Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон

уже какое-то время приглядывался к подросткам, заметив, что они несколько раз подходили к витрине и оглядывали снаружи помещение, как будто чего-то поджидая. Только когда большинство посетителей ушли, они оставили свой пост на тротуаре и двинулись к стойке. Маккаун пять лет проработал в ограблениях, так что эта сцена была ему знакома, даже слишком. Началось, подумал он, перекладывая неслужебное оружие из кобуры в карман дождевика.

И когда у стойки Джа-Ван Макги достал из кармана куртки что-то блеснувшее, Маккаун был наготове. Он без предупреждения произвел три выстрела в спину Макги. Затем приказал второму подростку оставаться на месте и крикнул продавцу вызывать полицию и скорую. И тогда склонился над жертвой. На полу лежала черно-серебристая зажигалка.

Убийство Джа-Вана Макги произошло всего через несколько недель после того, как не менее сомнительный выстрел другого белого полицейского разжег расовые бунты в Майами. Когда перед ратушей начались нешуточные пикеты, в департаменте все поняли, чем это пахнет. Все, кроме Скотти Маккауна.

Уорден пришел в отдел ограблений в 1977-м, через два года после Маккауна, и знал, что это хороший молодой коп, но сейчас его похоронит один неудачный выстрел. Уорден раскопал парочку свежих рапортов из Восточного района – об ограблениях, где подозреваемый применял маленький хромированный пистолет 25-го калибра.

– Вдруг поможет, – сказал Уорден.

– Спасибо, Дональд, – ответил Маккаун, – но мне ничего не сделают.

Сделали. Протесты и перешептывания о бунтах стали только громче, когда прокуратура штата отказалась представить дело большому жюри на основании отсутствия преступного умысла у детектива. Через три месяца показания Маккауна заслушала комиссия департамента: он утверждал, что стрелял из-за опасений о безопасности – как своей, так и окружающих. Затем пятеро заседателей выслушали спутника жертвы, объяснившего, что они с другом не собирались грабить закусочную, а в витрину заглядывали, потому что внутри было много народу и им не хотелось стоять в очереди за газировкой. Самое важное – комиссия заслушала самого Джа-Вана Макги, сидевшего в инвалидной коляске и парализованного ниже пояса, который заявил, что «просто вошел в дверь, а тот парень сделал два шага и начал палить». Комиссия взяла час на размышления, потом признала детектива виновным в нарушении трех правил департамента о применении боевого оружия, а также в «поведении, дискредитирующем департамент». Через неделю комиссар отказался рассмотреть ослабление наказания или реабилитацию. Померло просто согласился с рекомендацией комиссии и уволил детектива.

– Майами принесло нам правосудие, – заявил глава регионального филиала NAACP, но полиция на улице поняла дело Скотти Маккауна иначе: департамент, когда-то спускавший с рук даже самую безрассудную жестокость, теперь трубит отступление по всем фронтам. Вопроса об оправданности этого выстрела в Джа-Вана Макги не стояло; все копы, когда-то выхватывавшие оружие, морщились при мысли о зажигалке на линолеуме и семнадцатилетнем парне, оставшемся инвалидом на всю жизнь. Вопрос был в другом: будет ли департамент и дальше жертвовать своими, вместо того, чтобы заговорить вслух об одной из самых неизбежных истин полицейской работы: укоренившейся фантазии, будто хороший коп в любых обстоятельствах стреляет оправданно.

В склонной к насилию и тяжеловооруженной стране вполне логично выдавать правоохранительным органам оружие и полномочия его применять. В Соединенных Штатах только у копа есть право на убийство по собственному суждению. Поэтому Скотти Маккауна и триста других мужчин и женщин отправили на улицы Балтимора со «смит-вессонами» 38-го калибра, владению которыми они несколько недель обучались в академии, после чего еще каждый год ездили на полицейское стрельбище. Считалось, что этих знаний и собственного суждения полицейского достаточно, чтобы каждый раз принимать правильное решение.

Это ложь.

И эту ложь в департаменте полиции допускают, потому что иначе рухнет миф о непогрешимости, на котором, собственно, и зиждется право открывать огонь на поражение. И эту ложь требует сама общественность, потому что иначе столкнется со страшной неопределенностью. Ложная уверенность, миф о совершенстве, поддерживающий нашу культуру, требуют, чтобы Скотти Маккаун перед тремя выстрелами сделал предупреждение, назвался полицейским и приказал Джа-Вану Макги бросить оружие. Маккаун должен был либо дать ему время, либо стрелять не на поражение, а только чтобы ранить или обезоружить подозреваемого. Миф утверждает, что если детектив так не делает, то это говорит о плохой подготовке и халатности, а если этот детектив еще и белый – то, вполне возможно, он вдобавок расист, видящий в каждом черном подростке с блестящей зажигалкой вооруженного грабителя. И неважно, что из-за предупреждения полицейский лишается всех преимуществ – пока представляется и требует бросить оружие, он может сам получить пулю. И неважно, что в столкновении, длящемся каких-то пару секунд, с расстояния шести метров непросто попасть хотя бы в центр массы, не то что в конечности или в оружие, чтобы выбить его из рук подозреваемого. И неважно, что коп – достойный человек, что он искренне верил в угрозу, что стрелять в черного подозреваемого ему нравится ненамного больше, чем в белого. Маккаун – хороший служака, но он всего на долю секунды поспешил выпустить пулю 38-го калибра – и за это время и жертва, и стрелок сплелись в одной трагедии.

Для общественности – в частности, черной, – ранение Джа-Вана Макги стало долгожданной победой над департаментом, много поколений обесценивавшим черную жизнь. Можно сказать, вот что неизбежно бывает, когда зло покрывают слишком долго. Никого не волновало, что конкретно Скотт Маккаун – не дилетант и не расист; в Балтиморском, как и в любом другом полицейском департаменте по всей стране, за грехи отцов пришлось расплачиваться детям.

Копам на улицах, что белым, что черным, происшествие с Макги неоспоримо доказало, что отныне они сами по себе, больше система их не защищает. Чтобы сохранить авторитет, департаменту придется избавляться не только от тех, кто поддерживает и применяет жестокость, но и от тех, кто во внезапный страшный момент принимает всего одно неверное решение. Если выстрел оправданный, тебя прикроют, – правда, в Балтиморе теперь даже самое правильное применение силы не проходит без того, чтобы кто-нибудь и где-нибудь не вышел перед камерами и не заявил, что полиция безнаказанно убивает людей. Да и если выстрел – на грани, тебя, скорее всего, тоже прикроют – при условии, что ты умеешь писать рапорты. Но если выстрел не оправданный – ты уже никому не нужен.

Для департамента и самого города последствия были предсказуемыми и неизбежными. И теперь каждый коп, знающий недавнюю историю, смотрит на дело Монро-стрит и видит в нем бастарда той трагедии в закусочной на восточной стороне. Может, Джона Скотта убила полиция, и может, это даже умышленное убийство – хотя Уордену или кому угодно трудно представить, на