Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

Его подручные вывалили перед стражами и советниками Муаза ворох чёрной одежды – такой же, что была на самих разбойниках.

Пока наши мужчины облачались в чёрные накидки, повязывали на головах чёрные чалмы и закрывали их краями носы и рты, предводитель джандерцев бросил взгляд на оробевших прислужниц и заявил:

– Женщины поедут в закрытых обозах. Никто не должен знать, что мы везём их с собой. Особенно эту, – указал он на меня.

Что ж, поездка не на верблюде, а в крытой телеге меня более чем устраивала. Вот только этих самых телег у разбойников оказалось всего семь – пять грузовых и две для пассажирок.

Жёны Муаза и три их прислужницы заняли один обоз, мне же пришлось ютиться вместе с остальными в другой повозке.

– Ты тоже поедешь в обозе, – прохрипел Стиану вожак, – твой рост никакая одежда не скроет. И глаза твои нечеловечьи тоже.

Пришлось Стиану присоединиться ко мне и другим девушкам в и без того тесной повозке. Старина Гро послушно поплёлся следом за ним.

– Какой красивый зверь, – услышали мы уже привычный комментарий от джандерца и привычное предложение, – почём продашь?

– Он уже старый, он не продаётся, – не вдаваясь в подробности, ответил Стиан и на всякий случай добавил, – а ещё у него время от времени лапы отнимаются и ему тяжело поспеть за лошадью. Так что, – тут он поманил Гро к обозу и скомандовал запрыгивать внутрь, – он поедет с нами. А то ещё отстанет в пути и потеряется.

Для пущей убедительности, что пёс стар и не так ловок, как раньше, Стиан подсадил Гро, и пока тот неуклюже скрёб передними лапами по дну повозки, с силой затолкал его наверх.

При виде этого душераздирающего зрелища парочка прислужниц выскочили из обоза и помчались к жёнам Муаза – просить, чтобы те взяли их с собой и избавили от поездки в компании ужасного грязного животного. Остальные же девицы забились в угол и боялись даже глаза поднять на великана-полутромца и его огромного пса.

Так мы и тронулись в путь. Неровные дороги и скрипучие колёса не давали и минуты усидеть спокойно и уж тем более подремать. Мы ехали целый день под матерчатой крышей в духоте и темени. Единственной связью с внешним миром стала дырка в тенте, и через неё я смогла увидеть за несколько дней пути много интересного, странного и даже пугающего.

В стороне от дорог нам то и дело встречались хлипкие лачуги и контрастирующие с ними каменные дома в несколько этажей. Джандерские поселения всем своим видом будто кричали: здесь нет места справедливости, здесь богатые обирают бедных. Вскоре я поняла, что богатыми здесь могут быть лишь те, кто промышляет разбоем. Пару раз наш отряд чуть не угодил в гущу воровских сражений. Сначала мы стали свидетелями битвы за отару овец в поле, а потом на наш отряд едва не напала банда каких-то голодранцев с целью украсть у всадников сильных и выносливых коней. Попытка грабежа была тут же отбита, и злоумышленники ретировались, как только узнали, что покусились на имущества могущественного клана Эрфад, под чьей защитой мы и имеем счастье находиться.

Как оказалось, за немалое вознаграждение Киниф купил лояльность и поддержку самых отъявленных головорезов Джандера. Собственно, этим самым вознаграждением он и обеспечил сохранность наших вещей и жизней. А пока другие бандиты боялись даже близко подъехать к людям клана Эрфад, мы могли в относительном спокойствии ехать по дорогам беспокойной сатрапии и наблюдать через дыры в тенте удивительные картины повседневной джандерской жизни.

Вот истощённые рабы в кандалах со стёртыми до мяса запястьями плетутся по обочине, а сзади их подгоняют вооружённые пиками всадники. Вот земляные ямы, накрытые решётками, за которые цепляются пальцы пленников на дне. Вот злые пастушьи собаки кидаются на наш обоз, видимо, учуяв Гро. Вот деревня за бурной рекой и её жители, что при виде нашей делегации похватались за рогатины и луки, ясно давая понять, что переправиться через быстрые воды и поживиться чужим добром у нас не получится.

За несколько дней в пути Стиан сумел внушить доверие оробевшим прислужницам, и даже смог разговорить их и узнать кое-что о джандерцах, вернее о слухах, которые ходят о них в Сахирдине:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Говорят, – тоненьким голоском прошептала любительница взбивать подушки, – они женщин из чужих домов похищают и продают в дом услад на потеху другим разбойникам.

– А если ребёнок при той матери будет, – вторила ей кухарка, – его у неё отберут и в другой дом отправят, где из мальчиков жаркое делают, а из девочек сварят суп.

– А если мужчина за свою семью вступится, джандерцы его на куски изрубят или кожу заживо сдерут и молитвенный коврик из неё сделают, чтобы сидеть на нём, есть жареных кошек и славить тёмного бога Амаута.

– Они жарят домашних кошек? – усомнился Стиан. – И даже едят их?

– Если не сами съедают, то отдают своим огромным злым псам. Джандерцы ведь все как один богохульники. Они отвергают нашу благодетельницу Инмулану и ненавидят всех кошек, как её истинное воплощение.

– Ясно, – кивнул Стиан, – значит, они едят кошек как воплощение Инмуланы и тем самым хулят её. И собак они разводят в знак противления богини-кошки.

– А ты сам то, – с подозрением вопросила кухарка, – случайно Амауту не молишься? Вот, пёс у тебя, какой огромный и зубастый.

Кажется, Гро лежал в этот момент рядом со Стианом и, разинув пасть и вывалив язык, тяжело дышал возле спасительной дырочки в тенте.

– Нет, Амауту я не молюсь. Я последователь Азмигиль и уже давно встал на путь побуждения.

– А твой пёс?

– Кошек он точно не ест. Ещё в щенячьи годы я отучил его за ними гоняться. Он их, если честно, побаивается. Особенно когтистых храмовых котов в Лилафуре.

Постепенно тема кошек и собак отошла на второй план, когда в прорези тента показались высокие стены большого города и какая-то странная пирамидальная насыпь возле его ворот. Она белела в лучах солнца и отбрасывала блики. И как бы я ни просматривалась к её неровным бокам, я все же не смогла понять, из какого материала эта пирамида сделана.

– Стиан, посмотри, – попросила я, уступая место у дыры, – у тебя зрение острее, что там такое у городской стены?

Он послушно заглянул в прорезь и с минуту всматривался вдаль, чтобы в итоге сказать:

– Какая-то насыпь из белого материала.

– Это я и сама вижу. Так что там за материал?

– Понятия не имею, – пожал он плечами, – Слишком далеко, не могу разглядеть.

– Ты и не можешь? – поразилась я. – А как же твоё чудесное зрение охотника и следопыта? Куда оно делось?

– Я же говорил тебе, – с едва заметной в полутьме улыбкой ответил он, – вначале чудесное зрение досталось моей маме от тех, кого на Полуночных островах называют пехличами, а в Сахирдине стражами огненных врат. Но когда она носила меня под сердцем, подарок чародеев пропал. К ней вернулось привычное зрение, зато я, сколько себя помню всегда мог разглядеть муху на самой верхней ветке бука и притаившуюся в траве утку на другом конце пруда. А теперь вот не могу. Кажется, придётся забыть об охоте и привыкать к Я же говорил тебе, – с едва заметной в полутьме улыбкой ответил он, – вначале чудесное зрение досталось моей маме от тех, кого на Полуночных островах называют пехличами, а в Сахирдине нормальному зрению как у всех людей.

Да? Стиан вдруг лишился своего чудесного зрения? Сначала Шела потеряла, когда была беременна им, теперь вот он, когда я… Стоп, так значит, чудо-зрение теперь перешло нашему малышу, и Стиан больше не сомневается в своём отцовстве?

– Как давно ты понял? – только и смогла спросить я.

– Как только мы вышли в море. Думал, из меня выйдет неплохой вперёдсмотрящий, а оказалось…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– И ты… теперь ты мне точно веришь? Веришь, что наш малыш…

– Всегда верил.

Тут моей руки коснулась его ладонь, и Стиан украдкой приобнял меня. А я припала к его плечу и блаженно прикрыла глаза. Значит, теперь все страхи позади и подозрения отвергнуты. Стиан не просто верит мне – он знает правду. И теперь он никогда не посмеет усомниться в моей честности. А я могу быть спокойна и думать теперь только о нашем мальчике и том, как скоро мы втроём окажемся во Флесмере…