочками… Кажется, это называют ситцем. Во всяком случае, что-то удобное и практичное.

— Я никогда не носила ситцевых платьев! — возмутилась Венеция, но на самом деле ей было приятно, что Хээард позаботился о ней.

— Ладно, мы закажем для тебя другие платья. Кто-нибудь тебе их сошьет. Ты сама скажешь, из какого материала, раз считаешь ситец неподходящим, и дашь Джимми свои мерки, когда он придет в следующий раз.

— Я не знаю своих мерок… — Венеция медленно подняла глаза на Хэзарда; в отсветах пламени ее лицо было невыразимо прекрасным.

Хэзард отошел на полшага назад, словно это могло спасти его от призывного взгляда голубых глаз.

— Попробую найти кусок бечевки. Померяем тебя им.

— Вполне подойдет и сыромятный ремень, — Венеция нахмурилась, раздраженная тем, что Хэзард постоянно ускользает от нее.

— Я найду бечевку, — с нажимом повторил он. — Но сначала принесу воды.

С этими словами Хэзард торопливо вышел из хижины. Чтобы противостоять Венеции Брэддок, требовалось немало мужества. А главное, у Хэзарда совсем не было опыта в таких вещах: за всю свою жизнь он ни разу не сказал «нет» красивой женщине.

Через пятнадцать минут котел на плите был полон, а еще через полчаса вода закипела. Хэзард осторожно вылил кипяток в ванну и разбавил холодной водой из ручья.

— Добавляй холодной воды из этих кувшинов, если понадобится, — обратился он к Венеции. — Где лежит мыло, ты знаешь.

— Это очень мило с твоей стороны. Спасибо.

В голосе Венеции больше не было насмешки, глаза из-под длинных ресниц смотрели совершенно серьезно. Она говорила искренне, тепло и явно была благодарна. И Хэзард вдруг понял, что этому еще труднее противостоять, чем ее насмешливой чувственности.

Ему оставалось только надеяться, что его голос звучит совершенно равнодушно:

— Возможно, тебе все-таки захочется надеть одно из этих платьев после купания. Они, по крайней мере, чистые. А через пару дней мы раздобудем что-нибудь более подходящее.

Он совершенно бессознательно сказал «мы» и даже не заметил этого. Зато от внимания Венеции это не укрылось. Она вдруг с удивлением почувствовала, что вообще начала вдруг воспринимать Хээарда совсем по-другому. Эта ванна, горячая вода, забота о том, чтобы ей понравились платья, — все было в высшей степени трогательным. Венеция всегда знала, что он очень красивый мужчина, но теперь неожиданно для себя обнаружила, что под блестящей оболочкой скрывается нежная и добрая душа, которую ей ни разу не доводилось встречать у знакомых ей мужчин…

— Ты не останешься? — еле слышно спросила она, когда Хэзард уже направился к двери.

Он замер на полпути, обернулся к ней, и в комнате повисло напряженное молчание. Ему потребовалось так много времени для ответа, что Венеция засомневалась, расслышал ли он ее, и приготовилась повторить вопрос.

— Нет! — наконец выпалил Хэзард, резко повернулся и вышел.

Купание оказалось просто неземным блаженством. Ванна была изготовлена с определенной целью, поэтому в ней хватило бы места и двоим. Но Венеция купалась одна, и только это несколько омрачало ее удовольствие.

А Хэзард провел время на выступе скалы, рядом со своей пушкой. Огни Даймонд-сити светились внизу, бросая розовый отсвет на низко повисшие облака. Тонкий серп луны то выглядывал из-за туч, то снова прятался, но на горе Хэзарда стояла кромешная тьма. Ветер шевелил ветки деревьев, и в его мыслях был тот же непокой, что и в природе.

Он думал о Венеции сотню раз на дню, и не меньшее количество раз ему хотелось прикоснуться к ней. Ее смех, улыбка, даже ее взрывной характер создавали между ними какие-то совершенно особые отношения, о которых Хэзард успел забыть после смерти Черной Голубки. К несчастью, Венеция была неприкосновенна. Она оказалась тесно связана с теми, кто хотел убить его, и еще теснее — с тем миром, где отвергали и презирали все, чем так дорожил Хэзард. Он положил руку на ствол орудия, и прохлада металла отвлекла его от печальных мыслей. «Достаточно», — решил он. Венеция Брэддок не останется здесь навсегда: он не хочет никаких осложнений в своей и без того непростой жизни. Нужно думать не о ней, а о том, что для него важнее всего — о шахте, о золоте, о благополучии своего народа.