Вилла «Роза» - Альфред Мейсон

Ано раскурил сигару.

– Конечно, не обошлось без трудностей, ведь преступление было тщательно спланировано. Мелкие детали, такие, как отсутствие грязи с женских туфель на полу машины, обед в Аннеси, покупка веревки, отсутствие следов борьбы в маленьком салоне, – все было досконально продумано. Не случись одного маленького события, повлекшего маленький промах, едва ли нам удалось бы захватить эту шайку. Мы могли бы заподозрить Ветермила, но нам нечего было ему предъявить, ни одной улики против семейства Тейс мы бы вообще не обнаружили. Ошибка, как вы, без сомнения, понимаете, состояла в том…

– …что Ветермил не нашел драгоценности! – выпалил Рикардо.

– Нет, мой друг, это вынудило их сохранить жизнь мадемуазель Селии, – ответил Ано. – Это же позволило нам спасти ее, когда мы нашли дом, где обосновались преступники. Но это мало что дало для их поимки. Нет-нет… маленькое событие – это приход нашего друга Перрише в сад виллы «Роза» в то время, когда убийцы были еще в доме. Вообразите себе эту сцену, мосье Рикардо. Убийцы в ярости из-за того, что не могут найти добычу, ради которой рисковали головой; на полу у стены лежит убитая старуха; девушка под угрозой пытки выводит связанными руками: «Я не знаю», – и тут в тишине ночи явственно слышится скрип ворот и надвигаются размеренные, неумолимые шаги. Неудивительно, что они запаниковали. О чем они могли думать? Конечно, только о том, чтобы бежать, – а позже вернуться, когда Селия им расскажет, чего она, впрочем, не знала, но в любом случае сейчас надо было уносить ноги! Вот они и допустили маленькую ошибочку – в спешке оставили свет в комнате Элен, в результате чего убийство было обнаружено на семь часов раньше, чем они рассчитывали.

– На семь часов! – ахнул Рикардо.

– Да. В этом доме встают поздно. Уборщица приходит в семь. По плану это она должна была обнаружить, что в доме совершено преступление. К этому времени машина уже три часа как стояла бы в гараже. Утром Серветаз вернулся бы из Шамбери, помыл бы машину, он мог заметить, что в баке ровно столько бензина, сколько было, когда он уезжал, но он бы не заметил, что одна из его многочисленных канистр вообще опустела! Мы бы так и не узнали, что около четырех часов утра машина проезжала мимо виллы «Роза» и что от полуночи до пяти утра она проехала сто пятьдесят километров.

– Но вы еще раньше назвали Женеву – помните, во время ленча, еще до того, как пришло известие, что машина найдена, – а вы уже предположили Женеву!

– Это был выстрел наугад, – признался Ано. – Отсутствие машины натолкнуло меня на мысль: Женева – большой город и находится недалеко от Экса, это подходящее место, чтобы спрятаться, когда полиция наступает на пятки! Но, окажись машина в гараже, я бы не смог сделать такой удачный выстрел. Даже называя Женеву, я не был в этом убежден. На самом деле я хотел посмотреть, как это воспримет Ветермил. Он был великолепен.

– Он так и подпрыгнул!

– Он не выразил ничего, кроме удивления. Кстати, вы удивились не меньше, мой милый друг. Я искал на его лице признаки страха. Их не было.

– Но вы же его подозревали еще тогда, когда говорили о недюжинном уме и дерзости! Вы наговорили достаточно, чтобы помешать ему связаться с рыжей женщиной из Женевы. Этим вы связали ему руки. Да-да, вы заставили его затаиться!

– Давайте рассмотрим все с самого начала. Когда вы впервые ко мне пришли, я сказал вам, что у меня уже побывал комиссар. В его распоряжении уже был один интересный свидетель – Альфонс Руэль, который встретил Ветермила и Вокье возле казино и услышал, как Ветермил воскликнул: «Да, это правда, я должен достать деньги!» Я уже знал это, когда Гарри Ветермил пришел и попросил взяться за расследование. Это был дерзкий ход. Шансы были ничтожны, один к ста, что я прерву отпуск и примусь за работу в память о том небольшом обеде у вас в Лондоне. Я бы и не прервал его, если бы не знал то, что рассказал Альфонс Руэль. А так я не мог отказаться. К тому же меня пленила дерзость Гарри Ветермила. О да, я почувствовал, что должен принять вызов. Так мало преступников имеют силу духа, мосье Рикардо, прискорбно мало! Но Ветермил! Вы только посмотрите, в каком превосходном положении он бы оказался, получив отказ. Он сам, лично обратился к первому детективу Франции! А его аргумент? Он любит мадемуазель Селию – следовательно, она невиновна! Как он держался за это! Люди бы сказали: «Любовь слепа» – и все равно подозревали бы Селию. Однако им симпатичны ослепленные любовью, следовательно, тем невероятнее им покажется мысль, что Гарри Ветермил имеет какое-то отношение к этому злодейству.

Мистер Рикардо придвинул стул поближе к столу.

– Признаюсь, я тоже думал, что Селия – сообщница.

– Ничего удивительного. В доме был сообщник, с самого начала мы приняли это как факт, потому что в дом не вламывались. У нас была характеристика мадемуазель Селии, данная Элен Вокье, и все в ее рассказе было правдой. Был факт, что Селия отослала Серветаза. Была горничная, усыпленная хлороформом. Что может быть убедительнее версии, что Селия устроила сеанс и под покровом темноты впустила убийцу через стеклянную дверь?

– К тому же были отчетливые следы ее ног, – добавил Рикардо.

– Да, но именно здесь я начал чувствовать, что она невиновна, – сухо сказал Ано. – Все другие следы были затерты, взрыхлены, остались только ее, их легко было идентифицировать, и я задумался – а почему не уничтожили также и эти следы? Видите ли, Рикардо, убийцы приняли дополнительные меры, чтобы подозрение пало на Селию, а не на Вокье! Но следы все-таки были. Селия выскочила из комнаты так, как я описал это Ветермилу. Я был озадачен. Затем я нашел в комнате обрывки бумаги с надписью рукой Селии: «Je ne sais pas». Слова могли быть посланием от духов и означать что угодно, и я их пока отмел. Но диван меня озадачил. Я был очень обеспокоен, очень.

– Я это заметил.

– Не только вы, – усмехнулся Ано. – Помните, как вскрикнул Ветермил, когда вернулся в комнату и увидел, что я опять уставился на диван? О, он тогда удачно выкрутился. Я раньше говорил, что французские преступники не слишком миндальничают со своими жертвами, и он сделал вид, что этот крик вырвал из его груди страх за Селию. Однако причина была иной. Он, конечно, испугался, смертельно испугался, только не за Селию, а за себя. Он боялся, что я пойму, о чем рассказывают диванные подушки.

– О чем же они рассказывали? – спросил Рикардо.

– Сейчас вы это уже знаете. Подушек было две, на обеих были особые отметки, но разные. На той, что лежала в изголовье, была вмятина, как будто в нее что-то вдавили, – похоже, что голову; и еще на ней было бурое пятнышко от свежей крови. На второй подушке было две вмятины, а между ними острый рубчик – с этим было понятнее. Я измерил расстояние между подушками и пришел к выводу: если – очень большое если – подушки не сдвигали после того, как появились эти вмятины, то на диване лежала девушка того же роста, что мадемуазель Селия, лицом на одной подушке, ногами подошвами вверх на другой. Вмятины на второй подушке и узкий рубчик между ними мог быть сделан парой туфель, прижатых друг к другу. Но для человека это неестественная поза, к тому же вмятина от головы была очень глубокой. Если моя догадка была верна, то женщина так лежала потому, что была беспомощна, ее туда бросили, сама она не могла подняться, – одним словом, потому, что руки у нее связаны за спиной, а ноги прижаты одна к другой. Следите за моими рассуждениями! Положим, мои предположения верны – а у нас нет ничего, кроме предположений; тогда женщина на диване не могла быть Элен, потому что Элен нам бы об этом сказала, у нее нет причин что-то скрывать. Это могла быть только мадемуазель Селия. Я еще не разобрался, почему на чехле одной подушки разрыв, на другом – пятно, к тому же была загадка следов за дверью. Если мадемуазель Селия лежала связанная на диване, как могла она бежать из дому? Вот вопрос, на который нелегко было дать ответ.

– Да, – вздохнул Рикардо.

– Однако был и другой вопрос. Положим, мадемуазель Селия не сообщница, а жертва; далее, положим, что она связанная лежит на диване; что каким-то образом сделали отпечатки ее следов на земле, а ее потом вынесли на руках – в таком случае становится понятно, почему другие следы стерты, а ее оставлены. На нее падет подозрение в виновности, и доказательством послужит то, что она по своей воле выбежала из дома и села в машину. И опять же, если эта версия верна, сообщницей была не Селия, а Элен Вокье.

– Совершенно с вами согласен!

– Потом я нашел улику, относящуюся к незнакомой гостье: длинный рыжий волос, – важнейшую улику, о которой я предпочел умолчать. У мадемуазель Селии волосы белокурые, у Вокье – черные, у мадам Довре – тускло-каштановые, крашеные, у уборщицы – седые. Значит, это волос гостьи. Ну вот, а дальше мы поднялись в комнату мадемуазель Селии.

– Да, – пылко сказал Рикардо, – приближаемся к баночке с кремом.