Сиамские близнецы - Лариса Захарова

— Это крайне ценно! Это свидетельство, что меморандум Идена не «деза». Впрочем, даже не в том суть вопроса. В другом. Я думаю, тебе выгодно на некоторое время исчезнуть, Рихард. Быть подальше от этой ситуации. Поедешь в Испанию. Там по-прежнему верховодит абвер, наши ребята в тени, Канарис им вяжет руки. Надо навести порядок. Люди Канариса выходят из-под контроля. Приказ я подпишу сегодня. У меня нет иного способа спасти тебя от гнева фюрера, а ты знаешь, ослепленный гневом, он бывает жесток. Мне придется многое в этой истории брать на себя. До отъезда представь Дорна и Доста к награде, а когда Дост появится, направь ко мне, я хочу поддержать его парой теплых слов, — закончил Гейдрих и подумал, усмехаясь: «Это тоже ляжет в строку. Фюрер любит, когда отличается герой-одиночка и присутствует братская взаимовыручка».

XXIV

Королевская карета с форейтором и слугами на запятках тронулась от здания германского посольства. Она мягко катилась на старинных рессорах, прохожие поглядывали на нее с любопытством и гордостью. Живы традиции и великая история Британии, если и в конце 1936 года по Лондону разъезжают форейторы в средневековых пелеринах, если иначе вновь прибывший иностранный посол не может приехать к королю Великобритании, Ирландии и Британских доминионов за морями, защитнику веры, императору Индии.

К королю Эдуарду VIII ехал вручать верительные грамоты посла германского рейха Иоахим Риббентроп.

Карета нырнула под каменные своды дворцовых ворот. Круг по плацу — и она остановилась у широкого крыльца. Перед Риббентропом церемонно распахнули дверцу, но он застыл удивленно — увидел часовых в ярких костюмах эпохи Тюдоров. Они стояли в черно-красных полосатых колетах, в низких кожаных шляпах, в белых гофрированных воротниках, с алебардами в руках. Пришлось напомнить господину послу, что он приехал в Букингемский дворец вовсе не с туристскими целями.

Риббентропа привели в Зал поклонов. Растворились двери Тронного зала, Риббентроп переступил его порог и увидел короля. За спиной короля стояли Иден и Болдуин. Чуть поодаль — скромно одетая дама с таким прекрасным и печальным лицом, что Риббентроп не смог отвести от нее взор. Остановился. Король ждал. Он же не мог первым пойти к нему навстречу. Возникла неловкая пауза. Эдуард бросил настороженный взгляд на Идена — тот стоял с непроницаемым лицом. Болдуин слегка усмехался, впрочем, его осторожную усмешку можно было принять за легкую светскую улыбку. Леди Симпсон побледнела. Наконец Риббентроп сдвинулся с места. Эдуард протянул руку для приветствия:

— Как вас встретили в Королевстве? Не тяжела ли была дорога? — это были традиционные вопросы, которые любой английский король всегда задавал любому послу. И тут король увидел, какие у Риббентропа большие, бездонные, но совершенно пусто-водянистые глаза — эти глаза смотрели с изумлением:

— Так я здесь был и раньше. Вы забыли?

— Ваше Ве-ли-чест-во… — вдруг донесся до Риббентропа чей-то навязчивый шепот. Это подсказывал церемониймейстер, у него не выдержали нервы. Король все-таки на то и король, чтобы не разговаривать с ним, как с прохожим на Стрэнде.

Болдуин тут же нашелся:

— Его Величество интересует, — он подчеркнул слова «Его Величество», — как вам пришелся наш климат? Хорошо ли вы чувствуете себя?

Риббентроп начал смотреть в потолок и вяло ответил:

— Спасибо, неплохо, — и опять не добавил «Ваше Величество». — Климату вас не особенно здоровый, конечно… У нас тоже бывает плохая погода. Но я должен сказать, — то ли услышал наконец подсказку, то ли вспомнил вчерашние наставления церемониймейстера, — Ваше Величество, что моя программа определена борьбой с коммунизмом, к которой необходимо подключить и Великобританию. Я считаю, что вы недооцениваете «красную опасность».

Король бросил на Риббентропа удивленный взгляд. Такой церемонии вручения верительных грамот он не мог представить себе и в жутком сне.

Но церемония продолжалась.

— Когда двор сможет увидеть вашу супругу? Есть ли у вас дети?

Риббентроп ответил, что дети есть, двор его супругу увидит… и тут услышал за своей спиной слово «грамоты»… Опять ему подсказывали! А он и забыл про украшенный тяжелыми печатями голубой конверт, в котором лежали документы, удостоверяющие его ранг посла. В руки Эдуарду уже вложили отзывную грамоту бывшего, покойного посла фон Хеша. Риббентроп протянул свой конверт. Король принял и машинально передал его Болдуину. Церемония окончена.

Иоахим Риббентроп, бывший коммивояжер фирмы шампанских вин, отныне чрезвычайный и полномочный посол Германии в Великобритании. Все.

Король слегка поклонился и направился к выходу. За ним последовала скромно одетая женщина с прелестным, печальным, теперь еще и очень бледным лицом…

— Мне лучше уехать незаметно, — тихо сказала леди Симпсон. — Зачем ты заставляешь меня вести себя так, словно… Я постоянно чувствую себя во враждебном окружении.

Эдуард кивнул молча, церемония приема посла затянулась, а его давно уже ждал Черчилль, встреча с сэром Уинстоном была сейчас для него куда важнее всех англо-германских проблем. Пришла пора решать. И решать окончательно. Уэллис права, ей действительно лучше уехать одной. Эдуард проводил ее, усадил в автомобиль, и, когда машина ушла за арку, на душе стало щемяще пусто. Когда Уэллис не было рядом, он все время ощущал эту тоску полного одиночества. И тогда он думал, что лучше остаться с ней, чем всю жизнь — а впереди у него еще долгие годы — среди этих дворцовых стен ощущать в груди такую боль. Но эти стены… Он здесь вырос, здесь он всегда знал, что он — король… Но был ли он королем? С каким удовольствием сегодня он вышвырнул бы за дверь этого наглого Михеля, не имеющего ни малейшего представления о дипломатическом, да и простом человеческом этикете! Куда там! Утром Болдуин предупредил: «Конечно, фон Хеш был приятнее как человек, но времена меняются. Гитлер очень настаивал на этой кандидатуре». Какой же он король? В сорок один год, как юнец, не смеет распорядиться собственной жизнью! И нужно ли быть таким королем?

Черчилль был настроен не столь пессимистично. Однако начал с легкого упрека:

— Зачем, Ваше Величество, вы пригласили сегодня леди Уэллис на церемонию? И я, и Монктон просили миссис Симпсон быть осторожной, не сопровождать вас хотя бы в официальной обстановке. Я горячо понимаю ваши чувства, однако… Епископ Блант публично осудил поведение короля — это неслыханно! И все может сказаться на… Вы понимаете, Ваше Величество, что я имею в виду.

Эдуард устало сел на диван рядом с Черчиллем. Он разглядывал висевший на противоположной стене пейзаж кисти Тернера, будто искал в живописной идиллии утешение. Лицо короля трагически замкнулось. Черчилль продолжал говорить, хотя, наверное, ему следовало бы просто помолчать с королем, коль он так стремился всячески выразить ему свое внимание и поддержку в эти трудные месяцы. Но Уинни всегда считался говорливым ребенком и лихо болтал даже тогда, когда логопед еще не научил его правильно произносить шипящие, а гипнотизер не отучил заикаться.

— Я всегда знал на горьком опыте своего дяди лорда Блэнфорда, что неосторожная любовная связь может погубить политическую карьеру раз и навсегда. Скандал принимает опасные для монархического принципа размеры. Речь идет уже не просто о частной жизни короля. Епископ Блант вынудил премьера дать соответствующие пояснения депутатам парламента. И Болдуин вынужден был приоткрыть некоторые частности ваших бесед, затронуть пикантные стороны проблемы, — король вздрогнул, — в том числе и открыть ту дилемму, которая вами обсуждалась в Виндзоре в прошлый четверг.

— Вы-то женились по любви, — вяло отозвался король. — Я помню, отец послал вам в качестве свадебного подарка отделанную золотом трость с гербом дома Мальборо… Вы женились по любви — и счастливы как мужчина и как политик. Я же должен выбирать. Это тяготит.

— Самое печальное, — продолжал Черчилль, — вовсе не проблема выбора. Леди Уэллис не пользуется популярностью… К тому же в коридорах власти о ней идут нехорошие разговоры.

Эдуард насторожился — неужели?…

— Нет, — понял его Черчилль, — нет, речь не о том, что она пятнает свое и ваше имя. Дело в том, что ее окружение настораживает. Ведь не очень давно у Идена исчезли кое-какие документы. Утверждают, что их похитила одна из дам, составляющих свиту миссис Уэллис.

— Имеется в виду американка?

— Затрудняюсь ответить на этот вопрос. Но окружение миссис Симпсон столь разнородно… Кстати, это тоже настраивает против нее. Круг, в котором вращается возлюбленная английского короля, должен быть предельно выдержан.

— Я скажу ей об этом, — ответил Эдуард. — Но не думаю, чтобы салон леди Симпсон могли использовать в шпионских целях, — король брезгливо поморщился.